В восемь часов вечера 8 мая Тамм вызвал по рации Хомутова. Там у них совещание в верхах (выше восьми тысяч) было моторнее и приняло решение к исполнению, потому что Хомутов беседовал с базой уже не из четвертого лагеря, а с пятой веревки по пути в пятый. (Впрочем, у Евгения Игоревича не было твердой уверенности в том, что это не «военная хитрость» Хомутова).

Хомутов тем не менее спешил сообщить:

— Идем вверх. В четвертом лагере мы даже кошек не снимали. Скоро выглянет луна, и думаю, в лагере пять будем часов в десять вечера…

Тамм не стал обсуждать это сообщение, он довел до сведения тройки решение собрания. Большинством голосов-правда, не единогласно-им рекомендовалось вернуться вниз. Тамм, как начальник экспедиции, не дал приказ прекратить подъем, он только проинформировал Хомутова о результате обсуждения. На этом сеанс связи, впрочем, не закончился. К рации подошел Володя Шопин. Он говорил, что тройке надо спуститься, что у них с Черным уже были собраны рюкзаки, но приказ остановил их, и они подчинились со слезами на глазах…

Тройка слушала Шопина, находясь на полпути к лагерю V, потом Хомутов сказал:

— Володя, ты долго говорил, почему слезы льются из глаз… В лагере все проще, а здесь, держась за веревку, значительно труднее… По нашему самочувствию у нас полная гарантия… У нас дети… Мы не мальчишки, нам по сорок лет… Мы все понимаем и все планы строим, чтобы девятого нам быть на вершине…

Тамм тут же взял рацию и спросил, когда следующая связь.

— В восемь тридцать, как обычно, — сказал Хомутов.

Все отправились по своим делам. Лагерь занялся обсуждением событий, а Хомутов, Пучков и Голодов продолжили путь. Часов в десять вечера Пучков первым достиг палатки, скоро подошли Голодов и Хомутов. За один день тройка проделала двухдневную (по плану) работу, пройдя путь от третьего лагеря, и в два часа ночи отошла ко сну, а в семь утра альпинисты уже были на маршруте, на пути к вершине.

Утренняя связь 9 мая застала их в полутора часах пути от оставленной ими палатки…

— Поздравляем с праздником, — сказал Хомутов. — Мы прошли рыжие скалы… Часов до одиннадцати можете выключить рацию.

— Молодцы, сукины дети! — крикнул Тамм.

Тройка шла вверх, а руководитель экспедиции передавал в Катманду, что Ильинский с товарищами спускается из третьего лагеря и все чувствуют себя нормально. Затем Тамм передал Калимулину содержание приказа по экспедиции от 9 мая. Приказ этот содержал два пункта и постскриптум. В первом пункте — поздравление с праздником Победы. Второй был сформулирован приблизительно так: в соответствии с радиограммой Калимулина и рекомендацией собрания сегодня, 9 мая, прекратить восхождения и всем спуститься вниз.

Постскриптум состоял из одной лукавой фразы, последний пункт приказа опоздал, поскольку группа Хомутова уже на подступах к вершине.

Это была чистая правда. Тройка спокойно и напористо шла вверх. На полпути к вершине они оставили на Горе по одному полному баллону кислорода (на обратный путь) и продолжали движение.

У шедшего первым Валерия Хомутова был соблазн точно в одиннадцать (как обещал) выйти к цели, но он решил не форсировать события. Спустя тридцать минут после назначенного Тамму часа он вышел на связь:

— База, база, ответьте вершине.

Внизу радостно удивились точности «расчета» тройки. Они взошли в одиннадцать тридцать, и были на солнце. Из рюкзаков достали фотоаппараты И флажки-вымпелы СССР, Непала и ООН. Они стояли на вершине, держа на вытянутых руках над всем миром трепещущие на ветру символы нашей Родины, родины Сагарматхи и организации, созданной людьми, чтобы этот мир сохранить…

Одиннадцать советских альпинистов с 4 по 9 мая 1982 года по сложнейшему маршруту поднялись на высочайшую точку планеты. Советская экспедиций в Гималаях выдержала испытание Эверестом!

Оставалось спуститься последней группе.

