Анна с низким горловым звуком поднялась на ноги. Взглянула на Екатерину, на меня. Обвела взглядом остальных придворных дам, никто не глянул в ответ, все отводят глаза, притворяются, будто страшно увлечены теннисным матчем. Как Анна минуту назад, головы влево-вправо, следом за мячом, глаза не видят ничего, каждая в ужасе ждет, вдруг она прикажет следовать за собой.

— Мне нужен сопровождающий, — резко сказала Анна. Ни одна из этих хитрых лисичек даже не обернулась. — Кто-то из дам должен пойти со мной. — Она снова взглянула на Екатерину.

— Нет, — вскрикнула я, уже знала, что она задумала. — Нет, Анна, нет. Умоляю тебя.

— Могу я взять с собой фрейлину? — спросила она капитана.

— Да, ваше величество.

— Тогда я возьму Екатерину, — приказала она и, когда стражник открыл дверцу, торжественной поступью вышла из беседки. Екатерина, ничего не понимая, бросила на меня испуганный взгляд, затем засеменила за королевой.

— Екатерина, — резко позвала я.

Она оглянулась, бедная девочка совсем потерялась.

— Ступай за мной, — обернулась Анна, такое мертвое спокойствие в тоне, что Екатерине ничего другого не оставалось, как улыбнуться мне на прощанье.

— Держись веселей, — невпопад шепнула не своим голосом дочь — будто в пьесе играет. Потом повернулась и последовала за королевой, высоко, словно принцесса, подняв голову.

Я застыла, не в состоянии двинуться, только глядела им вслед, но стоило им скрыться из виду, подобрала юбки и понеслась во дворец, найти Георга, отца, кого-нибудь, кто поможет Анне, кто заберет у нее Екатерину, отдаст ее мне, и мы поскачем в безопасности по дороге в Рочфорд.

Несусь через зал, кто-то ловит меня в объятья, отталкиваю его прежде, чем понимаю — это тот единственный человек в мире, который мне нужен.

— Уильям!

— Любовь моя, любовь моя, что случилось?

— О Боже, Уильям, они взяли Екатерину! Они взяли мою девочку!

— Арестовали Екатерину? За что?

— Нет, она Анну сопровождает. Анне приказано явиться в Тайный совет.

— В Лондоне?

— Нет, здесь.

Он сразу все понял, выругался, шагнул вправо, шагнул влево, взял меня за руки.

— Тогда надо ждать, пока она выйдет. — Он взглянул мне прямо в лицо. — Да не беспокойся ты, Екатерина — молоденькая девчонка. Они не ее допрашивать будут, а Анну. С ней даже разговаривать не станут, а если и спросят что, ей скрывать нечего.

Я с трудом выдохнула, кивнула:

— Ты прав, ей скрывать нечего. Она ничегошеньки не знает. Ну зададут ей вопрос-другой, она благородных кровей, они ей ничего не сделают. А где Генрих?

— С ним все в порядке, он с кормилицей и малышкой. Я думал, ты так мчишься из-за брата.

— Что с ним? — Страх опять поступил к горлу, сердце часто-часто забилось. — Что с Георгом?

— Его арестовали.

— Вместе с Анной? Держать ответ перед Тайным советом?

Лицо мужа потемнело.

— Нет. Отправили в Тауэр. Генрих Норрис уже там, король сам препроводил его вчера в крепость. И Марк Смитон — помнишь мальчишку-певца? — тоже там.

Губы не двигаются, онемели, не могу задать вопрос.

— В чем их обвиняют? Почему королеву допрашивают здесь?

— Никто не знает, — покачал он головой.

До полудня мы ждали вестей. Я слонялась по коридору перед залой, где заседал Тайный совет, но меня даже на порог не пустили из страха, что я могу подслушать, о чем они там говорят.

— Да не собираюсь я подслушивать. Мне бы только дочку повидать, — умоляла я стражника. Он молча кивнул и жестом приказал отойти подальше.

Вскоре после полудня дверь отворилась, паж выскользнул из комнаты, что-то прошептал солдату.

— Уходите отсюда, — приказали мне. — Велено расчистить проход.

— Зачем?

— Уходите, — только и повторил он. Выкрикнул приказ, снизу из парадной залы донесся ответ. Меня оттеснили, не грубо, но настойчиво, от двери, за которой скрывался Тайный совет, от лестницы, от залы, от выхода в сад, от самого сада. Других придворных, если попадались на пути, тоже теснили в сторону. Требовалось идти, куда приказывают, чтобы и сомнений не оставалось в доселе невиданном могуществе короля.

