Послѣ этого нѣтъ ничего удивительнаго, если народъ, не смотря на перемѣну въ образѣ жизни, не смотря на то, что преобразовались и его сознаніе, и основныя идеи, которыми онъ руководствуется, все еще сохранилъ привычку къ самоотверженію. Нравы, какъ и языкъ, не мѣняются съ перемѣною религіи, законовъ и права. Мы еще долго будемъ другъ для друга милостивыми государями и всепокорнѣйшими слугами, но изъ этого не слѣдуетъ, чтобы на самомъ дѣлѣ существовали господа и слуги.
Оставимъ же въ сторонѣ обожаніе, колѣнопреклоненіе и всякое суевѣріе, и постараемся на основаніи идей и фактовъ опредѣлить, какова въ самомъ дѣлѣ политическая способность рабочихъ классовъ сравнительно съ классомъ буржуазіи, и въ чемъ состоитъ ихъ будущее значеніе.
Здѣсь слѣдуетъ замѣтить, что способность, когда дѣло идетъ о гражданинѣ, бываетъ двухъ родовъ: способность законная и способность дѣйствительная; первая дается закономъ и предполагаетъ вторую, потому что невозможно, чтобы какой нибудь законодатель призналъ право за людьми, которыхъ считаетъ отъ природы неспособными пользоваться имъ. Напримѣръ до 1848, чтобы быть избирателемъ, нужно было платить 200 франковъ прямыхъ налоговъ. Стало быть, тогда считали собственность гарантіею дѣйствительной способности. Вслѣдствіе этого 250,000 или 300,000 человѣкъ, платящихъ 200 и болѣе франковъ, признавались единственными людьми, способными наблюдать за дѣйствіями правительства и направлять его политику. Это очевидная ложь, такъ какъ ничто не доказываетъ, чтобы между тогдашними избирателями не было, и даже въ большомъ количествѣ, людей, по природѣ неспособныхъ, несмотря на вносимые ими подати, точно также, какъ ничто не доказываетъ, чтобы внѣ этого круга между столькими милліонами гражданъ не нашлось множества способныхъ людей.
1848 годъ, такъ сказать, перевернулъ эту систему введеніемъ всеобщей и прямой подачи голосовъ, безъ всякаго ценза. Этой простой реформой все народонаселеніе мужскаго пола, достигшее 21 года, родившееся во Франціи и имѣющее въ ней осѣдлость, признано закономъ – политически правоспособнымъ. Правительство еще разъ предположило, что право избирателя и извѣстная степень политической способности нераздѣльно связаны съ званіемъ мущины и гражданина. Но это очевидно новая фикція. Почему право избирательства должно быть скорѣе преимуществомъ гражданства, возраста, пола и мѣста жительства, чѣмъ привиллегіей собственности? Достоинство избирателя въ нашемъ демократическомъ обществѣ соотвѣтствуетъ дворянскому достоинству феодальныхъ временъ. Какимъ образомъ можетъ оно быть раздаваемо безъ разбору всѣмъ и каждому, когда дворянство давалось лишь немногимъ? Здѣсь умѣстно сказать, что всякое достоинство, какъ скоро оно принадлежитъ всѣмъ, теряетъ свое значеніе, и что то, что принадлежитъ всѣмъ, въ сущности не принадлежитъ никому. Впрочемъ самый опытъ уже доказалъ справедливость моихъ словъ: чѣмъ болѣе распространяется избирательное право, тѣмъ менѣе придаютъ ему значенія. Доказательствомъ этого служитъ число отказывающихся участвовать въ баллотировкѣ; ихъ было 36 на 100 въ 1857 и 25 на 100 въ 1863. Нѣтъ сомнѣнія, что наши десять милліоновъ избирателей какъ по уму, такъ и по характеру стоятъ несравненно ниже 300,000 цензовыхъ Іюльской монархіи.
И такъ, разъ принявъ на себя обязанность разсмотрѣть политическую способность съ исторической и философской точки зрѣнія, мы должны, волей, неволей, оставить факціи, и обратиться къ дѣйствительной способности. Мы ею одной и займемся.
Для признанія какого нибудь лица, корпораціи или общества политически способными, нужно, чтобы они удовлетворяли тремъ условіямъ:
1) Чтобы данное лицо или общество сознавало себя, то есть понимало свое достоинство, знало себѣ цѣну, мѣсто занимаемое имъ въ обществѣ, роль, которую оно въ немъ играетъ, должность, которую оно можетъ занимать, интересы, которые оно представляетъ или олицетворяетъ.
2) Какъ результатъ этого самопознанія, лицо или общество должно проводить свою идею, т. е. должно умѣть заявить ее, выразить словами, объяснить ея смыслъ, принципъ, послѣдствія, доказать ея основаніе.