После поздравления Тамм спросил, как себя чувствуют восходители, и просил не задерживаться. Он был возбужден и впервые за время экспедиции почувствовал желание созорничать, сделать что нибудь… эдакое, выходящее за рамки, в которых он держал себя на протяжении долгих месяцев подготовки, долгих недель штурма и необыкновенно долгих шести дней восхождений.

Акт радостного безрассудства Тамм, впрочем, предпринял не за счет собственно экспедиции, а за счет киногруппы.

— Еще раз поздравляем, Валера! Такая просьба, там вблизи камера и пленки. Заберите пленки, а ее… к черту забросьте…

Стоявший рядом Венделовский выразительно посмотрел на Евгения Игоревича. В этот момент офицер связи, услышав разговор, забеспокоился, и тут же Кононов сообщил Тамму, что непалец просит бросить «Красногорск» на непальскую, а не на китайскую сторону Эвереста.

Жалко камеру, — сказал с вершины Хомутов, но Тамм разыгрался:

Ничего, это сувенир для вершины. Венделовский говорит, что он с удовольствием дарит этот сувенир вершине.

Пусть снимут только, — обреченно сказал Венделовский. — Пусть только снимут!

Но снять они ничего не могли, потому что в камере пленки не было, а с собой пленку они не принесли. Офицер связи попросил тщательно описать все, что находилось на вершине. Хомутов описал все баллоны, вымпелы, значки, в том числе и значок с Арбата, который символизирует не только традиционную Москву, но и истинных москвичей. Не знаю, кто из ребят оставил этот значок на вершине, но зато точно представляю, кто из моих друзей это мог сделать и сделал бы обязательно. Альпинисты рассказывали мне, что на вершине или в преддверии ее часто вспоминали своих друзей. Им хотелось поделиться своим восхождением с теми, кто не попал в Катманду, кто не дошел до вершины. Зачем человеку радость одному? Да и возможна ли она в одиночестве? Радость, мне кажется, и возникает лишь тогда, когда ты можешь поделиться ею. Во всяком случае, она множится от деления, увеличивается… Она по-настоящему возможна, если у тебя есть сопричастники (да простят меня знакомые лингвисты за неологизм). У меня не было Эвереста, я не могу с вами им поделиться. Но у меня есть друзья. Я не могу писать о них подробно-книга о других замечательных людях, но я называю своих друзей, потому что хочу поделиться с вами, быть может, самым дорогим, что я обрел в жизни сам.

Друзья Хомутова, Пучкова и Голодова собрались вокруг рации. Они слушали вершину. Хомутов готовился начать спуск. Шли минуты… Все ждали, что скажет он перед тем, как последний наш восходитель покинет высшую точку планеты. И он сказал хорошо:

— Мы, советские альпинисты, совершившие вос хождение на Эверест девятого мая тысяча девять сот восемьдесят второго года, поздравляем с Днем Победы над фашистской Германией весь советский народ, который одержал эту победу, и все народы других стран, боровшихся с фашизмом. Салютуем на вершине Эвереста в честь праздника Победы поднятием ледорубов. Ура!

«Ура!» скажем и мы красивому завершению замечательного гималайского действа. Всем взошедшим и невзошедшим, всем, кто участвовал в успехе и бился за него…

В тот же день тройка, миновав в пятнадцать часов пятый лагерь, спустилась на ночлег в лагерь IV на 8250 м.

В базовом лагере Тамм связался с Катманду и сказал Калимулину, что 9 мая тройка Хомутов-Пучков-Голодов была на вершине.

Ильдар Асизович был обрадован и взволнован. Как сотрудник Спорткомитета он требовал от Тамма исполнения приказа своего руководства — центра, а как человек, симпатизировавший и помогавший (ак тивно и полезно) экспедиции, понимал, что руководителю экспедиции на месте яснее видится ситуация на Горе со всеми сложностями и нюансами. А потому радость от блистательного заключительного аккорда заглушила все другие «правильные» чувства.

— Понял! Понял! — сказал Калимулин с веселой угрозой. — Погоди, Тамм, мы еще встретимся! —

Потом торжественно:

— Поздравляю, Евгений Игоревич, с большой победой. —

А потом и вовсе весело:

— Я надеюсь, повара на вершину не пойдут?..

Оставалось подождать возвращения четверки Ильинского, тройки Хомутова и собрать базовый лагерь…