— Я вернул его назад, когда вы танцевали с королем, хоть и разбитое, но вернул.

— Это не сердце, а старая потрепанная стрела, — заметил Генрих. — Вечно вы отдаете свое сердце, а потом забираете назад.

— Потому что никак не могу попасть в мишень, — ответил сэр Франциск. — По сравнению с вами я никудышный стрелок, ваше величество.

— И никудышный игрок? — с надеждой спросил король. — Играем по шиллингу за очко.

Через несколько дней епископ Фишер заболел и чуть не умер. Трое обедавших вместе с ним скончались от яда, остальные тоже заболели. Кто-то подкупил повара, и он подсыпал яду в суп. По счастью, епископу Фишеру в тот день не очень хотелось супа.

Я не спрашивала, что Анна говорила отцу и что он ответил. Не спрашивала, имеет ли она отношение к болезни епископа и смерти троих, ни в чем не повинных гостей. Тягостна мысль — твоя собственная сестра, твой отец — убийцы. Но я помнила, как потемнело ее лицо, когда она признавалась, что ненавидит епископа не меньше, чем кардинала. И вот кардинал умер от стыда, а суп епископа приправили ядом. Вся история, начавшаяся как летний флирт, вырастала в нечто большое и темное, и знать мне об этом совершенно не хотелось. Мрачноватый девиз „Так и есть: ненависть за ненависть“, казалось, стал проклятием, наложенным Анной на Болейнов, на Говардов, на всю страну.

На Пасху королева, как и предсказывала, оказалась в центре внимания двора. Король каждый день обедал в ее обществе, они улыбались друг другу, но если кто-нибудь из Лондона приходил посмотреть, как король и королева обедают, то, возвращаясь домой, наверно, рассказывал — просто стыд и позор, мужчина в расцвете лет связан с женщиной, уже одной ногой стоящей в могиле. Иногда королева рано удалялась к себе, придворные дамы могли выбирать — уйти вместе с ней или остаться. Я всегда уходила вместе с королевой. Устала от бесконечных скандалов и сплетен, женской злобы, хрупкого очарования моей сестрицы. Просто боялась того, что увижу, если останусь. А какой надежной казалась жизнь, когда я появилась при дворе, полная надежд, единственная юная Болейн в Англии, новобрачная, жаждущая счастья с мужем.

Королева молча принимала мои услуги, никогда не поминала давнее предательство. Лишь однажды спросила, не хочу ли я остаться в зале посмотреть на танцы.

— Нет, ваше величество.

Взяла книгу и хотела предложить почитать вслух, пока она вышивает престольную пелену. Почти все голубое небо уже готово. Поразительно, как быстро и аккуратно она работает. Ткань, расстеленная на коленях, спадает на пол голубыми волнами, осталось вышить лишь маленький кусочек.

— Не интересуешься танцами? Ты, молодая вдова? Разве у тебя нет поклонников?

— Нет, ваше величество.

— Пора отцу подыскать тебе нового мужа. — Она явно утверждает очевидное. — Он уже говорил с тобой?

Покачала головой:

— Нет, ваше величество, наши дела… — Не могу закончить фразу, как подобает придворной даме. — Наши дела расстроены.

Королева Екатерина смеется от всей души.

— Об этом-то я и не подумала, — соглашается она. — Большой риск для жениха! Кто знает, как высоко он может подняться — или как низко пасть.

Печально улыбаюсь, показываю корешок книги:

— Почитать вам, ваше величество?

— Думаешь, я в безопасности? — вдруг спрашивает королева. — Предупредишь, если будет угроза для жизни?

— Какая угроза?

— Яд.

Меня бьет озноб, весенний вечер вдруг становится сырым и холодным.

— Наступают мрачные времена, очень мрачные.

— Знаю. А все так хорошо начиналось.

Королева никому, кроме меня, не сказала о своих опасениях, но придворные дамы заметили — прежде чем начать завтрак, она дает кусочек борзой собаке по кличке Фло. Одна из фрейлин, Джейн Сеймур,[27] заявила — борзая растолстеет, и, вообще, нельзя приучать собаку есть со стола. Кто-то со смехом заметил: любовь собачки, вот и все, что осталось у королевы. Я промолчала. Только подумала — почему бы не пробовать пищу на одной из них. Лишиться Джейн Сеймур — небольшая потеря.

