Думы юноши прервала служанка. Не обращая никакого внимания на ликующую толпу, она несла огромную кружку пива, плавно обтекая людей. Ей хоть и нравилось прекрасное пение барда, но, в отличие от посетителей, она работала и ей некогда было прохлаждаться.

— Кто это? — строго спросил Урван и машинально схватил девушку за запястье.

Барышня давно работала в трактире и уже привыкла к такому беспардонному поведению. Обычно в подобных ситуациях она брала в руки первый попавшийся предмет и со всей силы била им в голову наглеца. Но сейчас внутреннее чутьё удержало её от резкой реакции, и она ограничилась суровым взглядом, направленным прямо в глаза юноши. Тот, осознав свою вольность, так же резко убрал руку, после чего почтительно кивнул.

— Это Ярослав, наш местный бард, — спокойно сказала девушка и радушно улыбнулась.

— А о чём он пел? — последовал новый вопрос.

— Да кто его знает, — служанка пожала плечами и повернула голову к поэту. — Он вечно что-то поёт невнятное.

— Но как же можно встречать это словоблудие такими овациями?

— А его голос? Ах, какой у него голос, — начала восторгаться девушка. — Ты же слышал. Одного только пения уже достаточно, для того чтобы сердце растаяло и начало ликовать.

Урван изобразил удивление. Его нисколько не привлекали мирские удовольствия. Большую часть жизни он провёл в изнурительных тренировках и потому до сих пор не посетил ни одного театра.

— Но в песне присутствует имя вашего князя, — не унимался Урван, и перевёл взгляд на менестреля. — Неужто он позволяет такое петь про себя?

— А что тут такого? Разве поёт он о князе что-то плохое? Обычное чудачество необычного чудака.

Тем временем бард привычным движением закинул домру за спину и спустился с помоста. Твёрдым шагом направился к воротам поселения, чтобы вновь покинуть его. Казалось, он разочаровался в публике, потому что никто не догадался о скрытом намёке в его балладе.

Урван смотрел в спину удаляющегося менестреля. Он понял: если сейчас с ним не поговорить, придётся ждать до завтрашнего дня, а сейчас дорога каждая секунда. Юноша схватил шест и бросился догонять музыканта. Он ловко маневрировал среди толпы посетителей, стараясь никого из них не задеть. Иначе мог разразиться скандал и повлечь за собой разборки и потерю времени. Подобно питону, огибающему лесные деревья, молодой наездник обходил гостей таверны.

Финист нагнал барда уже за пределами палисада. Почувствовав его за спиной, поэт остановился и, когда тот приблизился на расстояние трёх шагов, повернулся к нему лицом. Ярослав, не мигая, уставился яркими синими глазами на Урвана и почесал подбородок.

Словив взгляд барда, юноша также остановился. Ему открылась прекрасная возможность откровенно поговорить, ведь все посетители остались в кабаке, и вокруг никого не было. Но, оглядев менестреля с головы до ног, финист утратил решительность. Нелепый вид сказителя невольно заставлял сомневаться не только в его адекватности, но и в том, что он может обладать некими тайными сведениями.

— Я верил, что ты догадаешься, — хвастливо заявил Ярослав после секундного молчания.

— Догадаюсь? — переспросил Урван. — Ты знаешь почему я преследую тебя?

— Ну конечно, финист. Тебя же привлекла моя баллада, и ты хочешь узнать больше.

— Откуда… Откуда ты узнал?

— Я видел, как ты приземлился в лесу.

— Эх… — Урван припечатал ладонь ко лбу. — Надо было садиться ещё дальше.

— Ну, кто знает. Может, твоё предназначение было услышать мою оду и тем самым предотвратить новое нападение чудовищ.

— А откуда ты знаешь, что они собираются напасть вновь? — хранитель опустил руку.

— В прошлый раз они не достигли своей цели, ведь им же не удалось попасть внутрь кремля. Значит, они повторят попытку. И рано или поздно сделают это, если их вовремя не остановить, разумеется.

