Получив грамоту об этом, Патрик Креве женился, произвел на свет двоих сыновей и дочурку, написал завещание и удалился в Палестину. Подозреваю, что он-таки рассчитывал получить титул — хотя ни слова не сказал об этом, судя по хронике Холиншеда. И, вероятно, обиделся.
В Палестине он поступил на службу к Раймонду Тулузскому, графу Триполи (ныне это город Тарабулус-эш-Шам, столица Северного Ливана), и около 1109 года получил титул барона де Лак-Эмесс. Его меч был к тому времени достаточно известен на севере Святой Земли. Правда, титулы, дарованные Балдуинами, императорской династией Иерусалима, в Европе считались как бы второсортными (говоря современным языком, «котировались невысоко»). Но все же это был титул!
Правда, графы Раймунды обоснованно считались покровителями манихейской ереси «катаров», свившей гнездо в их французских владениях. Но крестовый поход против их подданных-еретиков был еще да-алеко впереди…
А покуда Патрик жил в Палестине, в своих владениях, на западе и востоке стиснутых отвесными скалами. Со стороны пустыни на его владения наседали египетские войска. Он с тремя вассалами и сорока ополченцами из числа французов-крестьян, пришедших с рыцарями, отбивался. Его семья из Англии переехала к нему. Старший сын женился на соседке, Клотильде де Валь д'Троньяк, француженке (точнее, провансалке. Это и сейчас-то не совсем одно и то же, а тогда было вовсе не одно и то же). Младший погиб в стычке с шиитами. Дочь вышла замуж за кузена братниной жены. Ее история со дня свадьбы — это уже часть истории другого феодального рода. Оставим ее в стороне и будем следовать только за потомками Гвидо Креве по прямой линии.
Сын продолжил дело отца. Хотя продолжать становилось все труднее и труднее: земля — единственный источник дохода, а ее становится все меньше и меньше. Феллахи ненадежны и при каждом удобном случае перебегают к сарацинам. Арабы при набегах безжалостно разрушают оросительные сооружения, без которых тут ничего не вырастает. Они вытаптывают копытами коней посевы, засыпают землею каналы, валят шадуфы (водоподъемные колеса), режут скот и жгут крестьянские хижины…
Патрик Креве де Лак-Эмесс погиб, как это часто (и, увы, все чаще) случалось с палестинскими сеньорами, погиб на стенах своего маленького замка, командуя отражением очередного набега степняков. Так же погиб и его сын. Внуку повезло: он дожил аж до сорока восьми лет и был убит стрелой в горло, увлекшись преследованием арабов далеко от замка, дойдя до первоначальной восточной границы дедовых владений…
Наконец, четвертый барон Креве де Лак-Эмесс отчаялся, бросил владения, кончавшиеся уже в сорока шагах от ворот замка и приносившие дохода столько, что хватало едва на жизнь от урожая до Нового года, и воротился в неизвестную ему, промозглую Англию…
Почти нищий, забытый на родине, лишившийся владений, потерявший в боях с сарацинами почти всех мужчин своего рода, зато обремененный целой кучей женщин и детей… Невестки его и братьев, вдовы внуков…
О баронстве своем пришлось забыть. Здесь он был нетитулованный, да вдобавок еще и безземельный (поместье давно за долги продано, усадьба отошла к де Локлям), говорящий на устаревшем, смешном языке, ввертывая неанглийские словечки… Единственным его богатством был боевой опыт.
Шел 1221 год, когда он воротился. Англия, как и большинство ее континентальных соседей, лежала в руинах феодальной раздробленности. За шесть лет до того бароны, города и купечества, объединясь под началом графа де Монфора, главы древнего знатнейшего рода, равно известного в Англии, Франции и Палестине, победили неудачливого воителя, короля Джона Безземельного, прозванного так за утрату большей части английских владений на континенте. И заставили побежденного подписать на островке Раннимид, на Темзе, повыше столицы, «Великую хартию вольностей». С этого июньского дня и начинается почти восьмисотлетняя история британской демократии.
Весь тринадцатый век род Креве нес военную службу. При этом, верные традициям, вдолбленным с детства в строго централизованных, военизированных государствах крестоносцев, Креве всегда служили верховному сюзерену, королю. А в том веке это была да-алеко не самая выгодная служба — королевская. Многие владетели тогда и платили щедрее, и после каждой победы раздавали своим офицерам до половины захваченных земель…
К началу четырнадцатого столетия капитан Креве (правильнее сказать — очередной капитан Креве) был закоренелым лондонцем, не имевшим, что в те годы было редкостью, ни поместья, ни хотя бы усадьбы за городом. Но его сын Винсент тяготился военной службой, сужденной ему с рождения и даже еще раньше. И вдруг парню «повезло». На Европу обрушилась «черная смерть» — та самая эпидемия чумы, что явилась поводом для сочинения «Декамерона» Бокаччо. Опустошая страну за страной, эпидемия перекраивала историю континента. Страны, стоявшие на первых местах по населенности, становились малолюдными и сваливались со столбовой дороги истории на ее обочины.
