Справочники опровергают один другого, и если принять, что это были еще поршневые корабли с более умеренной 28-30-уз. скоростью, то и в этом случае они должны были оставлять наши миноносцы типа ”Лейтенант Шестаков” далеко позади себя. Пусть читатель сам выберет слова, какими следовало бы назвать ту техническую политику и тех людей, которые упорно обрекали Россию на отставание от мирового прогресса. Так или иначе, но в условиях развязанной войны наши корабли при встрече со своими турко-немецкими миноносными двойниками (при 620 т водоизмещении они имели только по 2 88-мм пушки) могли рассчитывать лишь на свои 120-мм орудия, а с ”Гебеном” – только на счастливый случай.

Так, наверное, должны были называть в Севастополе корабли, носившие звучные имена тех, кто в прошлых войнах прославил русский Черноморский флот. Этими проверенными в истории (вопреки нынешним традициям увековечивания ”друзей по службе”) именами людей корабли третьего дивизиона могли по справедливости гордиться. И честь этих имен они не посрамили. Всю войну наравне со вступавшими в строй ”новиками” они несли напряженную боевую службу. Во всех сторонах Черного моря – от болгарского берега до кавказских гор и предгорий Анатолии, под крымским берегом, у пляжей Эльтигена и Таманского полуострова, близ Афонского монастыря и берегов Колхиды можно было опознать их характерные, очень современно выглядевшие двухтрубные силуэты.

Лишь в 16 часов 16/29 октября адмирал Эбергард, кое-как оправившись от шока и желая реабилитироваться в глазах высшего начальства, вывел корабли в море. Держась к югу от Крыма и в половине расстояния от Анатолии, эскадра совершила 12 гигантских зигзагов. Но противник, израсходовав в дальних диверсиях запасы топлива, находился в то время уже на пути в свои базы, и перехватить его можно было лишь совершив незамедлительный бросок к Босфору. Но адмирал предпочел заниматься ''парадом'' посреди Черного моря.

В этой впечатляющей, если бы германо-турки могли ее наблюдать, демонстрации боевой мощи флота участвовали обе бригады линейных кораблей. Дозор впереди флота возглавлял крейсер ''Память Меркурия”. В двух колоннах за флотом шла минная бригада. Левую составляли ''Гневный'' (брейд-вымпел начальника бригады), ”Беспокойный”, ”Дерзкий”, 'Пронзительный'. В правой шли 'Лейтенант Шестаков' (брейд-вымпел начальника 3-го дивизиона капитана I ранга И.С. Кузнецова), 'Лейтенант Зацаренный”, 'Капитан-лейтенант Баранов', 'Капитан Сакен' и 350-тонные миноносцы 'Зоркий', 'Звонкий'. 'Живучий', 'Живой', 'Жаркий'. С этими силами, не зная, видимо, что же следует предпринять, адмирал в продолжение двух суток и кружил посредине Черного моря. Двинуться сразу к Босфору, чтобы там перехватить диверсантов, разделить свои силы на две завесы, которые там же могли бы успеть прийти на помощь одна другой при появлении ”Гебена”, адмирал не решился.

Практически в бездействии пребывали и новейшие, только что вступившие в строй четыре Новика”. Что-то могли сделать и 25-уз. миноносцы – от 'Шестакова' до 'Жаркого'. Они на исходе вторых суток крейсерства успели в составе бригады ”сбегать” в Севастополь для пополнения запасов топлива и в 6 час. утра 19 октября снова присоединились к флоту. Он тем временем продолжал ходить по кругу. Всего в это необъяснимое крейсерство, продолжавшееся четыре дня. прошли до 700 миль. Это было примерно втрое больше расстояния от Севастополя до Босфора.

Многообещающим был поход миноносцев с флотом, начатый 22 октября/4 ноября. Он должен был помешать все еще ожидавшейся высадке десанта против Одессы. На этот раз путь флота пролегал к Босфору. Дивизию линейных кораблей составляли 'Евстафий” (флаг командующего флотом), ”Иоанн Златоуст”, 'Пантелеймон (флаг вице-адмирала), 'Ростислав'. Впереди шли дозорные крейсера: 'Память Меркурия' (флаг контр-адмирала) слева, "Кагул" справа. 'Алмаз' (его чаще называли все же крейсером) в центре.

