— Господь милосердный! — воскликнул де Торрес.

То было не упоминание Господа всуе, а возглас восхищения. Де Торрес вдруг вытаращил глаза, осознав, что человек не одинок, что по обе стороны от него, громоздясь за каждым углом, стоят небесные сонмы. Черные и белые, они создают вечную шахматную доску в якобы пустом космосе. Черные — те, что «против», белые — те, что «за». Божественная рука держит их в равновесии и отдает во владение человеку, наравне с птицами в воздухе и рыбами в море.

Однако де Торрес, хоть и видел такое, что многих могло бы сделать святыми, только спросил:

— А ты мог бы сказать, сколько ангелов поместится на острие иглы?

Де Торресу явно не дождаться нимба. Скорее ему суждено — если доживет! — накрывать голову беретом академика.

— Я тебе скажу, — фыркнул де Сальседо. — Говоря философски, на острие иглы можно поместить сколько угодно ангелов. Если же быть точным — столько, на сколько хватит места. И хватит, меня интересуют факты, а не фантазии. Скажи мне, как восход Луны может помешать приему херувимов, отправленных Проводком из Лас-Пальмаса?

— Клянусь Цезарем, откуда мне знать? Разве я всезнайка? О нет, я простой монах! Одно могу сказать тебе: прошлым вечером она поднялась над горизонтом, как кровавый желвак, и мне пришлось прервать отправку своих малых посланцев как короткими, так и длинными колоннами. Станция на Гран Канариа была совершенно парализована, и мы оба прекратили передачу. То же произошло сегодня вечером.

— Луна посылает какие-то сообщения? — спросил де Торрес.

— Посылает, но я не могу их прочесть.

— Матерь Божья!

— А может, на Луне есть люди и они передают? — предположил де Сальседо.

Брат Проводок насмешливо фыркнул. Хотя ноздри его были огромные, презрение тоже достигало немалого калибра. Артиллерия его насмешек могла утихомирить любого, не обладающего гигантской силой духа.

— Возможно, — тихо сказал де Торрес, — если, как мне говорили, звезды являются окнами в небе, то главные ангелы, те, что больше, гм… реализуют тех, что меньше? И делают это лишь после восхода Луны. Может, следует трактовать сие как явление небесное?

Он перекрестился и огляделся.

— Бояться нечего, — мягко сказал монах. — За твоей спиной нет Инквизитора. Не забывай, что я единственный духовник этой экспедиции. Кроме того, твоя гипотеза не имеет ничего общего с догмой. Впрочем, это неважно. Чего я не понимаю, так это как небесное тело может передавать и почему делает это на той самой частоте, что и я. Почему…

— Я мог бы объяснить это, — вставил де Сальседо с дерзостью и нетерпением, свойственными молодым людям. — Я бы сказал, что Адмирал и роджериане ошибаются относительно формы Земли. Сказал бы, что Земля не круглая, а плоская, а горизонт существует не потому, что мы живем на шаре, а потому, что Земля слабо искривлена, подобно весьма уплощенному полушарию. А еще я бы сказал, что херувимы прибывают не с Луны, а с корабля, подобного нашему, с корабля, висящего в пустоте за краем Земли.

— Что?! — Его слушатели даже задохнулись от удивления.

— Разве вы не слышали, — сказал де Сальседо, — что король Португалии тайно отправил корабль после того, как отклонил предложение Колумба? Откуда нам знать, что сообщения идут не от нашего предшественника, который заплыл за край мира и теперь висит в пространстве, а появляется ночью, потому что следует за Луной вокруг Земли? В сущности это гораздо меньший и невидимый спутник.

Смех монаха разбудил многих на корабле.

— Я повторю твою версию оператору из Лас-Пальмаса, пусть вставит ее в свой рассказ. Может, ты еще скажешь, что сообщения идут с одной из тех извергающих огонь сосисок, которые многие легковерные миряне видели тут и там? Нет, мой дорогой де Сальседо, не будь смешным. Еще древние греки знали, что Земля круглая. В каждом европейском университете учат этому. И мы, роджериане, измерили ее периметр. Мы точно знаем, что Индия лежит по другую сторону Атлантики. Точно так же благодаря математике мы знаем, что летающие аппараты тяжелее воздуха существовать не могут. Наши братья физики заверяют, что эти летающие объекты всего лишь миражи или иллюзии, созданные еретиками или турками, желающими вызвать в народе панику.

Лунное же радио вовсе не иллюзия, уверяю тебя. Я не знаю, что это такое, однако не корабль, испанский или португальский. Откуда бы тогда взялся этот его непонятный код? Этот корабль, даже если бы пришел из Лиссабона, все равно имел бы оператора-роджерианина, а тот, согласно нашим правилам, был иной национальности, нежели команда, чтобы легче избегать политических пристрастий. Он не стал бы нарушать наши законы, используя другой код, чтобы связываться с Лиссабоном. Мы, ученики святого Роджера, не опускаемся до мелких пограничных инцидентов. Более того, у этого реализатора недостаточная мощность, чтобы достать до Европы, и он действовал бы через нас.

— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил де Сальседо. — Хоть ты и не веришь в это, но духовника можно перетянуть на свою сторону. Или кто-то из мирян мог узнать ваши тайны и изобрести новый код. Я думаю, это один португальский корабль передает другому, может, не слишком удаленному от нас.

Де Торрес содрогнулся и вновь перекрестился.

— А вдруг это ангелы предупреждают нас о близящейся смерти?

— Предупреждают? В таком случае, почему они не пользуются нашим кодом? Ангелы знают его не хуже меня. Нет никаких «вдруг», Орден не допускает их, он экспериментирует и открывает. Он не высказывается до тех пор. пока не узнает точно.

— Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем, — мрачно сказал де Сальседо. — Колумб обещал команде, что если до завтрашнего вечера не наткнемся на сушу — повернем обратно. Иначе, — он чиркнул пальцем по шее, — кхх! Пройдет день, и мы поплывем на восток, убегая от этой зловещей, кровавой Луны и ее непонятных передач.

— Это была бы большая потеря для Ордена и Церкви, вздохнул монах. — Но все в руке Божьей, и я изучаю лишь то, что Он позволяет мне изучать.

С этими набожными словами Брат Проводок поднял бутылку, чтобы изучить уровень жидкости. Научно установив ее существование, он измерил затем ее количество и проверил качество, влив все в лучшую реторту — свое огромное брюхо.

Потом он причмокнул и, не обращая внимания на разочарованных моряков, принялся с энтузиазмом рассказывать о судовом винте и вращающем его двигателе, сконструированном недавно в Коллегии Святого Ионы в Генуе. Если бы три корабля королевы Изабеллы снабдили подобным устройством, заявил монах, они перестали бы зависеть от ветра. Однако пока монахи запретили распространение этих изобретений, поскольку опасались, что выхлопные газы могут отравить воздух, а огромные скорости окажутся убийственными для людей. Затем он вдруг принялся излагать историю жизни своего патрона, изобретателя первого реализатора и приемника херувимов, святого Ионы из Каркасона, который принял мученическую смерть, ухватившись за провод, оказавшийся — вопреки его мнению — неизолированным.

Оба моряка, придумав какую-то отговорку, удалились. Монах был хорошим человеком, но агиография[3] успела им наскучить. Кроме того, они хотели поговорить о женщинах…

Если бы Колумбу не удалось убедить свою команду, что нужно проплыть еще один день, события разворачивались бы иначе.

На рассвете моряки воспрянули духом, увидев несколько крупных птиц, круживших над кораблем. Суша была где-то поблизости; может, эти крылатые существа прилетели с побережья самого легендарного Чипанга, страны, где у домов золотые крыши.

Птицы спустились пониже. Вблизи было видно, что они огромны и очень странны. Их тела имели почти тарелкообразную форму и были невелики относительно крыльев, размах которых составлял не менее тридцати футов. Кроме того, у птиц не было ног. Только немногие из моряков поняли значение этого факта: птицы эти жили только в воздухе и никогда не садились на землю или воду.

Пока все рассуждали об этом, раздался слабый звук, словно кто-то откашлялся. Он был так слаб и далек, что никто не обратил на него внимания, поскольку каждый решил, что его издал сосед по палубе.