Когда пришло известие — принцесса Мария нездорова, моя первая мысль, как и у королевы, — ее милую, умную дочь отравили. Возможно, моя сестра.

— Она очень больна. — Королева читала письмо от врача. — Боже мой, уже восемь дней! У нее рвота.

Забыв об этикете, я схватила ее за руку. Рука дрожала так, что хрустела бумага.

— Это не яд, — прошептала настойчиво. — Кто выиграет от ее смерти?

— Она моя наследница. — Лицо королевы белее листа бумаги. — А если Анна отравила ее, чтобы заставить меня уйти в монастырь?

Я только головой покачала. Кто знает, на что теперь способна Анна.

— Как бы то ни было, я еду к ней, — шагнула вперед и распахнула дверь. — Где сейчас король?

— Позвольте мне поискать его. Не можете же вы сами бегать по дворцу.

— Нет, конечно, — простонала она с болью. — Я даже не могу пойти к нему и попросить позволения навестить нашу дочь. Вдруг эта женщина скажет „нет“?

Что ей ответить? Королева Англии в отчаянии молит мою выскочку-сестру позволить ей навестить собственную дочь, старшую дочь короля, — это уже слишком даже для нынешнего перевернутого вверх дном мира.

— Она тут ни при чем, ваше величество. Король любит принцессу Марию и не захочет оставить ее, больную, без попечения матери.

Анна уже знает о болезни принцессы. Она теперь знает все. Солидная шпионская сеть нашего дядюшки вербует слуг из всех поместий Англии, и собранные сведения теперь служат Анне. Анна знает — принцесса Мария захворала с горя. Маленькую девочку оставили одну, только со слугами и духовником, она проводит часы, стоя на коленях и моля Бога о матери — пусть отец вернет жене свою любовь. Она заболела от отчаяния.

Вечером король явился в покои королевы с готовым ответом:

— Можете отправляться к принцессе, если желаете, да там и оставайтесь. Вместе с моим благословением и благодарностью. Прощайте.

Королева страшно побледнела, все краски сбежали с ее лица, стало видно, как она измучена.

— Я бы никогда не оставила вас, дорогой супруг, — прошептала она. — Я подумала, вам будет приятно знать, что о ней хорошо заботятся.

— Это только девчонка. — В его голосе звучит злоба. — Почему вы не сумели позаботиться о сыне? Насколько я помню, к нему вы с такой готовностью не бросались?

Она едва дышала, но он продолжал:

— Вы выйдете к обеду, мадам, или отправитесь к дочери?

Она с усилием взяла себя в руки, выпрямилась во весь свой небольшой рост, взяла предложенную руку, и он повел ее к обеду как королеву. Но она не смогла долго притворяться, когда увидела мою сестрицу за столом и дам вокруг нее. Анна улыбнулась сияющей, самодовольной улыбкой. И по этой откровенной радости Екатерина догадалась, кто причина жестокости короля. Уронила голову, раскрошила кусочек хлеба и ничего не стала есть.

Многие говорили в этот вечер — нет, не пара молодой красавец-король этой женщине, она ему в матери годится, да в придачу страшна как смертный грех.

Двор нынче превратился в настоящую турнирную арену, и королева Екатерина сражается до конца. Любая женщина, кроме моей сестрицы, устыдилась бы этого зрелища — королева собирает все свое мужество и снова спорит с супругом.

Через пару дней после первого известия о болезни принцессы Марии Екатерина обедала с королем в домашней обстановке, только несколько придворных дам и кавалеров, парочка послов, Томас Кромвель,[28] который в тот момент присутствовал абсолютно везде, да Томас Мор — по нему видно, он предпочел бы оказаться в другом месте.

Мясные блюда убраны, на столах расставлены фрукты и вина. Королева поворачивается к мужу и говорит, просто, будто у нее на устах самая обычная просьба — а нельзя ли этой бесстыднице покинуть двор?

Я вижу лицо Томаса Мора, уверена, у меня такое же удивленное выражение. Не могу поверить — королева осмелилась прилюдно бросить вызов его величеству. Ее дело в Риме разбирается Папой, а она преспокойно, даже вежливо, просит короля расстаться с любовницей. И вдруг я понимаю, почему она делает это. Только ради принцессы Марии. Чтобы пристыдить его и добиться разрешения уехать. Она рискует всем ради дочери.