Высунулся на улицу. Там тоже ни души. Реанимобиль стоял на том же месте, и маячок вертелся, только медсестра куда-то подевалась.

Может, кто-нибудь вошёл в лавку и между полок спрятался?

Расстригин был парень непугливый, да и со здоровьем всё о’кей, поэтому не испугался.

— Эй, кто здесь? — крикнул он. — Чего в прятки играть?

А когда отклика не последовало, запер дверь и прошёл межполочным лабиринтом.

Не было там никого. Значит, показалось.

Ладно.

Вернулся Валера к кабинету, открыл дверь — челюсть отвисла.

Возле стола, чопорно сложив руки на коленях, восседало невиданное чучело: белые космы ниже плеч, длинномордая собачья маска и красное кимоно.

Как человек весёлый и ценящий юмор, Расстригин заржал.

— Классный прикид! Нин, ну ты даёшь! Подумал, что это Нинка, товаровед из «Шерлока Холмса», она обожает всякие приколы. В прошлом году на Хэллоуин пришла на работу в тыкве и целый день так просидела, только на обед сняла. Точно Нинка — у неё свой ключ от двери.

Но собака в красном кимоно покачала головой и хихикнула из-под маски.

— Лен, ты? — подумал тогда Валера на одну свою знакомую, которая работала в детском театре и в принципе могла одолжить какой-нибудь наряд из костюмерной. Правда, непонятно зачем.

Снова хихиканье, отрицательное покачивание мордой.

— А кто тогда?

Расстригин улыбался всё шире. Очень ему было любопытно.

Чучело церемонно поклонилось, достало из широкого рукава визитную карточку.

Там с одной стороны всё было иероглифами, а с другой по-русски напечатано непонятное слово «ИНУЯСЯ». Плюс цветной логотип: точно такая же полусобака-получеловек в белых космах и в красном кимоно.

— Дзутораствуйте, — пропищало неведомое созданье совершенно незнакомым Валере голосом, причём с сильным японским акцентом.

— Вы правда из Японии, что ли? — спросил Расстригин, обалдело вертя в руках карточку. — А почему в маске?

— Такой порядоку. В насей фируме пародзено.

Известно, что японцы обожают всякую униформу. Валера где-то читал, что у них в «Макдональдсе» официанты гамбургерами наряжены.

— А что у вас за фирма?

— Публишный дому, — с поклоном сказала собака и снова подхихикнула.

Валера сначала опешил, а потом засмеялся. Понял: это она так «publishing house» перевела.

— «Публишный дом» — это супер. Только по-русски правильно говорить «издательство». Сотрудничать хотите? Буду рад. Особенно с такой прикольной фирмой. Я Валера Расстригин. А вы — Инуяся-сан?

— Да-да, Инуяся, — закланялась японка.

— Снимайте маску, познакомимся. Японка прикрыла лицо, то есть морду, ладонью.

— Хи-хи-хи. Нерьзя. Не пародзено. Он развёл руками:

— Ну не положено, так не положено. А по какому вы делу?

— Досутоевски.

Тут Валера, наконец, понял. И просиял. Он был уверен, что проект «Классика на CD» будет иметь резонанс. Идея — супер. На одном диске всё собрание сочинений, с указателями, с системой поиска, ещё статьи про автора, биография, портреты и иллюстрации, комментарии, музыка. Штука затратная, но рано или поздно должна окупиться. Начал он с Достоевского. Чехов и Толстой были пока в работе.

— CD хотите? — понимающе кивнул он, прикидывая, сколько можно запросить за японские права.

— Нет, хосю пися-рука, — хихикнула Инуяся-сан.

— А?!

— Рукапися, — поправилась японка. — Рукапися Досутоевски.

Вон она про что. Расстригин немного скис.

— Вы про рукопись, которую мне Филипп Борисович Морозов предложил?

Был недавно у Валеры один интеллигентный дядечка, доктор филнаук. Он добыл где-то раннюю редакцию «Преступления и наказания», никогда не публиковавшуюся. Валера взял кусок для проверки, отнёс самому лучшему эксперту, одной учёной старушке. Оказалось, в самом деле Достоевский.

Инуяся-сан радостно закивала:

— Мородзофу, Мородзофу!

