Гейвин старательно сдерживал свои чувства, но Персефона видела, что он сильно разгневан. Однако она не испугалась.

– Я отвечаю за свои слова и поступки, так же как и любой мужчина. В правде нет оскорбления, принц Атрейдис.

– Ты сказала, что я боюсь. Фактически назвала меня трусом. Вот твоя правда?

– Бояться еще не значит быть трусом. Страх может преследовать даже самого храброго из храбрецов. Ты мечешься между двух огней и никак не можешь определиться со своим будущим.

– Ты поняла мое состояние после столь короткого знакомства со мной? Твои предположения ошибочны. Мое будущее принадлежит Англии, что бы ни случилось здесь, на Акоре.

Она подцепила последнюю малинку на серебряную ложку и поднесла ко рту. Ягода имела вкус солнца и лета, к ее насыщенному сладкому запаху примешивались ароматы земли, на которой она выросла.

– Ты испытываешь сильное искушение и считаешь его неподобающим для себя.

Он нехотя улыбнулся:

– Ты права, я действительно испытываю искушение.

Он прошелся медленным взглядом по ее губам, шее, округлостям груди… Персефону накрыло жаркой волной.

Она вдруг поняла, какого рода искушение испытывает он.

Боже, он, наверное, считает ее невероятно наивной! Пока она разглагольствовала о вере и страхе, он думал о куда более земных вещах.

– Я, пожалуй, пойду спать, – пробормотала она и встала, не дожидаясь, пока у нее ослабеют ноги.

Гейвин вызвался ее проводить. Они молча пересекли крышу и прошествовали в семейное крыло. Остановившись перед ее дверью, он сказал:

– Ты видишь больше, чем мне бы хотелось, Персефона с Дейматоса, но это не значит, что у тебя слишком острое зрение.

Она удивилась, услышав такое признание из уст человека, которого она только что оскорбила.

– Я редко общаюсь с людьми и не умею вести разговоры.

– Да нет, у тебя неплохо получается.

Дверь находилась у нее за спиной. Она чувствовала, как резное дерево вдавливается в ее кожу. Где же ручка? Надо открыть дверь, сказать «спокойной ночи», войти в спальню и захлопнуть дверь.

Он стоял совсем близко. Персефону охватила тревога, но она почему-то не могла сдвинуться с места. Ее ноги словно приросли к полу. Когда он успел обнять ее? От него пахло сандаловым деревом и вином, которое они пили за ужином. Она ощущала тепло его нагретого солнцем тела…

– Персефона…

– Что?

Ее губы раскрылись и тут же попали в плен его губ. Ошеломленная и напуганная таким напором, она схватила Гейвина за плечи, словно собираясь его оттолкнуть. Но ее решимость оказалась ненамного крепче тонкой корочки льда, которую можно увидеть в ведре с водой редким морозным утром.

Откуда-то из глубин ее существа, словно из-под треснувшего льда, поднимались горячие волны страсти.

Их тела слились воедино. Ее соски уперлись в его твердокаменную грудь. Она ощущала силу его бедер и рук. Однако он обнимал ее так нежно и благоговейно, что она не чувствовала никакого насилия с его стороны. Напротив, ей стало хорошо и спокойно в его надежных объятиях.

И все же она больше не могла выносить сладкую пытку. Тихо всхлипнув, Персефона прервала поцелуй и вывернулась из его рук, получив свободу только потому, что он ее отпустил. Ее вовсе не устраивала такая зависимость. Она уже очень давно жила одна и привыкла сама о себе заботиться. С юного возраста, с тех самых пор как умерла ее мама, она никому не разрешала собой повелевать.

– Ты слишком много себе позволяешь, принц Атрейдис, – выговорила она и демонстративно вытерла губы тыльной стороной ладони.

Гейвин долго смотрел на нее, и она уже подумала, что перегнула палку. И тут он засмеялся.

– Колючая Персефона, ты ничего не знаешь о мужчинах, верно?

Она опустила руку, расправила плечи и сердито сверкнула глазами.

– Я знаю, как выпотрошить мужчину, если мне когда-нибудь он понадобится.

Ее слова не возымели того действия, на которое она рассчитывала. Он улыбнулся еще шире и стал похож не на гордого принца, а на озорного мальчишку.

