Продолжая кричать «Убей!», я ухитрился высвободить кусочек сознания и проверить, кто остался рядом. Андерс и Джентри улепетывали к траншеям. А Брауна, наверное, слабо обработали под гипнозом — он вышиб себе мозги.

Остались я, Маккаллер и парнишка. Убей! Убей! Убей! На последних пятидесяти ярдах перед бункером луч самоубийства становится с каждым шагом сильнее. Но в нас троих этого «Убей!» оказалось достаточно. Мы вскарабкались на колпак бункера, отыскали люк, я вытащил гранату, и тут они пустили в ход оружие ближнего боя.

Секунду назад мы орали «Убей!», а в следующую уже любили всех випов. Да как нам в голову могла прийти даже мысль навредить таким симпатичным зеленым существам? Ведь они никому не причинялм вреда. Они любят нас всех нежной материнской любовью. Милые маленькие Братцы Кролики… Дорогушечки випы…

Маккаллер зарыдал и слез с колпака. Он свое получил. А вот у парнишки, наверное, матери не было. Он меня куда-то тащит, а я ни за что на свете не обижу малюток випов. Дорогих моих врагов. Малышей мохнатеньких…

Но все же я собрал последние оставшиеся крохи сопротивления, поставил гранату на люк, схватил парнишку в охапку и скатился с колпака.

Бах! Взрыв был негромким, потому что почти вся его энергия была направлена вниз. Граната взорвала люк, разбила лучевые установки, и все кончилось.

Мы с парнишкой бросились к люку, спустились по шахте, залитой тусклым желтым светом, и оказались в большой теплой норе, где рядом с многочисленными и теперь бесполезными аппаратами стояли на толстых задних лапах штук десять мохнатых зеленых существ. У них были приземистые, как у бобров, туловища, и маленькие головы с длинными висячими ушами и большими карими глазами, в которых застыла невыразимая печаль. Они просто стояли — не двигались, не пытались убежать, а просто изображали печаль, невиновность и беспомощность.

Я начал стрелять, парнишка тоже, и через минуту десять мохнатых разорванных тел лежали на полу в лужах зеленой жидкости, что служит Братцам Кроликам кровью.

В бункере только я, парнишка и зеленые мертвецы. И внезапно, взглянув на смущенное, печальное, гневное и изумленное лицо парнишки и вспомнив, каково мне было, когда я сам обо всем догадался, я понял, что получил свое. Я сумею еще раз подняться на холм, чем бы меня ни обрабатывали, но не смогу застрелить даже одного Братца Кролика, когда он просто стоит, ждет и смотрит на тебя глазами любимого спаниеля. Знаю, что все они безумные фанатики, космические завоеватели, и кто-то должен их остановить. Но только не я. С меня хватит.

— Они просто стояли… — снова и снова бормотал парнишка. — Просто стояли…

Я положил руку ему на плечо. Он все сделал правильно.

— Да, сынок, — тихо сказал я. — Они никогда не сопротивляются. Вот почему мы держим это в секрете от цивильных. Они не поймут нас, не поднявшись сперва на холм, не испытав на себе весь этот ад. И даже тогда…

Я посмотрел на мертвых Братцев Кроликов. Я знал, что больше не смогу убить никого из них, но… Боже, как я их ненавидел!

— Знаешь, что означает «ВП», сынок?

— Что, сержант? — пробормотал он, еще не понимая, что сейчас узнает настоящий секрет.

— Воинствующие Пацифисты, — сказал я. — Они пересекли космос и завоевали половину планеты, прежде чем мы раскрыли их тайну. Они безжалостные фанатики, готовые ради победы на все — даже заставить людей убивать себя. Но Братцы Кролики не могут заставить себя делать то единственное, на что мы большие мастера, сынок. Они не могут убивать. Они просто не знают, как это делается.

Недавно довелось слышать сетования одного верующего человека, которого, как и многих, беспокоит нынешнее состояние общественной и личной нравственности: мы словно вернулись в ветхозаветные времена: Нагорная проповедь Иисуса пока не для нас… Если говорить о том постулате этой проповеди, что связан с темой разговора о пацифизме, напрашивается вопрос, «выходили» ли люди вообще из тех времен? Напомним, что Спаситель проповедью провозгласил достойным человека уже не просто следование заповеди древних «Не убий». В Новом Завете Бог предложил следовать дальше. «Вы слышали, что сказано: «око за око, зуб за зуб». А Я говорю вам: не противьтесь злому. Но кто ударит тебя по правой щеке, обрати к нему и другую».

Почти за две тысячи лет человечество этого наставления не усвоило, если судить по количеству войн и миллионам погибших в них. Войны длились десятилетиями, да еще нередко с именем Господа на боевых знаменах. Вспомним религиозные войны Средневековья. Можно найти кое-что в таком же роде и в отечественной истории. Князь Андрей Курбский, покоривший в XVI веке Казань и многие другие города, которые и по сей день входят в состав государства Российского, твердо верил, что сражается за «веру христианскую», приобщая к ней варваров-язычников. Был он одним из образованнейших людей своего времени, большим, кстати, знатоком Священного писания. Век свой князь называл «звериным», а обращением варваров, надо полагать, век «очеловечивал». В известной переписке с царем Иваном Грозным Курбский резко порицал государя за тиранию и кровопролития, учиненные им в Литве, видя в этом отход от Бога. Однако был уверен, что за его собственные ратные подвиги Господь воздаст ему по заслугам.

Можно пошутить: не отсюда ли берет начало известная ленинская теория о войнах справедливых, с «добрыми», так сказать, целями, и войнах с целями «злыми», вроде империалистических? Тенью такой войны пугали несколько поколений советских людей, которые так и не стали жить при обещанном к 1980 году коммунизме. Понятно, тем, кого воевать посылают, такое деление не может казаться принципиально важным — разве может быть «справедливой» собственная смерть много раньше уготованного природой срока? Однако тем, кто посылает на смерть других, всегда хотелось иметь оправдание. Гибель за Родину или идею поэтизировалась, ей придавали сакральный смысл — отголоски этого видны в действиях современных террористов-камикадзе.

По мере развития цивилизации и культуры находить оправдание войнам становилось все труднее, но, постаравшись, все же найти было можно. Ссылаясь при этом на природу человека, в которой агрессивность якобы заложена генетически, с той поры, когда ему приходилось вести борьбу за существование. В свое время был извлечен «удобный» аспект теории эволюции Чарлза Дарвина, потом идея Томаса Мальтуса о перспективах перенаселения планеты. В конце прошлого века за Дарвина пришлось вступиться, и приятно сознавать, что это было сделано российскими учеными: зоологом Кесслером (1880 год) и естествоиспытателем Кропоткиным. Свои «возражения против ходячего понимания борьбы за жизнь между животными и между людьми» Кропоткин представил в книге «Взаимная помощь как фактор эволюции» (1888 год). Побудило его заняться таким исследованием искаженное толкование положений Дарвина некоторыми учеными, объявлявшими себя последователями создателя теории эволюции. Как пишет Кропоткин, «нет такого насилия белых народов над черными или же сильных по отношению к слабым, которого не старались бы оправдать этими словами: «борьба за существование». Таким образом, из-под идеи войны выбивался «естественно-научный фундамент», а в дальнейшем князь Петр Александрович Кропоткин придет к анархической концепции отрицания государства, которое всегда готово к реализации этой идеи.