Прежде чем снова сесть, достал из кармана камзола какую-то бумагу. Я сразу же узнала почерк. Мое письмо к Анне! Бросил его на стол, заметил:

— Не очень-то по-дружески.

— Не очень-то вежливо останавливать чужих слуг и читать чужие письма.

— Это мой слуга и мое письмо. Вы — моя жена. Все ваше — мое, а все мое я хочу сохранить, в том числе детей и женщину, носящую мое имя.

Положила руки на стол, разжала пальцы. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Напомнила себе — хоть мне только девятнадцать, четыре с половиной года из этих девятнадцати я была любовницей короля Англии. Я — Говард до мозга костей.

— Послушайте, муженек. — Голос мой звучит твердо. — Что прошло, то прошло. Вы не прочь были получить титул, земли, деньги, расположение короля, и мы оба знаем, откуда все это на вас свалилось. Я не стыдилась своих поступков, но и вы тоже. В нашем положении любой бы обрадовался. Нам обоим известно — заслужить и удержать любовь короля отнюдь не синекура.

Уильям, казалось, оторопел от моей внезапной откровенности.

— Одной неудачей Говардов не свалить. Это просчет Уолси, не наш. Игра еще далеко не проиграна, и если бы вы знали дядю Говарда так же хорошо, как я, то не спешили бы признавать его поражение.

Уильям кивнул.

— Враги наступают на пятки, Сеймуры в любой момент готовы занять наше место, будьте уверены, какую-нибудь из их девиц где-то уже учат, как попасться королю на глаза. Соперники всегда найдутся. И не важно, сможет ли король жениться на Анне, сейчас — ее звездный час, и нам, Говардам, да и вам тоже, муженек, в ваших же интересах, стоит ее поддерживать.

— Она будто катит по тающему льду, — вдруг сказал Уильям. — Слишком старается. Потом и кровью отвоевывает место возле короля. Каждому, кто приглядится, заметно.

— Какая разница, если король ничего не замечает?

— Так долго не выдержать. Она вертит им как хочет, это не может тянуться вечно. Ну удержит его до осени, но ни одной женщине не приковать его навсегда. Мужчину так не удержишь. На несколько недель — быть может, но после неудачи Уолси могут потребоваться месяцы, даже годы.

Представила на минуту — Анна стареет в ожидании свадьбы.

— И что же ей делать?

— Ничего, — звериная усмешка. — А мы с вами отправимся домой и начнем семейную жизнь. Я хочу сына, похожего на меня, а не маленького светленького Тюдорчика. Дочь с карими, как у меня, глазами. И дети у нас будут!

Я наклонила голову:

— Не желаю слышать попреки.

Уильям только пожал плечами:

— Придется потерпеть. Жена вы мне или нет?

— Да.

— Может быть, тоже собираетесь аннулировать брак? Кажется, браки вообще выходят из моды. Хотите уйти в монастырь?

— Нет.

— Тогда отправляйтесь ко мне в комнату, — сказал он просто. — Я буду через минуту.

Я застыла. Об этом-то я и не подумала. Муж смотрел на меня поверх кубка с вином.

— Ну что?

— Нельзя ли подождать до Норфолка?

— Нет, — отрезал он.

Медленно раздеваюсь, удивляясь собственному отвращению. Десятки раз я спала с королем, ничего не чувствуя, лишь следуя его желаниям, просто чтобы доставить ему удовольствие. В этом году, точно зная — он думает об Анне, через силу шепча „любимый“, чувствуя себя просто шлюхой, понимала—мужчина, дурак, не отличит настоящую монету от фальшивой.

А вот этот мужчина в тринадцать лет впервые уложил меня в брачную постель. Сейчас я уже далеко не девочка, но все же не настолько цинична, чтобы без ужаса думать о ночи с тем, кто кажется мне почти врагом. Уильям имеет права на меня, и я его боюсь.

Он не торопится. Забираюсь в постель, притворяюсь спящей. Дверь открывается, он переступает порог. Слышу, ходит по комнате, раздевается донага, ложится. Натягивает на голые плечи тяжелое одеяло.

— Не спишь?

— Нет еще, — сознаюсь я.

В темноте находит мое лицо, ласкает шею, плечи, движется ниже. Даже через тонкое полотно сорочки чувствую, какие холодные у него руки. Он учащенно дышит, прижимает меня к себе, и я уступаю, расслабляюсь, как для короля. На мгновенье замираю от мысли — я не знаю, как вести себя с другими мужчинами, кроме Генриха.

