– Нормально поливает… – после приземления на территории подмосковной военной базы, находившейся в получасе езды от резиденции, Денис уныло смотрел на холодный косой дождь, как только вертолётную дверь разблокировали и сдвинули в сторону.

Андрей в предрассветных сумерках заметил президентский кортеж, а неподалёку от него – серый Гелендваген «Феникса». Морок вылез первым, подал руку Лее и остановил взгляд на Фенрире. Тот тяжело поднялся и медленно спустился на землю.

– Ты, по ходу, расклеился. Ко врачу бы.

– Я в порядке.

– Я вижу.

Под прикрытием вооружённых бойцов они быстро зашагали к машинам. Лея всю дорогу поглядывала на Андрея, но он после завершения полёта будто снова забыл о её существовании.

– Всё. Миссия завершена. Всем спасибо, все свободны, – стоя в десятиметровом промежутке между Гелендвагеном и Аурусом президента, Морок пожал руку Андрею и повторил своё предположение: – Дружок, возьми больничный и пройди полное обследование. Выглядишь не лучше зомби.

Тот закатил глаза:

– Мне просто нужно пару дней отоспаться.

– Идём? – Денис повернулся к Лее.

– Э… Да. Сейчас. Идите, я догоню, – она умоляюще улыбнулась ему, взглядом намекнув на необходимость остаться с Андреем наедине.

Денис понимающе кивнул и зашагал прочь.

– Лея, я не думаю, что…

– Ты говорил, что за чувства нужно бороться.

Дождевые капли уже с обоих стекали тонкими струйками.

– А ты вообще уверена в их существовании?

– А почему я должна в них сомневаться? Ты же сам объяснял…

– Объяснял.

– Почему, едва споткнувшись, мы должны зарубить всё на корню? Я больше всего на свете хочу собрать сумку и сбежать из своей клетки! Ты ведь был там! Ты знаешь, каково это! И знаешь, что именно я там испытываю!

Фенрир вздохнул и смахнул капли с лица:

– И всё же медлишь со своим решением.

– Я не медлю! Я хочу решить этот вопрос так, чтобы через неделю после отъезда не оказаться снова поводом для всеобщего переполоха или мобилизации! Почему ты не хочешь меня услышать? Почему предпочитаешь заколоть меня намертво своими острыми замечаниями, о сути которых мы и так оба знаем?

– Потому что иначе это затянется на годы! А я живу здесь и сейчас! И, да! Моя работа, знаешь ли, тоже подразумевает определённый риск быть убитым на самом интересном месте. Поэтому режим отложенного личного счастья вообще не мой вариант.

– Дай мне хотя бы два месяца…

– Я вообще не верю, что из этого что‐то выйдет.

– Как…

– Вот так. Мы отлично повеселились. И самое лучшее, что можно сейчас сделать, – это поставить точку. Оргазмы получены, гештальты закрыты, и…

Звонкая пощёчина сбила с волос Андрея всю дождевую воду. А у него самого перед глазами всё поплыло.

– Ненавижу тебя… – Лея резко развернулась и убежала к машине.

Андрей из последних сил пытался проморгаться и вернуть себе фокусировку, но удар по лицу разом включил в его черепушке с десяток колоколов.

«Лучше так. Ты меня поймёшь. Потом…»

Кортеж плавно отъехал и скрылся за зданиями базы, а из Гелендвагена раздалось сонное:

– Андрей, не мокни под дождём.

Фенрир очнулся от своих невесёлых размышлений и сел на переднее пассажирское кресло рядом с отцом.

– И как это всё понимать? – президент смотрел то на свою дочь, то на Дениса.

Последний в знак поражения поднял ладони кверху и поудобнее уселся в кресле, в очередной раз зевнув. Лея продолжала молча смотреть в окно, следя за движением капель на стекле.

– Я задал вопрос.

– По‐моему, и так всё понятно.

– Кому? Мне – нет! Что это за сцена? И что вообще между вами двумя произошло?!

Лея повернулась к отцу и тихо ответила:

– Моя личная жизнь тебя не касается.

Поталин от такой реакции чуть не поперхнулся и снова зыркнул на Дениса, который предусмотрительно закрыл глаза, изображая дрёму, но на самом деле мысленно проклинал своё решение привлечь к такой работе Давыдова‐младшего.

– Что он сделал?!