— Да, собираемся печатать. Я уж договор подготовил. Сенсация — можно сказать, мирового значения. Я пока об этом молчок, потому что Филипп Борисович попросил. А вы откуда узнали? От него?

Снова кивок.

— Где он? Обещал в прошлую пятницу позвонить и не позвонил. А я его телефон задевал куда-то.

— Умирар, — сообщила японка. — Совусем.

И протянула копию свидетельства о смерти. Валера ужасно расстроился.

— Надо же, не такой старый.

— Вот есё бумазька.

На стол перед издателем легла нотариально заверенная выписка из завещания Ф.Б. Морозова 1945 года рождения, проживающего там-то и там-то. Документом удостоверялось, что все права по принадлежащим ему рукописям и объектам интеллектуальной собственности в случае смерти завещателя переходят к его дочери, Александре Филипповне Морозовой. Завещание было свежее, от вчерашнего числа. Подписано в каком-то медицинском центре, в присутствии свидетелей. Всё честь по чести.

— Есё бумазька.

Умеют все-таки японцы работать. Эта Инуяся, хоть и выглядела в своей собачьей маске дура дурой, но к встрече подготовилась как следует.

Валера прочитал доверенность, написанную на листке бумаги аккуратным ученическим почерком: дочка покойного, та самая Александра Филипповна, поручала подателю забрать хранящуюся в издательстве «Культуртрегер» часть рукописи Ф.М. Достоевского.

— Хотите сначала в Японии напечатать? — огорчился Расстригин. — Я знаю, у вас там любят Достоевского. Четыре раза собрание сочинений переводили. Или даже пять. Жалко, конечно. Но ничего не попишешь — право публикатора. Только учтите: текст находится в общественном владении. Сразу после первой публикации я тоже его издам. Странно все-таки, что произведение русской классики впервые выйдет на иностранном языке. Много вы заплатили Морозовым, если не секрет?

— Секурет, хи-хи. Издатель уже рылся в столе.

— Вот, держите. — Он протянул синюю кожаную папку, в которой получил рукопись от покойника. — Только бумажку от дочки оставьте. Для порядка.

Глаза в прорезях маски совсем не казались раскосыми. Или тень так падала?

Инуяся взяла папку, недоверчиво полистала страницы. Повела острой мордой из стороны в сторону, совсем по-собачьи.

Насторожённо спросила:

— Сикоку?

— А? — не понял Расстригин.

— Сикоку денег? Он пожал плечами:

— Нисикоку. Я Морозову аванс не платил. Договорились, что он будет получать 10% от отпускной цены. Эх, жалко дядечку…

Японка встала, взяла папку и довольно долго разглядывала издателя, будто никак не могла на что-то решиться.

А потом взяла и сказала очень странную вещь:

— Ну, живи тогда, Валера Расстригин.

И, главное, чисто так выговорила, фактически без акцента.

Это она опять неудачно на русский скалькировала, предположил Валера. Как с «публишным домом». Наверно, по-японски «до свидания» буквально будет «живи тогда» или что-нибудь в этом роде.

— И ты живи, Инуяся-сан, — засмеялся он. — Дочке Морозова мои соболезнования. А прикид у вас в фирме, правда, супер. Никогда такого не видал.

— Спасибо, Настенька, — наклонился Сивуха к стоящей рядом девочке. — Видишь, как дядя Коля удивился? Здравствуйте, Николай Александрович. Позволите войти?

Он прошёл мимо потерявшего дар речи Фандорина прямо в кабинет.

— Стоял перед вашей дверью, боялся не откроете. А тут девочка мимо. Ну и говорю ей: давай дядю удивим. Он подумает, что это ты, а на самом деле это я.

Перед дисплеем, на котором так и висели страшные фотографии, Аркадий Сергеевич остановился.

— Я так и думал, что вы уже в курсе. И до смерти меня боитесь. — Он повернулся к Николасу и доверительно понизил голос. — Вы ещё не все знаете. Я мог бы утаить, но скажу. Первый и второй фрагмент рукописи у меня, я от вас это скрыл. — Сивуха кивнул на экран. — Те самые, что были у наркомана и коллекционера. Теперь я окончательно погубил себя в ваших глазах?

— Что вам от меня нужно? — хрипло спросил Николас. — Зачем вы пришли? Неужели вы думаете, что после всего этого я продолжу поиск последней части?