Идем рука об руку, не беспокоясь, что нас увидят — весь город пьян. Уильям привел меня к лавке пекаря, посмотрел наверх — идет ли дым из кривой трубы.

— Пахнет хлебом! — объявила я, втянув носом воздух, и сама удивилась, что такая голодная.

— Постучусь, пожалуй. — Уильям стукнул молоточком в боковую дверь.

Послышался приглушенный шум, дверь резко распахнулась, на пороге мужчина, красное лицо припорошено мукой.

— Могу я купить хлеба? — спросил Уильям. — И позавтракать?

Пекарь только моргал — на улице уже совсем светло.

— А деньги у вас есть? — угрюмо осведомился он. — Бог свидетель, у меня у самого ничего не осталось.

Уильям потянул меня в пекарню. Внутри тепло, пахнет упоительно. Все запорошено мукой, даже стол и табуреты. Уильям обтер сиденье своим плащом и усадил меня.

— Немного хлеба, — попросил он. — Две кружки эля. Фрукты для дамы, если найдутся. Сварите пару яиц, может быть, еще чуть-чуть ветчины или сыра — словом, чего-нибудь вкусненького.

— Я только что посадил в печь первую порцию хлеба, — проворчал пекарь. — Сам еще не завтракал. Где уж бегать за ветчиной для господ.

Блеснула, звякнула серебряная монета, и мигом все изменилось.

— У меня в кладовой найдется превосходная ветчина и кусок сыра, только что из деревни, мой кузен сам делал. Сейчас встанет жена и нальет вам по кружечке эля. Она отлично варит пиво, вкусней во всем Лондоне не найти.

— Благодарю вас, — вежливо ответил Уильям и подмигнул мне. Уселся рядом, рука удобно покоится у меня на талии.

— Только что поженились? — спросил пекарь, вынимая хлеб из печи.

— Да, — ответила я.

— Совет да любовь, — произнес он с сомнением, выкладывая хлеб на деревянный прилавок.

— Аминь! — спокойно сказал Уильям. Притянул меня к себе, поцеловал в губы, шепнул на ухо: — Я буду любить тебя вечно.

Уильям проводил меня до калитки, ведущей в Тауэр, сам он собирался нанять лодочника и спуститься по реке через шлюзовые ворота. Мадж Шелтон уже успела вернуться, но была так поглощена своими делами — она поспешно переодевалась и причесывалась, что даже не спросила, куда я так рано выходила. По-видимому, добрая половина двора проснулась сегодня утром в чужих постелях. Успех Анны, возлюбленной, ставшей женой, вскружил голову каждой незамужней девчонке в королевстве.

Я ополоснула руки и лицо, сменила платье, чтобы идти с Анной и остальными дамами к заутрене. В первый день после коронации Анна оделась роскошно — темное платье и чепец расшиты драгоценными камнями, длинная нитка жемчуга дважды обвивает шею, как всегда, золотая подвеска с буквой „Б“ — Болейн, в руках — молитвенник в золотом переплете. Кивнула мне, я присела в глубоком реверансе. Следую за подолом ее платья, будто это большая честь для меня.

После мессы и завтрака с королем Анна занялась преобразованием своего двора. Многие из слуг королевы Екатерины без труда перенесли свою преданность на Анну. Как и все мы, следуют за восходящей звездой, а не за потерпевшей неудачу королевой. Я заметила в списке имя Сеймур.

— Собираешься сделать эту девчонку Сеймур придворной дамой? — полюбопытствовала я.

— Которую? — лениво поинтересовался Георг, придвигая к себе список. — Агнесса, говорят, известная шлюха.

— Джейн, — ответила Анна. — У меня будут тетя Елизавета и кузина Мария. Достаточно Говардов, чтобы перевесить влияние одной-единственной Сеймур.

— Кто просил за нее? — осведомился Георг.

— Все непрерывно просят, — устало ответила Анна. — Думаю, одна-две дамы из других семей будут кстати, не могут же Говарды получить все.

— А почему бы и нет? — рассмеялся Георг.

Анна отодвинула свой стул от стола, положила руку на живот, тяжело вздохнула.

— Устала? — встревожился Георг.

— Живот схватило. — Она взглянула на меня. — Это не страшно? Короткие приступы боли. Это не имеет значения?

— Помню сильные боли с Екатериной, а роды были легкие и в срок.

— Ты хочешь сказать, будет девочка? — забеспокоился Георг.

Как же они похожи! Длинные болейновские носы, вытянутые лица, горящие глаза. Те же черты я всю жизнь вижу в зеркале, только теперь у меня исчезло это алчное выражение лица.

— Успокойся, Георг. Почему бы ей не родить сыночка? А вот волноваться действительно вредно.

