— В гостях так себя не ведут, — замечаю я на выходе из оранжереи. — Лизи, что с тобой?

— Феи великолепны в обмане, — откликается Миранда. — Они умеют туманить разум, соблазнять, внушать. Все слуги в де Мракай умеют противостоять их чарам. К сожалению, гости бывают беззащитны.

— Я не буду пытаться открыть дверцу, — обещает Лизи, но я взглядом показываю Майле, чтобы за Лизи присматривали. И не только за Лизи. За родителями тоже — лишним не будет. Майла кивает.

Отпустив Лизи, я собираюсь вернуться в кабинет, но, проходя мимо окна, замечаю рваный полёт синего мотылька.

Толком не осознав, что именно вижу, я замираю перед стеклом. Издали приближающийся синий огонёк кажется большекрылой неоновой бабочкой. Утихнувшая было волна тревоги вспыхивает с новой силой.

Мотылёк оказывается… феей, да. Только явно какого-то другого вида, потому что крылья не стрекозиные блестяшки, а цветные.

Майла реагирует первой — распахивает створку. Фея — малышка одета в синий комбинезончик в тон крыльям — устало приземляется на мою ладонь, я протянула руку бездумно, на одних рефлексах. Схлопнув крылья, как настоящая бабочка, фея тяжело вздыхает. Становится видно, что оба крыла надорваны, и вообще не понятно, как фея ухитрилась долететь.

— Я принесу нектар, — вызывается Майла.

Фея никак не реагирует. Поёрзав, она приваливается к моему большому пальцу, опирается, как на спинку кресла.

Я терпеливо жду. Нехорошие подозрения крепнут и, честно говоря, я не хочу услышать то, что фея неизбежно скажет, не хочу услышать, что моих плечах снова гора проблем. Так хорошо было рядом с Ариэлем, не одной, а вместе…

— Лорд де Ривей использовал ключ, — голос у малышки, как и у всех встреченных фей, звокий, несмотря на смертельную усталость.

— Он открыл усыпальницу?!

— Нет, — фея даже улыбнулась, — господин ему не позволил бы. Лорд вмешался в самый первый слой защиты и, — мимолётная радость испаряется без следа. — столкнул господина в одну из ловушек, а затем запер её ключом.

— Ариэль ведь жив?! — я почти готова прямо сейчас потянуться к нему через нашу связь, чтобы убедиться, что он в порядке, насколько это возможно в свете нынешних обстоятельств.

— Не ищи его, нет! — фея на моей руке аж подпрыгивает, забыв про усталость. Крылья распахиваются и снова схлопываются.

— Почему?

— Как по-твоему господин усыпил Черис?

Я пожимаю плечами:

— Магией? — ответ же очевидный и, наверное, невежественный.

— Господин использовал сон, разлитый в Туманной низине, — поясняет она. — Хотя господин знает, как сопротивляться действию чар, абсолютной защиты нет даже у него. Если ты попытаешься прийти к нему, как приходила недавно, то ты… тоже уснёшь. Понимаешь? Нельзя, никак нельзя.

— Ариэль…?

— Господин, возможно, ещё сопротивляется, но… — фея вздыхает, в воздухе повисает недосказанность.

Понятно…

По крайней мере Ариэль жив, это утешает.

Но мне-то что прикажете делать? Если я полезу в Туманную низину, то там же и останусь. Куда мне с настоящими магами тягаться? Я у Льяны выиграла лишь по случаю — она была ослаблена. Фея, будем надеяться, поможет, но полного доверия к ней у меня нет — разве она не сидела в амулете как в клетке?

Майла возвращается, в руках у неё миниатюрный поднос с кукольной посудкой, выполненной с невероятным вниманием к мелким деталям. Фея подхватывает графин, свинчивает пробку и, проигнорировав бокал, присасывается к горлышку. Пьёт с жадностью, но аккуратно. Останавливается, лишь ополовинев графин, но не возвращает его на поднос, продолжает тянуть нектар, но медленно, по глотку.

Наблюдая за ней, я пытаюсь представить, что полезного я могу сделать прямо сейчас, но идей нет.

Допив, фея возвращает графин на поднос. Майла уходит, и фея деловито поднимается на ноги. Малышке заметно лучше.

— Если ты всё время была с господином, то почему ты не предупредила его, что я не Льяна? — синий амулет висел на шее Ариэля всё это время, я помню. Он даже сверкнул, когда мы только столкнулись, и если тогда я синюю вспышку посчитала игрой света, то теперь уверена, что в тот момент фея как-то проявила себя.

— Потому что я увидела связь ваших душ, госпожа.

Вот как?

Я держу в уме предупреждение слуг, что феи умеют пудрить мозги.

— Ариэля надо спасать, — озвучиваю я очевидное.

— Сейчас господин сам стал дополнительным живым замком. Он бы мог вырваться из ловушки, но не стал, потому что платой за освобождение станет нарушение защитного контура.

— И что тогда делать? Не ждать же, когда Мимиэль разбудят?!

— Что-то, — не очень уверенно отвечает фея. — Вернувшись, Мимиэль продолжит начатое. Это катастрофа не только для де Мракай, а для всех.

— Ты намекаешь, что нам нужны союзники? Где их прикажешь взять? Насколько я помню, Ариэль обращался к Совету и получил отказ.

— Я сейчас смотрю на вас, госпожа…, — фея отвечает несколько невпопад, — Возможно, дело не только в банальном могуществе и манящей вершине власти. Зачем той же Льяне возвращение Мимиэль?

— Несколько жизней назад Льяна была дочерью Мимиэль и стала первой леди де Ривей после раскола единого дома.

Фея морщится:

— Госпожа, ты решила, что она дышит родственными чувствами? Тю. Нет, разумеется. Изначально я предположила, что она видит в Мимиэль сильного союзника, который наведёт желанные порядки, но теперь я подозреваю иное, и твои слова про прошлую жизнь мою догадку косвенно подтверждают. Вполне в духе Мимиэль было бы искать бессмертие.

— Хм?

— Бессмертие, — повторяет фея. — Не телесное, разумеется. Маги давно придумали способ поддерживать здоровье и юность. Если бы продолжительность жизни зависела только от состояния тела, маги давно жили бы вечно. Изматывается душа. Путь кровавых жертвоприношений, которым пошла Мимиэль, пачкал её собственную душу, и её ждало неизбежное очищение через перерождение.

— Ты хочешь сказать…

— При перерождении личность стирается. Считай, что душа — это бумага, а воплощение в материальном теле — карандашный набросок. Рисунок личности стирается. Мимиэль нашла способ вмешаться в естественный процесс и сохранить воспоминания.

— Но не сохранить личность. Хотя… Мне показалось в Льяне пробуждается та, первая леди де Ривей.

Фея ненадолго задумывается:

— Трудно сказать, но в одном я уверена — при перерождении новые воплощения получаются уродливыми пародиями на изначальные личности. Видимо, найти способ исправить это без Мимиэль её последователи не смогли. А возможно, они привязаны к ней какой-то клятвой…

— Короче, — резюмирую я, — души преданных сторонников Мимиэль переродились и хотят её возрождения. И мы не знаем, под чьими именами они скрываются.

— Всё так, — соглашается фея.

Скверно…

Но если бы в Совете все без исключения были сторонниками Мимиэль, не было бы необходимости играть в игры с фальшивой наследницей. Думаю, у меня есть шанс…

Мне придётся сыграть на незнакомом поле, сыграть по-крупному. И… выиграть.

— Время…, — я нахожу взглядом притаившиеся на полке часы. Близится вечер, и я сперва прочитываю цифры и лишь потом задумываюсь о том, что знаки отличаются от привычных. Цифры не арабские и даже не римские. Местные. Как, впрочем, и буквы в книге. Получается, в этом воплощении у нашей семьи тоже была жизнь до трущоб? Раз я обучена грамоте. Приятно восстановить кусочем забытого прошлого, но отвлекаться, увы, некогда.

Я перевожу взгляд на фею. Вроде бы союзница, но полного доверия к ней нет хотя бы потому что она делится лишь той информацией, какой считает нужным, я помню, что Ариэля обо мне она не предупредила.

— Тебе нужен отдых, — замечаю я. Фея всё ещё выглядит потрёпанной. — Твои крылья…

Уместно ли предлагать вызвать врача, если я не знаю, есть ли в этом мире хирурги, специализирующиеся на крыльях, как у бабочек.

— Я всё ещё могу летать, — не совсем верно понимает меня фея.