3) Оно должно, въ случаѣ надобности и по требованію обстоятельствъ, дѣлать практическіе выводы изъ той основной идеи, которую оно исповѣдуетъ.
Замѣтьте, что здѣсь нельзя ничего ни сбавить, ни прибавить. Одни люди чувствуютъ живѣе другихъ, сильнѣе сознаютъ себя, быстрѣе схватываютъ мысль и съ большимъ умѣньемъ и энергіею выражаютъ ее, чѣмъ другіе, или обладаютъ такою силою творчества, какой рѣдко достигаютъ и самые сильные умы. Эти различія въ интензивности сознавательной способности, мысли и примѣненіи ея, составляютъ степень таланта, но не сущность самой способности. Такимъ образомъ, всякій вѣрующій во Христа, исповѣдующій догматы его религіи и слѣдующій ея уставамъ, есть христіанинъ и потому способенъ достичь вѣчнаго блаженства; но это нисколько не мѣшаетъ тому, чтобы между христіанами были книжники и люди неученые, аскеты и малодушные.
Такимъ же образомъ и политическая способность не выражаетъ собою особой способности къ управленію государственными дѣлами, къ той или другой общественной должности; она не выражаетъ исключительной преданности гражданству. Все это, повторяю, дѣло таланта и спеціальности: подъ политическою способностью гражданина, часто молчаливаго, сдержаннаго, не имѣющаго общественной должности, я разумѣю нѣчто совершенно иное. Обладать политическою способностью значитъ сознавать себя членомъ общества, быть солидарнымъ съ выражаемой имъ идеею и стремиться къ ея осуществленію. Всякій, обладающій этими тремя условіями – политически способенъ. Такъ, всѣ мы сознаемъ себя французами; мы вѣримъ въ какую нибудь конституцію, въ предназначеніе нашей страны, и для этихъ цѣлей поддерживаемъ своими напутствіями и голосами ту политику, которая, по нашему мнѣнію, всего вѣрнѣе выражаетъ наше чувство и всего лучше служитъ нашимъ убѣжденіямъ. Чувство патріотизма можетъ быть въ каждомъ изъ насъ болѣе или менѣе развито; но сущность его одна и таже; отсутствіе его всегда уродство. Словомъ, мы обладаемъ сознаніемъ, идеей и стремимся къ ихъ осуществленію.
Такъ, вся задача политической способности рабочаго класса какъ и средняго сословія и какъ нѣкогда дворянства выражается слѣдующимъ: –
1) достигъ‑ли рабочій классъ, съ точки зрѣнія своихъ отношеній къ обществу и государству, самосознанія? отличается‑ли онъ, какъ лицо юридическое, нравственное и свободное, отъ средняго сословія? отдѣляетъ‑ли онъ свои интересы отъ интересовъ буржуазіи, и хочетъ‑ли онъ не смѣшиваться съ нею? –
2) имѣетъ‑ли рабочій классъ какую нибудь идею, т. е. создалъ‑ли онъ себѣ понятіе о своемъ положеніи? знаетъ‑ли онъ законы, условія и формулы своего существованія? предвидитъ‑ли онъ свое предназначеніе, свою цѣль? понимаетъ‑ли онъ свое отношеніе къ государству, націи и міровому порядку? –
3) наконецъ, въ состояніи‑ли рабочій классъ вывести изъ своей идеи по отношенію къ организаціи общества свои собственныя, практическія заключенія, и въ состояніи‑ли онъ, въ случаѣ упадка или отступленія буржуазіи, имѣя въ своихъ рукахъ власть, создать и развить новый политическій порядокъ вещей?
Вотъ что такое политическая способность. Само собой понятно, что мы говоримъ только о дѣйствительной способности, способности коллективной, порождаемой самой природой и обществомъ, и проистекающей изъ умственнаго развитія человѣчества; способности, которою, не смотря на неравенство таланта и сознанія, обладаютъ въ одинаковой степени всѣ индивидуумы и которая не можетъ сдѣлаться ничьей привиллегіей; способности, встрѣчающейся во всѣхъ религіозныхъ общинахъ, сектахъ, корпораціяхъ, кастахъ, партіяхъ, государствахъ, національностяхъ и т. д.; способности, которую не можетъ создать законодатель, но которую онъ обязанъ отыскивать и которую онъ во всякомъ случаѣ всегда предполагаетъ. Согласно этому опредѣленію политической способности, я отвѣчу относительно рабочаго класса и независимо отъ всѣхъ оплошностей и бараньихъ манифестацій, которыя мы видимъ къ сожалѣнію ежедневно:
