Мое будущее место работы, НИИ «Мечта», строился ударными темпами, малый корпус был уже готов, в нем началась отделка, да и большой от него не сильно отставал.
Это было типовое здание школы, подобных с середины шестидесятых много настроили по Москве, а потом и всему СССР - трехэтажное здание спереди, застекленный переход и двухэтажное сзади. В нем три сравнительно больших помещения - актовый зал, столовая и спортзал. И несколько классов поменьше - мастерские и какие-нибудь кабинеты. Не исключено, что актовый зал будет использоваться по прямому назначению - для испытаний электромузыкальной аппаратуры. Вот со спортзалом так не получится, там в скором времени образуется производственный участок. И под ним тоже, с более тяжелым оборудованием.
А вот с жилым домом все получалось не столь радужно. Пока его довели только до третьего этажа. Если такие темпы строительства сохранятся, то новоселье получится разве что где-то в районе ноябрьских праздников. Впрочем, это не страшно, туда и на мопеде ехать от силы полчаса, а на мотоцикле почти вдвое быстрее. Тем более что мне могут и опять временно выдать «Волгу».
Ну, а пока я повез магнитофон, колонки и гитару на косыгинскую дачу все на том же «Москвиче» Ефремовых. Когда я туда явился, дочь Косыгина еще не приехала, и ему был вручен маленький кубик Рубика три на три, купленный Антоновым в киоске.
- Вы что, считаете, советской промышленности такое не под силу? - удивился Алексей Николаевич. - Кстати, весьма занятная игрушка. Затягивает.
- Это смотря сколько делать. Если десяток, то он получится даже лучше этого образца. Намного лучше. С тысячей или двумя мы тоже не пролетим. А вот делать миллионы, да чтобы кубики не заедали и не разваливались в руках, чтобы об дефекты литья пальцы не ранились, цветные наклейки с граней не отваливались и вообще чтоб смотреть было не противно, вряд ли получится. Особенно быстро, а времени на долгую раскачку нам никто не даст.
Потом мы с Алексеем Николаевичем немного поговорили про радиоэлектронику.
- По изучению ваших материалов у меня сложилось мнение, что микропроцессорная техника - это ключевая технология конца двадцатого и начала двадцать первого веков, - заявил советский премьер. - И ее развитие во многом определяет место страны в мире. Так, может, следует начать уже сейчас? Пока не поздно. Кажется, отставание Советского Союза от стран Запада пока еще не слишком велико.
- Увы, - вздохнул я, - это только так кажется, но на самом деле оно неважно. Развивать, конечно, можно, и я готов в этом участвовать, тем более что это моя специальность, но прошу учесть, что не только сейчас, но и в начале восьмидесятых годов в Китае вообще никакой электроники не было. Ни развитой, ни отсталой. По сравнению даже с не таким уж передовым в этом смысле Союзом - ноль. Пустыня. А в восемнадцатом году складывается впечатление, что вся электроника мира делается в Китае! Ну и совсем немного в Японии. И ни фига китайцам поздний старт не помешал. То есть не в производительных силах тут дело, а в производственных отношениях. Хорошо, помогу я вам эти самые производительные силы подтянуть, а дальше что? Несоответствие от этого только увеличится. Как со временем скажет один ваш коллега, тоже премьер - хотели как лучше, а получилось как всегда. Рыба ведь гниет с головы, а вы ее хотите чистить с хвоста.
- Какой именно коллега?
- Виктор Степанович Черномырдин. Кстати, в сети можно найти сборник его афоризмов, если хотите, могу предоставить.
- Да, будьте добры. Даже по одному высказыванию чувствуется, что человек это неглупый и неординарный.
Но тут нам сообщили, что приехала Людмила Алексеевна, и мы прошли в большую комнату, где уже стоял мой магнитофон и лежала гитара.
Дочери Косыгина было не восемнадцать лет и даже не двадцать пять, как можно было предположить, исходя из ее музыкальных предпочтений, а тридцать семь. Правда, выглядела она немного моложе - ясное дело, при таких родителях у женщины есть время и возможности следить за собой. Я произнес краткий спич о том, что музыка Битлз - это прекрасно, но советские комсомольцы, вооруженные самым передовым в мире учением, под руководством КПСС способны на гораздо большее. Им по силам не просто развить тему, а подняться к ее сияющим вершинам и там утвердиться. Я чуть не добавил «всем седалищем», но смог вовремя удержаться.