— Скажи прямо, что тебе известно, — вспылил Урван, устав от загадок Ярослава. — Если ты знаешь, кто я, зачем ходишь вокруг да около? Зачем эта песня и вся эта таинственность? Не проще ли было подойти ко мне в таверне и объяснить, что и как…

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что я связан клятвой с Вольдемаром. Он взял с меня обет никому не рассказывать о том, что я знаю о монстрах, и о том, какой секрет хранит князь. Если я нарушу обещание, князь отрубит мне голову.

— Если это правда, зачем ты сочинил эту песню?

— Спеть песню это не рассказать. Спеть — это значит спеть, а это совершенно другое.

— Так спой её так, чтобы я всё понял, а не догадывался, что ты имел в виду.

— Нет. Песня подразумевает рифму, а за то время, пока я добирался сюда по твоему следу, я смог сочинить лишь такие куплеты. Дожидаться новой баллады нет смысла. Сейчас самое мудрое решение — пойти к тому, чьё имя прозвучало в оде, и спросить его обо всём.

— К Вольдемару?

Услышав имя князя, Ярослав почтительно кивнул, повернул слегка голову направо и посмотрел на Дивногорск. Урван развернулся и также уставился на город. Ему не терпелось задать вопрос архонту. Более всего он хотел отчитать Вольдемара за столь необдуманное утаивание важной информации.

Конечно, для общего блага надлежало потребовать от барда нарушить клятву и рассказать всё, что он знает. Ведь неизвестно захочет ли градоначальник поделиться информацией, учитывая, как бережно хранит он свои тайны. Но как порядочный человек, финист никогда не пойдёт на сделку со своей совестью и не будет заставлять кого бы то ни было нарушать свои обеты и клятвы. Особенно, если это повлечёт за собой его смерть.

Урван бросился бежать на юг. Удалившись от поселения на расстояние одной версты, он призвал феникса. Сокол, ощутив зов наездника, немедленно поднялся в небо и буквально через минуту уже был возле всадника. Вдвоём они устремились к Дивногорску.

На подлёте к кремлю Урван заметил, что ещё две башни лишились керамических крыш. Теперь вместо конусов на вершине располагались круглые площадки, которые идеально подходили для посадки феникса. Казалось, князь намеренно повелел уничтожить кровлю ради удобства наездника и его птицы.

Неожиданно на восточной от ворот вышке замигал свет. Он мерцал с чёткой периодичностью — три коротких вспышки, одна длинная. И так несколько раз по кругу. Приглядевшись повнимательнее, Урван приметил на площадке молодого парня. В его руках находилось небольшое круглое зеркальце, которым он и двигал из стороны в сторону. Импровизированным оптическим прибором юноша пытался привлечь внимание финиста, и ему это удалось.

Князь выделил восточную башню как место посадки для феникса. Именно там птица могла отдыхать от долгих перелётов и при этом всегда находиться рядом с хранителем. Своим присутствием грозный зверь неизбежно поднимал бы боевой дух солдат и перед грядущей битвой действовал на них успокаивающе. А кровожадные монстры, наблюдая за гнездящимся соколом на крепости, лишний раз хорошенько б подумали, прежде чем рискнуть вновь напасть.

Урван повелел соколу взять курс на восточную башню. Феникс послушно выполнил приказ и слегка изменил направление. За пятьсот метров до стрельни сокол нырнул вниз и опустился на три яруса ниже, а приблизившись к башне на расстояние десяти шагов, резко задрал нос вверх и перешёл в вертикальный полёт.

Массивными когтями хищник вцепился в зубец крыши и остановился. После чего наклонился брюхом вперёд, разинул клюв и зычно заревел. Рык феникса зашатал крепость, и даже невозмутимая гора несколько завибрировала. Мощной волной потревоженного воздуха пажа сбило с ног. Он повалился на землю и, словно мешок картошки, стремительно покатился к обрыву. На его счастье, в полуметре от края пропасти движение замедлилось, и он остановился. Его зеркало при падении ударилось о площадку и разлетелось на множество осколков.

Урван перекинул правую ногу через переднюю луку седла и спрыгнул, приземлившись на обе стопы. Под подошвой тотчас же захрустели осколки. Не обращая на них внимания, решительным шагом направился к прислужнику.