– Хватит орать! – тихо всхлипнув, Лея прикрыла глаза и попыталась успокоиться.

– Я его упеку. В самую дерьмовую пыточную в стране!

– Только попробуй!

– Что с тобой сделал этот разрисованный урод?!

– Ничего, что не дозволено уголовным кодексом!

– Лея!

– Отстань от меня! Оставь меня в покое! Мне почти двадцать четыре! Могу я не рассказывать тебе хоть что‐то, если НЕ ХОЧУ?!

«Господи, лучше бы я домой поехал… Он ведь не даст мне поспать, вынесет весь мозг теперь… Ох, Андрюха… Неужели нельзя было держать себя в узде рядом с ней?!.. В кого ты такой безбашенный?.. Отец вроде не был замечен…» – Денис нехотя открыл глаза и обречённо уставился в окно.

– Если я узнаю, что он хоть пальцем тебя тронул…

– Тронул! Тронул, папа! И не пальцем! И не раз! Доволен?!

Владислав замер с открытым ртом, словно рыба, выброшенная океаном на песчаный берег.

– Ч‐что?!

– Что слышал! Всё! Хватит! Я больше не желаю об этом говорить!

– Да мало ли, что ты!..

– Я сказала, хватит!!! Всё было по взаимному согласию! Было и закончилось! И если ты ещё хоть слово в его адрес произнесёшь, если только подумаешь о том, чтобы посадить его, я тебя в жизни больше отцом не назову, понятно?! – Лея запрокинула голову вверх, силясь не разрыдаться и восстановить нормальное дыхание. Горло болело, в висках шумел пульс, солнечное сплетение горело огнём…

– Понятно… – Поталин свёл брови и уставился на Морока с таким бешеным остервенением, что тот невольно начал вспоминать формулировку заявления об увольнении по собственному желанию.

– Ты мне за это ответишь, Денис Александрович…

– Нет! Только посмей! – Лея впилась в отца бешеным от злости взглядом. – Мне не четырнадцать! Мне почти двадцать четыре! И, да! Я хотела этого! Сама! Я имею на это право! За свою… свою девственность отвечаю я! А не Денис Морозов, Андрей Давыдов или Владислав Поталин! Вбей уже себе это в свой гениальный мозг! Тема закрыта!

– Я тебя не узнаю…

– Чудесно, – до боли сжав челюсти, Лея молчала весь остаток пути…

Покинув базу, Гелендваген свернул в противоположную кортежу сторону по направлению к Москве. Макс мельком поглядывал на сына, но долго не решался как‐то прокомментировать увиденное. Андрей сидел неподвижно, прикрыв глаза и часто поверхностно дыша.

На въезде в город Давыдов‐старший всё же позволил себе высказаться, о чём, правда, пожалел уже через несколько минут.

– Выбирая женщину, не мчись только за чувствами. Вы оба должны быть… из одного мира. Иначе это всё недолговечно…

Фенрир открыл глаза и покосился на отца.

– Я забил на этот пункт в попытках удержать Вету. И ты знаешь, чем всё закончилось…

– Да? А с матерью ты тоже жил в разных мирах?

Макс цокнул языком и вздохнул:

– У нас с твоей матерью всё было сложно в другой плоскости.

– Ага. В твоей единственной плоскости.

– Что ты имеешь в виду?

– Не притворяйся, что не понял.

– Если это укол в адрес моего трудоголизма, то мимо. В те дни я вертелся, чтобы прокормить семью!

– Ммм… А потом?

– Андрей, мы вроде о тебе говорим.

– Пфф… Да мы всегда обо мне говорим. Давай разок и тебя зацепим. Ну? Потом? – Фенрир ударил по бардачку. Крышка мягко опустилась, и внутри ожидаемо оказалась пачка сигарет. Он выхватил её и с безумным удовольствием закурил.

Макс хмуро опустил оба передних стекла:

– Что – потом?

– Это я спросил. Что же потом? Когда голодная курсантская жизнь была позади? Миры всё так же остались слишком разными?

– Я помогал вам всем, чем мог. Но решение развестись приняла твоя мать, если ты не в курсе.

– А ты и рад был…

Макс до боли сжал руль и скрипнул зубами:

– Не был я рад!

– Тогда чего же не попытался всё исправить?! Или свободная жизнь, время на свою немецкую колымагу и круглосуточная служба родине были поинтереснее?..