При первых моих словах Людмила скривилась, но быстро поняла, что это голимый стеб, заулыбалась, а в конце даже похлопала.
Косыгин сидел со скучающим видом. Он от меня подобное уже слышал, причем не раз. Наверное, после концерта он мне скажет, что мои успехи в освоении советской официальной фразеологии все еще оставляют желать лучшего, хотя, конечно, по сравнению с первыми попытками прогресс налицо.
Ну, а Клавдии Андреевне, похоже, вообще было все равно, что я там несу. Сразу по приезду на косыгинскую дачу я убрал ей боли в позвоночнике, беспокоящие ее уже больше суток, и теперь она тихо блаженствовала.
Мой мини-концерт произвел впечатление на всех, но самое сильное - на Людмилу.
- Это ваши стихи? - пораженно спросила она, имея в виду первую песню.
- Ну что вы, их автор Александр Кочетков, незаслуженно забытый поэт, умерший двенадцать лет назад.
- Обязательно почитаю, но музыка тоже сильная. Кто это играет и на чем?
- Играют мои друзья на инструментах моего изготовления. Пока еще опытных.
Клавдии Андреевне понравилась «Осень», в девичестве «Даркнесс, даркнесс». Но, кажется, не мелодия и не слова, а мое исполнение.
- Не думала, что вы, Виктор, умеете так душевно петь. - вздохнула она. - И играете очень неплохо. Что же вы раньше про это ничего не говорили?
Ну, а сам Косыгин одобрительно отнесся к песне про Ленина и юный октябрь. Он сказал:
- Против такого, наверное, даже Михаил возражать не будет, особенно перед пленумом и если будет отзыв от союза композиторов. И Леониду, пожалуй, тоже не помешает послушать, оставьте мне пленку. Может, Ильич и оценит, он сам, говорят, в молодости писал стихи. Я, правда, их не читал.
Тоже мне, редкость великая, подумал я. Антонов, уж на что не юноша бледный со взором горящим, и то их писал. Когда он в семьдесят втором делал синтезатор для одной рок-группы, то, пораженный поэтической беспомощностью их текстов, в перерывах работы написал им несколько своих. Одна песня на его слова даже имела определенный успех. Может, кто слышал? Называется «Дави клопа». И вообще, Михаил - это, наверное, Суслов. Да уж, весьма сомнительный комплимент - одобрение песни самим Сусловым. Хотя для произведений Пахмутовой сойдет, не Франку же Фариану их одобрять. И при чем тут, интересно, пленум?
- Пленку берите, не вопрос, - подтвердил я Косыгину, - только учтите, что запись четырехдорожечная стерео. Из отечественных магнитофонов ее сможет воспроизвести только «Яуза-10».
Дома меня ждало сразу два хоть и небольших, но сюрприза.
Первый Вера озвучила сразу, как только я зашел.
- Витя, ты ездил с магнитофоном и гитарой, потому что кому-то давал послушать музыку? Я позавчера слышала, у тебя в комнате так красиво играло, хотела зайти, но постеснялась. Особенно вот эта.
И Вера без малейших ошибок напела мотив «Даркнесс, даркнесс».
- И ты так здорово пел! А давай с тобой попробуем на два голоса? У меня по пению всегда пятерки были, мне Дарья Степановна даже предлагала дальше учиться!
Второй сюрприз заключался в том, что с Вериным вторым голосом песня неожиданно заиграла по-новому, гораздо лучше. Пожалуй, такое даже оригинальному исполнению не повредило бы.
И, наконец, с задержкой дней в десять случилась еще одна неожиданность. Как в свое время написал Чуковский, «у меня зазвонил телефон». Но необычным был не сам звонок, а то, откуда он исходил и что мне сообщили.
- Виктор Васильевич Скворцов?
- Да.
- Илья Ионович Горцев, управление делами ЦК КПСС. Ваши песни понравились товарищу Леониду Ильичу Брежневу. Он приглашает вас в гости, с аппаратурой и инструментами. Вы можете освободиться в пятницу, к семнадцати ноль-ноль?