Рабочих рук стало меньше, и они подскочили в цене. Иные помещики начали форменную охоту на прохожих и проезжих. Появились в Европе рабы, которых не стало уже семьсот пятьдесят лет назад. Раб ведь — человек, которого можно удерживать насильно и заставлять работать за двоих!
Но не это важно. Важно, что чума выкосила весь род де Локлей. И Винсент (после чумы сам оставшийся без братьев, сестер, кузенов и кузин, кроме одной, Эйлин, на которой он поспешно женился: оба льнули друг к другу, единственным на земле родным им по крови людям) выудил со дна сундука полуистлевший пергаментный свиток с печатью красного сургуча. Грамоте, с которою он спешно поскакал во дворец, было уж четверть тысячелетия. Но права, ею зафиксированные, были неоспоримы.
Так, по крайней мере, казалось молодому офицеру. На самом же деле началась многолетняя тяжба, которая съела все скромные средства Винсента. Невесть откуда являлись все новые и новые претенденты на титул графов Барнстейпл. Но столь велико было желание Винсента вырваться из пут воинской службы, что он шел на все. Даже заложил свое жалованье за пять, а потом еще за три года вперед. И выиграл дело. И получил титул. Ho к этому времени он так прочно сидел на мели, что церемонию вступления во владение, принесение присяги его королю и ему — вассалами, пришлось отложить до поздней осени. Пришлось ждать уборки урожая и его продажи, чтобы оплатить и парадный костюм, и заказы мастеру-гербовнику, и регистрационный взнос в палату герольдмейстера, и… Много еще было трат в связи с этим.
Итак, в 1369 году Винсент Креве стал графом Барнстейплом и подал в отставку… Жизнь его совершенно переменилась: из лондонца он стал сельским лендлордом, из бедного офицера, живущего на жалованье да на продажу трофеев, он стал довольно богатым помещиком, содержащим на доходы со своих земель и псовую охоту, и конюшни, и приходскую церковь, и полдюжины ненужных ему, но всю жизнь прослуживших в имении, слуг…
Вся его жизнь пошла отныне настолько по-новому, что новых занятий и ощущений хватило до самого конца жизни. А прожил он очень долго (те, кто пережил эпидемию, не заболевши, потом уж жили подолгу и не болели; думаю, это оттого, что уцелели субъекты с мощной иммунной системой) и умер естественной смертью. От старости. Это с мужчинами, стоящими во главе рода Креве, случилось впервые за триста лет!
Так что и в смерти он был первым. И в сельском хозяйстве тоже. Так, первым в округе он начал разводить не серых, а белых гусей. А шалфей, базилик и артишоки он начал выращивать (ну не он лично, разумеется, но на его землях и по его решению!), видимо, первым в Англии.
Но его сын уже не интересовался помещичьей жизнью: для него она была не волнующей экзотикой, а пресной обыденностью. И он готов был удрать от нее куда угодно. И удрал аж в Испанию. Воевать с маврами. Но мавры к его появлению в Андалусии оставались лишь на юге, в Гранадском эмирате, держались не столько своими силами, сколько огромной помощью единоверцев из-за моря, и военные действия шли вяло или вовсе никак. Три года Джеральд Креве прослужил в кастильских войсках, потом попал в плен и двенадцать лет был рабом. Потом ему настолько опротивело это бессмысленное существование, что он принял ислам, совершил обрезание и получил свободу. И стал вести жизнь «ренегата» — так их называли европейцы, собратьев, принявших мусульманство. Джеральд завел лавчонку, в которой небесприбыльно торговал весами, очками, астролябиями и хирургическими пилами. Ну и всяческим прочим специальным инструментом, в основном импортированным из Европы. В порту Сале, где первоначально размещалась его лавка, на океанском побережье, его поставщиками были прежде всего португальцы. Потом он заметил, что все чаще стали появляться англичане, встревожился, что его вытребуют на родину, и перебрался в Беджайю на Средиземном море, где дело иметь приходилось прежде всего с итальянцами и французами. Джеральд — Харраль ибн Бен-Сани, как он себя именовал — разжирел, завел гарем из четырех женщин четырех оттенков кожи и был избран вторым купеческим старшиной города, когда его разыскал младший брат, Мэтью.