– Если бы ты получила подобающее акоранское образование, ты бы знала гораздо больше.

Он протянул руку и нежно провел по ее щеке длинным сильным пальцем.

– Ты умеешь водить лодку, строить дома, потрошить рыбу… – его взгляд задержался на ее губах, – и мужчин, но ты совершенно бесхитростна. Я впервые встречаю такую женщину.

Она сохраняла неподвижность, несмотря на блаженную дрожь, которую вызывали в ней его прикосновения.

– Значит, акоранских женщин учат манипулировать мужчинами? – спросила она с нескрываемым презрением.

– Их учат нам угождать. Они умеют доставлять мужчинам удовольствие.

Предательская мысль о том, чтобы доставить удовольствие принцу Атрейдису, приятно взволновала Персефону.

– Потому что женщины прислуживают, а мужчины управляют? – резко спросила она, пытаясь избавиться от неуместных желаний.

Гейвин нагнулся ближе, и она напряглась, решив, что он опять хочет ее поцеловать. Но он произнес:

– Потому что женщины знают то, чему тебе еще предстоит научиться. Когда люди дарят друг другу удовольствие, они становятся равными. В спальне нет начальников и подчиненных, Персефона, и то, что там происходит, определяет отношения мужчин и женщин в целом.

Он еще несколько мгновений постоял рядом с ней, овевая своим дыханием ее щеку и согревая ее теплом своего тела. Она инстинктивно подалась в его сторону.

Наконец он размашистым шагом пересек холл и удалился в свои апартаменты.

Стоит ли говорить, что Персефона плохо спала ночь – ее первую ночь в старинном замке на холме, возвышающемся над Внутренним морем?

Персефона не нашла тунику, в которой она приехала с Дейматоса, так же как и ту, которую она взяла про запас. Услышав ее вопрос, Сайда пожала плечами и сказала, что они в стирке.

А потом принесла еще одну красивую тунику из переливающейся белой ткани – любимую одежду молодых акоранок.

– Я бы хотела носить свои вещи, – высказалась Персефона, усаживаясь на скамью перед зеркалом, чтобы Сайда сделала ей прическу.

– Вещи, которые я приношу, ваши.

– Нет.

– Да. Так приказал принц Гейвин.

– Я не желаю принимать от него подарки.

– Почему? Он вас чем-то обидел?

– Вы неправильно истолковываете мои слова. Я просто не нуждаюсь в благотворительности… Оу!!!

– Вы спали с распущенными волосами. – Сайда взглянула на кровать, расстеленную только с одной стороны. Отпечаток головы имелся лишь на одной подушке. – Насколько я вижу, вы могли не расплетать косу. И потом, вы усматриваете обиду там, где ее нет.

Их глаза встретились в зеркале. Старая женщина и молодая мерили друг друга взглядами.

– Ваш принц называет меня колючей.

Сайда засмеялась:

– Наш парень с детства бойкий на язычок!

– Вы знаете его с детства?

Персефона мысленно улыбнулась, представив Гейвина маленьким.

– С самых пеленок. Он родился здесь, в апартаментах его родителей. Так пожелала принцесса Кассандра.

– И ее муж не возражал?

– Лорд Хоук ее обожает. Он разрешает ей все, кроме тех вещей, которые могут принести ей опасность. Впрочем, ничего опасного уже давно не случалось.

– Со времен Дейлоса?

– Вы в курсе? – Сайда покачала головой. – Ужасное время. Ванакс Атреус находился при смерти после покушения на его жизнь, и принцесса Кассандра взяла власть в свои руки. Она и лорд Хоук много сделали для нашей страны. Мы все радовались, когда они поженились.

– Лорд Хоук наверняка хотел, чтобы его старший сын родился в Англии – на земле, которая в один прекрасный день станет его собственностью.

– Возможно, но он согласился с принцессой Кассандрой, когда она выбрала Акору. Мальчик впервые увидел свет здесь. Именно здесь он сделал свой первый вдох.

– Однако он пытается побороть любовь к этим местам. Сайда перестала причесывать Персефону и тихо спросила:

– Зачем вы так сказали?

Как ответить на ее вопрос? В ее душе хранилось слишком много тайн, которые отдаляли ее от других людей.