— Не хочешь меня?

— Разумеется, хочу, я же твоя жена. — Голос звучит ровно.

Боюсь, это ловушка — если откажусь, он сможет развестись со мной. Но вздох разочарования показывает — он искренне надеялся на более теплый ответ.

— Тогда давай спать.

Какое облегчение! Не решаюсь сказать ни слова, вдруг передумает. Лежу неподвижно, пока он поворачивается ко мне спиной, натягивает одеяло, устраивается на подушке и, наконец, затихает. Тогда, только тогда живот перестает сжиматься и притворная говардовская улыбка сползает с лица. Проваливаюсь в сон. Выдержала еще одну ночь, осталась в Гевере. Говарды могут начинать игру. Мало ли что случится завтра!

Нас разбудил стук в дверь. Я выскочила из кровати, прежде чем Уильям успел схватить меня за руку. Открыла дверь, бросила резко:

— Тише, милорд спит.

Как будто в самом деле беспокоюсь, как будто сама не собиралась выбраться из его постели как можно скорее.

— От госпожи Анны, срочное. — Слуга протянул письмо. Я страшно хотела накинуть плащ и прочесть письмо подальше от Уильяма, но он уже проснулся и сел на кровати.

— Наша драгоценная сестрица, — улыбнулся насмешливо. — Что она пишет?

Выбора нет, я открыла письмо возле него, надеясь, вдруг Анна раз в жизни решила позаботиться не о себе, а о ком-то другом.

Уильям протянул руку, и я отдала письмо.

— Сама догадалась, куда я поехал, когда оставил двор, — заметил он. Я промолчала, и он добавил горько: — Прыг-скок, и ты опять свободна. А мы вернулись к тому, с чего начали.

У него на устах как раз то, о чем я думаю. Но за внешней суровостью прячется страдание. Рога — не самый удобный головной убор, а он носит его уже пять лет. Медленно подошла к постели, протянула руку, сказала нежно:

— Мы обвенчаны, и я никогда не забываю об этом, хоть жизнь и развела нас. Будь мы женаты по-настоящему, Уильям, я стала бы тебе хорошей женой.

— Говоришь, как истинная Говард. Вдруг погода переменится, и тогда уж лучше быть леди Кэри, чем второй сестрой Болейн, особенно если первая погубила себя.

Догадка до того точна, что пришлось отвернуться, вдруг прочтет правду в моих глазах.

— Ох, Уильям, — произнесла укоризненно.

Притянул поближе, взял пальцем за подбородок, повернул к себе лицом.

— Дражайшая женушка, — произнес насмешливо.

Я закрыла глаза под его испытующим взглядом и, к своему удивлению, ощутила тепло его губ у себя на губах. Ласковый, нежный, легкий поцелуй, и желание поднялось во мне как давно забытая весна. Обняла мужа за шею, прижалась ближе.

— Я был не на высоте прошлой ночью, — мягко сказал он. — Не здесь и не сейчас. Но быть может, в ближайшее время, как ты думаешь, женушка?

Улыбнулась, скрывая облегчение, что не придется ехать в Норфолк.

— В любое время, когда ты захочешь, Уильям, — согласилась я.

В Ричмонде Анна — настоящая королева, разве что не по имени. Ее новые покои — рядом с королевскими, придворные дамы ждут приказаний, дюжина новых нарядов, драгоценности, пара охотничьих лошадей, а когда советники обсуждают государственные дела, ее кресло рядом с креслом короля. Только в главной зале, за обедом, ей приходится опускаться до стола для придворных, пока королева Екатерина величественно усаживается за стол на возвышении.

Я живу вместе с сестрой, надо же ее поддержать — несмотря на тесные отношения, никто не посмеет думать, что она любовница короля. Но на самом деле — помогаю держать его на расстоянии. Он отчаянно ее хочет, доказывает — раз уж они помолвлены, могут делить и постель. Анна использует любой предлог — то она защищает свою девственность, говорит, что никогда себе не простит, если потеряет невинность до свадьбы, хотя, видит Бог, и она пылает страстью. Никогда себе не простит, если не предстанет перед ним непорочной девой в брачную ночь. Говорит — если любит ее так сильно, как утверждает, то должен любить и святую чистоту ее души, хотя, видит Бог, ля-ля-ля, то она боится, то одновременно стремится и к нему, и от него, то ей нужно время.