В кильватер линейной дивизии шли три дивизиона эскадренных миноносцев- все четыре типа 'Лейтенант Шестаков' (3-й дивизион), 4-й дивизион в составе всех четырех миноносцев серии 'Ж' и миноносцы 5-го дивизиона 'Звонкий' и 'Зоркий'. Поход имел целью, помимо возможного артиллерийского боя с германо-турецкими кораблями, провести постановку минных заграждений с четырех миноносцев. Приняв по 40 дрейфующих мин и 20 всплывающих, они в полночь вышли из Севастополя и в 10 ч. утра 23 октября присоединились к флоту. По технической выучке и организованности флот, как это показали все походы, далеко ушел от цусимского уровня.

В полночь, находясь на долготе Очакова и широте Констанцы, продолжали держать курс на Мидию (к западу от Босфора). Таким путем рассчитывали, видимо, разминуться с противником, если бы он в самом деле вышел на Одессу. Никаких завес миноносцы всех трех дивизионов не развертывали, а потому немцы (всеми операциями руководили именно они, заменяя на кораблях командный состав, а часто и команды) имели немалые шансы обойти русский флот мористее или под болгарским берегом. О мотивах этой тактики адмирала нам и на этот раз приходится лишь гадать.

Вместе с постановкой заграждений готовился и первый обстрел Угольного района. Этот участок турецкого побережья, располагавшийся в 130 км от Босфора с городами и селениями Зунгулдак, Козлу, Эрегли, Килимли, Парфени и др., с начала войны становился главной целью экспедиций русского флота к Анатолии. Перерыв доставки морем (сухопутных дорог через горы не было) до Босфора добывавшегося в горах угля мог нанести ощутимый урон военной экономике Турции и подорвать ее способность вести войну. Об усилении блокады Угольного района союзники неоднократно в течение войны просили Россию.

Первый шаг к началу операций против Угольного района был сделан после полудня 23 октября, когда 'Капитан-лейтенант Баранов' подошел по приказанию командующего к борту сначала 'Кагула', а затем 'Ростислава' и сообщил о предстоящем им на следующий день обстреле главного порта района – Зунгулдака. Огнем двух кораблей надо было уничтожить кран для погрузки угля на молу, на малой пристани, а также землечерпалки и ремонтные мастерские. Стрельбу предписывалось вести не более часа, держась в море не ближе 100-саженной глубины. 'Ростиславу' разрешалось израсходовать не более 60 254-мм и 80 152мм снарядов. В 14 ч. 10 м. дивизион отделился от флота, а миноносцы 4-го и 5-го дивизионов начали с больших кораблей пополнять запасы угля.

В 16 ч. 45 м., находясь на долготе Босфора в расстоянии от него около 65 миль, флот лег на курс 91°, то есть почти строго на восток. В 6 ч. утра 24 октября открылся анатолийский берег. 'Кагул' и 'Ростислав' в сопровождении шести миноносцев 4-го и 5го дивизионов повернули на юг, к берегу. Остальные миноносцы и весь 3-й дивизион остались для охраны флота. Стрельбу начали в 8 ч. 20 м. с расстояния 75 каб. Но уже через 10 минут пошел дождь. Огонь пришлось вести фактически по площадям. После получасовой стрельбы, выпустив 24 снаряда (запись в вахтенном журнале корабля), 'Ростислав' лег на курс 12° для присоединения к державшемуся в море флоту. Из 152мм пушек за дальностью расстояния и плохой видимости не стреляли. Подошедший ближе 'Кагул' выпустил по порту до 226 152-мм снарядов и в 9 ч. 45 м. также повернул к флоту.

Широкие клубы пожарищ как будто свидетельствовали об эффективности стрельбы, но о прямых результатах судить было трудно. Составлявшаяся в суровую сталинскую эпоху 'Боевая летопись русского флота' (М., 1948) весьма нейтрально сообщала о том, что у Босфора 1-й дивизион миноносцев 'поставил в ночь на 6 ноября заграждение из 240 мин'. Лишь позднее, в пору слегка приоткрывшейся исторической гласности авторам труда 'Флот в мировой войне' (М., 1964) позволено было уточнить, что, вообще-то, это 'первое активное русское минное заграждение было в большой своей части уничтожено в момент постановки'. Эта явная неудача, обратившая в прах очередную партию мин, созданных непрерывным трудом московских и петербургских рабочих, была прямым следствием очередного легкомыслия или А.А. Эбергарда или его штаба.