Я поняла — они расчищают путь к парадной пристани. Побежала туда, где разгружают лодки с товарами. Там стражи нет, остановить меня некому, встала у самой воды, уставилась на парадную пристань Гринвичского дворца.

Мне отсюда все видно, Анна в голубом платье, в том самом, в каком сидела утром в беседке, Екатерина отстает от нее только на шаг. Как хорошо, она в плаще, не простудится, если на реке холодно. Господи, как же глупо беспокоиться о простуде, когда я не знаю, куда ее везут. Я пристально гляжу на них, будто хочу взглядом уберечь от опасности. Они прошли к барке короля, а не к судну королевы, и грохот барабана, задающий темп гребцам, прозвучал зловеще и печально, подобно барабану у плахи, когда палач берется за топор.

— Куда вас везут? — изо всех прокричала я, больше не в силах сдерживать страх.

Анна не услышала, но белый овал дочкиного личика повернулся на мой голос, она глазами поискала меня в саду.

— Здесь, здесь, — снова закричала я, замахала руками. Заметила меня, махнула мне тоненькой ручкой и взошла следом за Анной на королевскую барку.

Как только они оказались на борту, солдаты одним движением оттолкнули суденышко. Барка дернулась, обе женщины упали на сиденья, я потеряла их из виду. Через минуту снова заметила дочку, сидит на скамье рядом с Анной, смотрит на меня. Гребцы вывели барку на середину реки, лодка легко двинулась вместе с поднимающимся приливом.

Я не пыталась больше ее звать, знала — голос пропадет в грохоте барабана, да и незачем пугать Екатерину криками. Стояла не шелохнувшись, только махала ей рукой, пусть видит — я тут, знаю, куда их везут, приду к ней, как только смогу.

Даже не глядя, почувствовала — Уильям рядом, тоже машет нашей дочери.

— Как ты думаешь, куда их везут? — спросил он, будто сам не знал ответа на свой вопрос.

— Зачем спрашиваешь, ясно же, в Тауэр.

Мы с Уильямом времени не теряли. Прямо к себе, побросали кое-какую одежду в мешок, побежали к конюшням. Генрих уже ждал у лошадей, широко улыбнулся, мы наскоро обнялись. Все готовы, малышка крепко привязана к нянькиной груди. Уильям торопливо подсадил меня в седло, вскочил на коня. Забрали с собой и свежеподкованную лошадку Екатерины. Ее вел в поводу Генрих, а Уильям держал уздечку коренастой, с широкой спиной лошади кормилицы. Мы выехали из дворца, никому не говоря, куда едем и когда вернемся.

Уильям снял несколько комнат в доме позади францисканского монастыря, прямо рядом с рекой. Отсюда ясно видна башня Бошан — там Анна и моя дочь. Брат и другие мужчины, наверно, где-то неподалеку. В этой башне Анна провела ночь перед коронацией. Интересно, вспоминает ли она о роскошном платье, которое было на ней в этот день, и о молчании в Лондоне — знаке того, что ей никогда не стать возлюбленной королевой англичан.

Уильям приказал хозяйке дома приготовить нам обед, а сам отправился разузнавать новости. Вернулся, когда все было готово, подождал, пока женщина накроет на стол и выйдет из комнаты, принялся рассказывать. Трактиры у Тауэра гудят от новостей. Королеву взяли под стражу, обвиняют в супружеской измене, колдовстве и всем таком прочем.

Я кивнула. Теперь ясно, судьба Анны решена. Генрих умело воспользовался слухами, ходящими в народе, чтобы расчистить путь к расторжению брака и взять себе новую королеву. Во всех трактирах уже говорят, что Генрих снова влюбился — теперь его избранница юна, прекрасна и невинна, истинно английская девица из Уилтшира, храни ее Боже, добрая и благочестивая, не то что Анна — слишком уж образованная, да еще воспитывалась при французском дворе. Уже откуда-то поползли слухи, что Джейн Сеймур — лучший друг принцессы Марии, что она верой и правдой служила королеве Екатерине. Она и молится по-старому, и книг безбожных не читает, и с мужчинами, которые знают толк в жизни, не спорит. Семья у нее что надо, скромные, честные люди, не эти лорды, которым только бы заграбастать побольше. Очень плодовитое семейство. Нет сомнения, у Джейн будут сыновья, это вам не Екатерина с Анной.