– Да нет, говорю же, не бедный он – вроде газетчик. Балуется так, картинки собирает. То ли сам любуется, то ли друзьям показывает. Только все девки возвращаются от него в целости и сохранности. Говорят, Горбатую Элис он взаправду куда-то возил. Вот она и обрадовалась. Может, ей еще раз повезет, она в Ист-Энде самая страшненькая… Нет, леди, он, конечно, странный, но не Потрошитель.
– А почему же он таких убогих выбирает?
– У каждого свой вкус, – назидательно сказала толстуха. – Некоторым, бывает, сумасшедшие нравятся, другим малолетние, третьим вообще мужики или козы там. А Тедди вот кривых любит. И то сказать: с ними проще. Однажды он в «Сковороде» подпил и рассказывал: была у него подружка, не из наших – настоящая леди да как есть красавица. Так он ей все тоже про любовь напевал, а потом обманом к себе зазвал, шампанским напоил и карточек наделал. Красивая леди потом какое-то время подумала-подумала, да и пришла к нему домой, все что можно, перебила, об него самого зонтик сломала, а карточки забрала. Обидно ей показалось, что Тедди на нее теперь, как на шлюх своих, смотреть в любой момент может. Грозилась дом поджечь, а Тедди зарезать, но он кое-как с ней помирился. Так что с уродливыми дурами-то всяко легче. Красивые леди, они с гонором – если их обидеть, ведут себя вовсе и не как леди. Ты вот небось за такое бы вообще из револьвера своего пристрелила.
Настя немного подумала, потом уверенно сказала:
– Обязательно пристрелила бы. Ну ладно, он не убийца. А тебе самой не жутко? Вдруг на Потрошителя нарвешься?
– Жутко, леди, – флегматично признала толстуха. – Но что делать? На еду как-то зарабатывать надо…
Она неспешно ретировалась. Настя еще немного постояла на отвоеванной территории под фонарем, потом отправилась в «Сковороду».
В трактире было шумно и душно, зато тепло. Устроившись в уголке, Настя заказала чай. Расстегнула накидку и принялась медленными глотками прихлебывать жидкое, разбавленное молоком пойло, рассматривая посетителей.
Возле обшарпанной, пропитанной джином стойки спорили пьяные рабочие с пристани – того и гляди пустят в ход кулаки. В центре зала, за большим столом, солидно наливались пивом извозчики после смены. Несколько личностей неясного рода занятий скользили между столами, в поисках то ли общения, то ли дармовой выпивки. Один из таких, средних лет хлыщ в заляпанной одежде, попытался заговорить с Настей. Она состроила максимально зверскую физиономию и негромко послала хлыща к черту, сожалея, что английский так беден на ругательства.
Были в трактире и проститутки – все как на подбор некрасивые, немолодые. Судя по их виду, решила Настя, ни одна не прошла бы проверку на палочку Коха. Но тут ее внимание привлекла одна девушка, вошедшая в заведение. Одежда и манера поведения выдавали в ней такую же уличную охотницу, как и все остальные. Однако эта была красива и молода – не больше двадцати пяти, по прикидкам Насти.
Платье девушки, хоть и старенькое, было тщательно отглажено, из-под шляпки выбивались черные локоны. Смуглый румянец на лице, блестящие черные глаза, яркие полные губы – эта туберкулезом не страдает, решила Настя. Правильные черты лица, скорее, могли принадлежать потомственной аристократке, чем женщине легкого поведения. Вошедшая была высокой и стройной, а под одеждой угадывались красивые формы. Несмотря на развязную походку и на то, как фамильярно девушка здоровалась с окружающими, в ней чувствовалось врожденное изящество.
– Прогуляемся, Мэри? – окликнул ее один из пьяных рабочих.
– Только не с тобой, Джонни, – ответила красотка. – Ты на джин-то не зарабатываешь.
Манера произносить слова была простонародной, но голос – звучным и грудным, без визгливых вульгарных ноток, свойственных, как уже заметила Настя, всем проституткам.
