Профессор Драгосмыслов поведает сам
— Тебе, тебе поверял я научные планы! — сказал Драгосмыслов, обращаясь к божку.
И это правда. Ни ближайшим сотрудникам, ни отдалённым начальникам, а фарфоровой голове раскрывал он свои грандиозные планы. И только потом, проверив множество раз, сотни раз отмерив, но ещё не отрезав, профессор передавал свою мысль в надёжные руки всего коллектива.
Пускай те и режут.
— Ну что, кумир восходящего солнца, — спросил профессор, — втянет гужок?
«Кумир» смотрел на профессора сонными глазками, вежливо улыбался и обещал удачу. Профессор захлопнул шкаф и вызвал к себе Звонарёва.
— Пора рисковать, Илья! Закраим на полквартона!
— Не втянет гужок, — стоял на своём учёный.
— Загужим.
— А вдруг потревожим кукаретные гущи?
— Не узнаю я тебя, Илья! — воскликнул профессор. — Риск — благородное дело, мы не можем ждать милостей от природы!
— Так-то оно так… — пробормотал Звонарёв. — У нас и сейчас сильный гуж.
— А результат? Нет, нет, давай пол-квартона!
— Не втянет гужок, — упрямо сказал Звонарёв.
— А кроме того, — Драгосмыслов показал глазами наверх, — там ждут. К круглой дате.
Илья Звонарёв вздохнул:
— Бейте меня, Артабальд Поликанович, гнать не могу. Гужок не сгужует.
— Так доведи! — яростно закричал профессор. — Вставь лишний пупырыш! Долго мы будет ждать милостей от природы?
Понимая, что, дожидаясь милостей от природы, можно запросто впасть в немилость, опытный кукаретник снова вздохнул.
— Иди, — коротко приказал Драгосмыслов.
Оставшись один, профессор принялся расхаживать по кабинету. Иногда он останавливался и восклицал:
— Всего полквартона! Нет, надо взять на себя…
Но брать на себя не хотелось, и Драгосмыслов высказывал новую мысль:
— Уговорить, уломать, поставить перед упрямым фактом! Довести этот треклятый гужок!
Гужок
Гужок, что за странное слово, что за таинственный механизм? Пора, наконец, задуматься, вникнуть и покумекать. Бесполезно искать в словарях и тяжёлых справочниках. Но если заглянуть в обширный и совершенно секретный труд профессора Драгосмыслова, то на странице тысяча триста первой можно найти кое-какие сведения о гужке: «Гужок обладает колёсиком и двумя рожками. В случае отсутствия одного рожка в колёсико добавляют пупырыш, настроенный на кукаретные гущи. Блестящий ободок пупырыша обладает способностью вытянуть из кукаретной гущи так называемый хвостик, что и позволяет гужку втянуть всё кукаретное тулово. Остальное не представляет трудности для опытного кукаретника. Если на тулове имеется бантик, значит, кукаретная весь сохранила свой коблик, если же бантик растрыскан, снова гужуйте гужок, чтобы гуж достиг нужных квартонов».
Что ж, как говорится, и ежу понятно. А если кому-то не очень, отчаиваться не стоит. Мало ли на свете непонятных вещей!
Ночной звонок
Ночью зазвонил телефон. Ледогоров схватил трубку.
— Это ты, лейтенант? — сказал хриплый голос.
— Я, — с удивлением ответствовал Ледогоров.
— Слышь, брось это всё, — сказал хриплый. — И начальству скажи. Не лезьте куда не надо.
— Кто это говорит? — спросил Ледогоров.
— Голос! — Хриплый захохотал. — Бери завтра отпуск, к морю кати, не мешай хорошему делу.
— Какому делу? — спросил Ледогоров, стараясь продлить разговор.
— Сказал, хорошему. Тебе не понять, не тому учили. Так и передай, голос предупредил, повторять не будет.
Раздались короткие гудки. Ледогоров положил трубку на стол и быстро оделся. Уж он-то знал, как выяснить, откуда звонили.
