Приводятъ намъ въ примѣръ Англію, мало того – Бельгію; говорить о Соединенныхъ Штатахъ, впрочемъ, не рѣшаются. «Съумѣли же, право, англичане согласить свою свободу съ правительствомъ: отчего не сдѣлать того же и намъ?» Такъ разсуждаютъ наши умники.

Кто споритъ! Разумѣется, мы не хуже англичанъ способны пользоваться выгодами свободы и правительства. Но дѣло въ томъ, что мы должны для этого измѣнить систему централизаціи и экономическій порядокъ; безъ этого условія – нѣтъ намъ спасенія.

Англія совсѣмъ не такъ сильно централизована, какъ Франція.

Общественная экономія Англіи отличается отъ нашей. Если ея торговля и промышленность такъ же несолидарны, какъ и наши, за то поземельная собственность учреждена на совершенно иныхъ началахъ: въ Англіи существуетъ вассальная система, а у насъ право злоупотребленія, jus utendi et abutendi.

Въ Англіи не водится трехъ династическихъ партій и одной республиканской, которыя бы враждовали между собою: тамъ всѣ признаютъ царствующій гановерскій домъ и королеву Викторію.

Англійское общество вовсе не демократическое: оно держится феодальныхъ обычаевъ и состоитъ изъ аристократовъ–землевладѣльцевъ и аристократовъ–капиталистовъ.

Англія вѣрна, наконецъ, своей государственной религіи и терпитъ католическую вѣру только потому, что не считаетъ ее опасною.

И такъ, пока власть будетъ уравновѣшена въ Англіи подобнымъ образомъ; пока ни монархія, ни аристократія, ни буржуазія, ни церковь не будутъ запуганы, до тѣхъ поръ ограниченную свободу англичанъ не станетъ нарушать ихъ правительство. Но съ того же самаго дня, когда народная масса станетъ пользоваться всѣми политическими правами и объявитъ войну аристократіи поземельной и промышленной; когда подкопаются подъ королевскій тронъ и будутъ поговаривать о низверженіи династіи; когда англиканское духовенство испугается развитія папизма и когда, наконецъ, революціонный духъ нагонитъ страхъ и вызоветъ реакцію и централизацію, – тогда можно надѣяться, что англійское правительство не задумается употребить въ дѣло арсеналъ старыхъ законовъ, которые оставляетъ въ бездѣйствіи до болѣе удобной поры. Съ того же самаго дня, когда начнется для Англіи новый порядокъ, обнаружится во всемъ своемъ блескѣ роковая несовмѣстность свободы съ правительствомъ.

Бельгія находится въ подобномъ же состояніи. Правда, что время отъ времени въ ней замѣчается странное расположеніе правительства къ свободѣ… Многое могъ бы я разсказать про эту интересную страну: къ сожалѣнію, въ ней приходится разочароваться поневолѣ, когда вспомнить, что мы наградили ее пошлымъ унитарнымъ либерализмомъ. И такъ, на повѣрку оказывается, что въ настоящее время, во всей Европѣ, одна лишь Италія представляетъ намъ примѣръ государства, въ которомъ свобода еще кое–какъ ладитъ съ правительствомъ: это происходитъ оттого, что ихъ волнуетъ одинаково одна и та же мысль, передъ которою уничтожается всякій другой интересъ и исчезаетъ всякое затрудненіе; эта мысль – образованіе и утвержденіе италіянскаго единства. Впрочемъ, и это еще вопросъ!

Моя задача была бы не рѣшена и доказательства мои не были бы доведены до конца, если бы я не досказалъ въ нѣсколькихъ строкахъ – чего именно требуетъ свобода для своего непремѣннаго утвержденія въ государствѣ.