— С тем же успехом ты можешь сказать, что дышать вредно, — огрызнулась Анна. — Легко ли носить в животе все будущее Англии. Помнишь, у королевы выкидыш за выкидышем случался.

— Потому что она не была королю настоящей женой, — успокоил Георг. — Их брак не был законным. А тебе Бог пошлет сына.

Она вытянула руки, Георг крепко сжал их. Смотрю на брата с сестрой и понимаю — отчаянного честолюбия не убавилось, столько же, не меньше, чем когда они были детьми мелкого дворянина в самом начале карьеры. Слава Богу, мне уже это безразлично.

Помолчала минуту, потом решилась:

— Георг, я слышала сплетни, которые не делают тебе чести.

Он ответил веселой, озорной улыбкой.

— Это серьезно.

— От кого ты слышала?

— При дворе ходят слухи, что сэр Франциск Уэстон связался с плохой компанией и ты вместе с ним.

Он быстро взглянул на Анну — что она знает? Сестра с интересом ждет продолжения. Совершенно ясно, она ничего не подозревает.

— Сэр Франциск — верный друг.

— Королева говорит! — Георг явно хочет свести разговор к шутке.

— Она и половины не знает, в отличие от тебя.

Анна встревожилась:

— Я должна быть безупречна. А то у кого-нибудь будет повод нашептывать королю про меня гадости.

Георг погладил ее по руке:

— Тебе не о чем беспокоиться. Парочка ночных кутежей, где все слишком много выпили, шлюхи, карточные проигрыши. Клянусь, я тебя не опозорю.

— Есть кое-что еще, — рубанула я напрямик. — Говорят, сэр Франциск — любовник Георга.

Ее глаза расширились от ужаса.

— Георг, нет!

— Конечно нет. — Он нежно сжал ее руку.

Анна повернулась ко мне, взгляд — ледяной.

— Не смей больше являться ко мне со своими грязными историями. Ты хуже Джейн Паркер.

— Остерегись, — предупредила я брата. — Любая грязь, брошенная в тебя, заденет нас всех.

— Да нет никакой грязи!

Отвечает мне, а глаз не сводит с Анны.

— Ты уверен? — спрашивает она.

— Ничего нет! — повторяет Георг.

Мы оставили ее отдыхать и отправились на поиски короля и остальных придворных — они метали кольца в цель.

— Кто тебе сказал? — спросил брат.

— Уильям, — не стала скрывать я. — Он не хотел разносить сплетни, просто знал: я беспокоюсь о тебе.

Георг беспечно рассмеялся, но в голосе напряжение.

— Я люблю Франциска, — признался он. — Это самый замечательный человек на свете. Еще не родился мужчина отважнее, нежнее, достойнее. Я жажду его, и тут ничего не поделаешь.

— Ты любишь его как женщину? — спросила смущенно.

— Как мужчину, — поправил меня брат. — Гораздо более пылко, чем можно любить женщину.

— Георг, это смертный грех, твое сердце будет разбито. Это гибельный путь. А если дядя узнает…

— Если узнают, мне конец.

— Брось его!

Брат повернулся ко мне с кривой улыбкой:

— Можешь бросить Уильяма Стаффорда?

— Это совсем другое дело! Ничего общего. Уильям любит меня честно и искренне, и я люблю его. А это…

— Ты тоже не без греха, просто тебе повезло, — горько уронил брат. — Какое счастье — любить того, кто может ответить на твою любовь. А я просто люблю, люблю, люблю. Остается только ждать, пока моя страсть перегорит.

— Думаешь, перегорит?

— Непременно. Все, чего добиваюсь, вскоре обращается в пепел. Почему на этот раз должно быть по-иному?

— Ох, Георг! — Я положила ладонь на его руку. — Бедный мой братик.

Опять этот голодный болейновский взгляд.

— Тебя ждет гибель.

— Может, и так, — ответил он беспечно. — Но Анна спасет меня. Анна и мой племянник — будущий король.

Анна не отпустила меня в Гевер на лето, хотя роды ожидались только в августе. Поездка по Англии от одной усадьбы до другой в этом году не состоялась, все планы изменились. Разочарование было горьким, я с трудом выносила присутствие сестры. Но мне приходилось каждый день сидеть рядом с ней, слушать бесконечные рассуждения о том, каким великим королем станет ее сын. Каждый должен был нанести Анне визит, каждому полагалось ей поклониться. Ничто не имело значения — только Анна и ее живот. Она стала сосредоточием всей придворной жизни — и ничего не могла решить. В этой неразберихе никто не знал, что делать, тем более куда ехать. Генрих с трудом расставался с ней, даже ради охоты.