Ледогоров выбежал к автомату и набрал нужный номер. Не спят серьёзные люди! Через минуту-другую Ледогорову продиктовали цифры. Каково же было его удивление, когда они сложились в номер собственного телефона.
— Выходит, я сам себе позвонил?! — с возмущением выкрикнул Ледогоров. Но на том конце провода ничем помочь не могли и подтвердили, что неизвестный звонил Ледогорову с его же собственного аппарата.
В полном недоумении вернулся домой лейтенант. «Свистулька, что ли, это со мной говорит?» — подумал он. Взял с полки птичку-свистульку и дунул в неё что было сил. «Не то!» — взвизгнула птичка.
Утреннее письмо
Утром кандидат наук Илья Ларионович Звонарёв извлёк из письменного ящика обыкновенный конверт. Однако письмо в нём было не очень обыкновенное. В письме говорилось:
Товарищ Звонарёв!
Группа сотрудников узнала, что вы не хотите работать. Вы отказались довести гужок к круглой куте. Что же вы делаете, товарищ! Раз уж взялись за гуж, гужайте как надо. Иначе урга капрудников докушает вашу кашу.
«Что за чушь? — подумал Илья Ларионович Звонарёв. — С другой стороны, откуда им известны секретнейшие дела отдела?»
Вечерняя записка
Вернувшись с работы, усталый учёный получил новый конверт с совсем короткой запиской:
Звонарёв! Не дашь полквартона, получишь уб.
«Что такое «уб»? — соображал кандидат наук. — Убыток? Или тут открыто намекается на убийство?»
Во всяком случае, о неуместных шутках следовало поставить в известность профессора Драгосмыслова.
Профессор не удивлён
— Я вовсе не удивлён, — печально сказал Драгосмыслов. — Как будто не знаешь Стократьева, Дулиса и эту толстушку Творожную. Они надо всем смеются. Не верят, не верят! Завистники. А кроме того, их круглики под угрозой. Ведь если отдел не успеет к дате, у нас отнимут белый флажок.
— Печально, печально, — пробормотал Звонарёв.
— Не бойся Дулиса, бойся Творожную. За белый флажок она может пойти на куртаж.
— Скорбно, — вымолвил Звонарёв.
— Так что подумай, Илья. Есть ещё дни. А что? — Профессор потёр ладошки. — Всего полквартона! Бери на себя, дерзай! В твои лета я не ждал милостей от природы!
— Да я и не жду, — уныло проговорил Звонарёв.
— Вот и не жди! Дожми к круглой куте… то есть, как её, дате! Надо докушать кашу!
На том и кончился разговор.
«Полквартона! — сердито говорил себе Звонарёв. — Совсем пустячок. Чтобы дать ещё полквартона, во всём городе придётся выключить свет». И что-то тревожило, сильно тревожило Звонарёва.
«Кто его знает, что там у них», — думал он, поглядывая с опаской на небо.
Совещание
Пока одни люди стремились проникнуть в небесные дали, другие ходили по земле. Забот на земле всё-таки больше, и особенно там, где среди привычного и понятного творятся совсем непонятные вещи.
— Непонятно! — Полковник Чугун грохнул ладонью об стол и открыл совещание.
Ещё раньше закрыли дверь и украсили её табличкой «Совещание». Правда, как только полковник грохнул ладонью, табличка слетела и ловко скользнула под стол секретарши. Но ни майор Ревунов, ни капитан Карнаух, ни лейтенант Ледогоров об этом не знали, а секретарша решила не замечать.
— Жила тонка? — зловеще спросил полковник, не подозревая, что совещание как бы отменено его тяжёлой ладонью.
— Что волнует меня? — начал майор Ревунов…
При этих словах табличка насторожилась. Майора она смертельно боялась. Это он, майор Ревунов, беспрестанно вешал её на гвоздь и не давал ни сна, ни покоя.
— Меня волнует… — внезапно майор привстал и кинулся в дверь.
— Так и знал, — пробормотал он, распахнув её настежь.
Табличка была разыскана и водворена на место. Теперь уж майор говорил спокойней.
— Голос волнует меня. Этак, пожалуй, заговорит, как товарищ полковник, даст указания.