Из обедневших дворян, что ли, задумалась Настя. Краем глаза проследив за тем, как девица прошествовала к столу и заказала джин, внутренне вздохнула: недолго ей красотой блистать, с такими привычками. Скоро станет неотличима от товарок. Вдруг Настя заметила, что и Мэри искоса наблюдает за нею. Встретившись взглядами, обе отвернулись, старательно изображая равнодушие. Девушка стащила перчатки. Насколько Настя помнила, этикет этого не позволял – но какой этикет в ист-эндском трактире? Она обратила внимание, что на мизинце правой руки проститутки не хватает одной фаланги. Тут же вспомнились гейши эпохи Токугава, которые дарили фаланги пальцев возлюбленным в знак вечной верности и преданности. Представив себе уличную проститутку, делающую такой презент клиенту, Настя мысленно фыркнула. Скорее всего, девушка когда-то работала на фабрике, там и получила увечье. А возможно, фалангу отхватил какой-нибудь слишком жестокий сутенер, в назидание.
Через час с лишним Настя решила, что достаточно отдохнула, пора отправляться на прогулку. Она вышла, принялась прохаживаться по улице, внимательно вглядываясь в лица прохожих, каждый из которых мог оказаться Потрошителем.
Так она прогуливалась до полуночи. Получила множество отнюдь не лестных предложений, еще дважды столкнулась с местными жрицами любви. Когда толпа на улице сильно поредела, Настя смело отправилась в темный переулок. Постояла там, чутко прислушиваясь, не раздадутся ли шаги за спиной. Перешла в другую подворотню.
Пробежал еще час. Она продрогла до костей, проклиная английскую сырую погоду. «Еще пара таких прогулок, и у меня самой туберкулез начнется», – раздраженно подумала Настя. Идея поимки Потрошителя на живца уже не казалась такой удачной. Похоже, убийцу в качестве жертвы она не устроила. Если еще убийца был сегодня в Ист-Энде.
Решив, что сделала достаточно, Настя медленно двинулась к Томас-стрит, надеясь нанять там кеб. Поеживаясь, предвкушала, какую головомойку устроит ей Данилка за самовольную отлучку, да еще и через окно. Она так задумалась, что не заметила быструю тень, которая скользнула в одну из темных подворотен.
Настя сделала еще несколько шагов, поравнялась с подворотней, уже почти прошла мимо, и тут ее шею что-то захлестнуло и потянуло назад. Реакция не подвела: она ухватилась левой рукой за веревочную петлю, чтобы не дать ей затянуться окончательно, правой пытаясь вытащить из-за пояса револьвер. Но убийца с силой натянул веревку, передавил горло. В глазах потемнело, Настя судорожно вцепилась в удавку обеими руками. Человек за спиной тащил Настю в подворотню. Она ощущала затылком его дыхание – удивительно легкое и ровное. Горло сдавила невыносимая боль, дышать стало нечем. Ноги подкосились. Настя оторвала правую руку от шеи, вытащила револьвер и из последних сил надавила на спусковой крючок, выстрелив в воздух.
Потрошителя это не смутило, он все же затянул ее в подворотню. Угасающее сознание выдало последнюю, на редкость идиотскую мысль: «Теперь меня точно примут за очередную проститутку».
– Стой, полиция! Отпусти ее! – раздался громкий окрик.
Удавка, врезавшаяся в горло, ослабла. Убийца отпрянул назад, в кромешную темноту. Настя, находясь на грани обморока, успела схватить его за руку и потянуть на себя.
«Рука слишком маленькая, – мелькнула мысль. – И что-то в ней неправильно…» Но сил не хватило, Потрошитель оттолкнул ее и вырвался.
Настя упала на колени прямо в покрытую тонкой корочкой льда лужу, пыталась дышать, ничего не видя, ничего не чувствуя, кроме резкой боли в горле.
– За ним! Уйдет! – прозвучал над головой знакомый голос.
– Не уйдет, здесь тупик, – возразил второй человек.
Следом раздался топот. Те, кто спас ее, пробежали мимо, пытаясь догнать Потрошителя. По стенам домов скакали желтые пятна света от ручных фонарей. Прозвучали один за другим два выстрела.
Настя не знала, сколько сидела в луже, выравнивая дыхание, со свистом вырывавшееся из травмированной гортани. Во рту стоял привкус крови, горло разрывал кашель, перед глазами до сих пор висела обморочная пелена. Наконец ее взяли под мышки, вытащили из ледяной воды, от которой уже начинали неметь колени. Вздернули, поставили на ноги:
