— Куда ты смотришь? — с беспокойством спросил Сонни.

— Извини, — сказал Пит так мягко, как только мог. — Я только хотел кое в чем убедиться, вот и все! Ты говорил кому-нибудь об этом? — он указал на рычаг.

— Зачем мне было говорить? Нет. Я понял это, когда ты спал, только что.

Пит внимательно осмотрелся по сторонам, пока Сонни переминался с ноги на ногу. Затем подошел к стойке с инструментами.

— Ты кое-чего не заметил, Сонни, — спокойно сказал он. — Там, вверху. — Он показал. — На стене за твоей спиной. Видишь?

Сонни повернулся. Пит одним движением снял четырнадцатидюймовый гаечный ключ и изо всех сил ударил им юношу.

Потом начал старательно разбирать оборудование. Вытащил стержни газовых двигателей и молотком разбил цилиндры. Отключил систему зажигания дизеля — при этом опустели баллоны со сжатым газом — и кусачками перерезал остальные провода. Потом разбил стояк переключателя вместе с рычагом. Закончив, положил инструменты, наклонился к погладил взъерошенные волосы Сонни.

Потом вышел, старательно закрыв дверь. Несомненно, то была отличная работа. Пит тяжело уселся на ближайший лабораторный стол.

— Теперь у вас есть шанс, — бросил он в далекое будущее. — И ради Бога, используйте его как надо.

После этого он просто ждал.

Дон Мазерс вытянулся по стойке «смирно», бодро отсалютовал и отрапортовал:

— Младший лейтенант Донал Мазерс докладывает, сэр.

Коммодор смерил его взглядом, козырнул и взглянул на лежащий на столе рапорт.

— Мазерс, Одиночная Разведка, У-102. Сектор А22-К223, пробормотал он.

— Да, сэр.

Коммодор вновь взглянул на него.

— Вы были на посту всего пять дней, лейтенант.

— Да, сэр, на третий день мне показалось, что испортилась форсунка. Пару дней я терпел, но затем решил, что лучше мне вернуться и проверить, в чем дело. — Затем добавил: Согласно инструкции, сэр.

— М-да, конечно. Разведчик вряд ли сможет ремонтироваться в космосе. Если возникают какие-то сомнения, инструкции предписывают вернуться на базу. Рано или поздно это случается с каждым.

— Да, сэр.

— Однако, лейтенант, с вами это было четыре раза из шести.

Дон Мазерс ничего не ответил. Он казался невозмутимым.

— Механики доложили, что с вашим двигателем все в порядке.

— Иногда, сэр, следов не остается. Может, это была порция плохого топлива. Она сгорела в конце концов, и все стало на свои места. Но в этом случае тоже следует вернуться на базу.

Коммодор нетерпеливо прервал его:

— Лейтенант, не надо объяснять мне недостатки Одиночной Разведки. Около пяти лет я сам был пилотом. Мне известны недостатки — и машин, и пилотов.

— Сэр, я не понимаю.

Коммодор посмотрел на кончик своего большого пальца.

— От двух недель до месяца вы проводите в открытом космосе. Совсем один. Высматривая корабли крейденов, которые практически никогда не появляются. В истории войн я могу припомнить лишь одну подобную ситуацию. Во время Первой мировой войны летчики также летали в одиночку. Но они летали всего лишь пару часов или около того.

— Да, сэр, — бессмысленно повторил Дон.

Коммодор продолжал:

— Здесь, в штабе, мы понимаем, что в открытом космосе можно поддаться внезапному страху и, вообразив, что с кораблем не все в порядке, вернуться на базу, но, — Коммодор откашлялся, — четыре раза из шести? Лейтенант, вы не думаете, что вам надо сходить к психиатру?

Дон Мазерс вспыхнул:

— Нет, сэр, я так не думаю.

Коммодор по-военному сухо ответил:

— Очень хорошо, лейтенант. У вас будет обычный трехнедельный отпуск. Вы свободны.

Дон энергично козырнул, повернулся и вышел из кабинета.

В коридоре он тихонько выругался. Что знают эти медноголовые бюрократы о космическом страхе? О бездонной черноте, о гнусной невесомости, о волнах первобытного ужаса, что охватывает тебя, когда мысль о том, что ты оторван, оторван, оторван от Земли, вдруг пронзает до самого нутра. Что ты один, один, один. В миллионе, миллионе миллионов миль от своего ближайшего сородича. Летать в корабле, который чуть больше нормального шкафа! Что знает об этом Коммодор?

Дон Мазерс весьма подходяще забыл, кто прослужил в разведке пять дет.

Из Штаб-квартиры Космического Командования он направился к Гарри, в «Нуово-Мексико бар». В это время дня там было пусто.

— Привет, лейтенант, — поздоровался Гарри, — а я думал, ты патрулируешь. Как это ты так скоро вернулся?

Дон холодно ответил:

— Суешь свой нос в дела безопасности, Гарри?

— Ну вот! Нет, лейтенант. Ты же меня знаешь. Я знаю всех парней. Я просто так болтал.

— Слушай, как насчет кредита, Гарри? На этой неделе у меня нет денег.

— Нет проблем. Мой мальчик служит на легком крейсере «Нью-Даос». Я открываю кредит для любого космонавта. Что закажешь?

— Текилу.

Текила была единственной уступкой, которую «Нуово-Мексико бар» сделал своему названию. В остальном он выглядел так, как выглядит любой бар в любом месте и в любую эру. Гарри налил, добавил лимон и соль.

— Слышал сегодняшние утренние новости? — спросил он.

— Нет, я только что вернулся.

— Колин Кэзи умер. — Гарри покачал головой. — Единственный человек, награжденный Галактическим орденом Славы. Согласно Президентскому обращению, в память о нем каждый в системе должен помолчать пять минут в два часа по Солнечному времени. Знаешь, сколько раз вручался этот орден, лейтенант? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Всего тридцать шесть раз.

Дон сухо добавил:

— Двадцать восемь из них — посмертно.

— Да-а, — Гарри, наклонившись к своему единственному клиенту, вдруг изумленно проговорил, — Галактический орден Славы, награжденный которым не может сделать ничего дурного. Вообрази. Приезжаешь в какой-нибудь городишко, идешь в самый большой ювелирный магазин, берешь бриллиантовый браслет и выходишь. И что тогца?

Дон фыркнул:

— Хозяину магазина возместят убытки с помощью пожертвований от граждан. И, может быть, мэр напишет тебе благодарственное письмо за то, что ты прославил их, городишко, соблаговолив заметить один из увиденных в магазине товаров.

— Да-а, — Гарри благоговейно покачал головой, — а представь, если ты убьешь того, кто тебе не нравится, то и ночи не просидишь в тюряге.

Дон возразил:

— Если бы у тебя был Галактический орден Славы, ты не должен бы был никого убивать. Слушай, Гарри, ты не возражаешь, если я позвоню?

— Телефон прямо впереди, лейтенант.

На экране телефона появилась Диана Фуллер; очевидно, она собирала чемоданы. Она обернулась и удивленно произнесла:

— Ой, Дон, я думала, что ты на дежурстве.

— Я там и был. Но случилась поломка.

— Опять? — спросила она, слегка нахмурив брови.

Он нетерпеливо перебил:

— Слушай, я хочу встретиться с тобой. Завтра ты улетаешь в. Каллисто. Это наш последний шанс. Я хотел поговорить с тобой о чем-то очень важном.

Она ответила слегка раздраженно:

— Я собираю вещи. Дон. Для встречи с тобой у меня просто нет времени. Мне кажется, мы уже попрощались пять дней назад.

— Это очень важно, Ди.

Она бросила два свитера на кресло или во что-то не видимое на экране и, уперев руки в бока, взглянула ему прямо в лицо.

— Нет, Дон, не для меня. Это все уже было. Зачем мучить себя? Ты не готов к женитьбе, Дон. Мне не хочется обижать тебя, но ты просто не можешь жениться. Увидимся через несколько лет, Дон.

— Ди, всего лишь пару часов, сегодня днем.

Диана повернулась к нему и произнесла:

— Колин Кэзи умер от ран сегодня утром. Президент просил почтить его память пятью минутами молчания. Дон, я собиралась провести это время одна, немного всплакнула бы, вспомнив человека, который умер из-за меня и за всех нас. Того, который был так отважен, что удостоился высшей чести, какой когда-либо удостаивался человек. И я не хочу, чтобы в это время рядом со мной был солдат, покинувший свой пост.