Предположимъ, что славная единая Франція раздѣлится на тридцать шесть самостоятельныхъ областей, каждая среднею величиною въ шесть тысячь квадратныхъ километровъ и съ милліономъ жителей. Предположимъ затѣмъ, что въ каждой изъ этихъ тридцати шести областей власть будетъ ограничена, какъ слѣдуетъ, бюджетъ доведенъ до настоящей нормы, одинъ и тотъ же принципъ станетъ управлять, въ одно и то же время, дѣлами политическими и экономическими, и все общество организуется по закону взаимности, въ согласіи съ правительствомъ, которое устроится на началахъ федераціи. Предположимъ, наконецъ, что въ главѣ подобной конфедераціи учредится верховный совѣтъ почти безъ всякихъ административныхъ и судебныхъ правъ, съ ничтожнымъ бюджетомъ и съ одною только обязанностью защищать одновременно, какъ гражданъ каждой области противъ насилія мѣстныхъ властей, такъ и мѣстныя правительства противъ наглости партій. И вотъ немедленно все измѣняется, все принимаетъ совершенно иной видъ. Прежде всего, централизація, корень раздора, и власть ея, и богатство, и слава перестаютъ возбуждать честолюбіе гражданъ. При всемъ своемъ могуществѣ для покровительства и защиты, центральная власть, органъ конфедераціи, является неспособною насиловать и порабощать: у нея нѣтъ своей силы. И что могутъ сдѣлать противъ нея партіи? За что станутъ онѣ враждовать съ нею? И для какой выгоды? И такъ, въ этомъ случаѣ, нападеніе на власть неумѣстно, безцѣльно; сама свобода вовсе не нуждается въ возстаніи за свои права; сама пресса, утрачивая свое безобразное развитіе, которое дала ей централизація, обуздывается учрежденіями на правилахъ взаимности и потому становится нравственною; сама публика, наконецъ, перестаетъ, въ свою очередь, быть въ невольномъ заговорѣ противъ порядка и не подчиняется болѣе вліянію столичныхъ газетъ. Въ такомъ видѣ, всѣ области находятся между собою въ договорѣ взаимнаго обезпеченія и потому избавляются отъ всякой опасности пострадать отъ заговора. И кто станетъ, въ самомъ дѣлѣ, помышлять о заговорѣ? Соединяйтесь въ кружки, составляйте ассоціаціи, являйтесь на сходки, говорите, пишите что угодно: власть не мѣшаетъ ничему, потому что ничего не боится. Повсюду господствуетъ порядокъ; правительство, составленное изъ примѣрныхъ гражданъ, находясь въ рукахъ и на глазахъ народа, смотритъ само безъ страха на самыя дикія выходки критики и безъ гнѣва выслушиваетъ все, что говорятъ, и позволяетъ печатать все, что хотятъ.

Отъ дальнѣйшихъ разсужденій я воздерживаюсь.

Господа депутаты Оппозиціи, величаемой либеральною, успѣли обратить на себя вниманіе публики по поводу такъ называемаго безплатнаго и обязательнаго образованія, которое, по ихъ мнѣнію, будто бы обязано завести императорское правительство. Такой шарлатанскій способъ добиваться популярности не остается, конечно, безъ успѣха и легко обольщаетъ толпу; въ сущности, это – самая пошлая уловка и жалкая выходка. Я видѣлъ въ Бельгіи, какъ одна партія, придумавшая себѣ тщеславное названіе «молодой либеральной», торжественно увѣряла себя и другихъ въ торжествѣ такой забавной утопіи. Разбитая на всѣхъ вопросныхъ законодательныхъ пунктахъ старыми либералами, эта партія была рѣшительно опозорена, и все дѣло кончилось тѣмъ, что бельгійскій народъ, о которомъ заботятся такъ же притворно, какъ и у насъ, начинаетъ уже кричать: Прочь клерикаловъ и либераловъ! Прочь либераловъ старыхъ и молодыхъ!

Надо сознаться, что въ послѣднее засѣданіе законодательнаго собранія либеральная Оппозиція поладила съ правительствомъ на удивленіе. Она подготовила ему столько побѣдъ, сколько оно желало. Сначала, при обсужденіи адреса императору, а потомъ, по случаю утвержденія бюджета народнаго просвѣщенія, правительство доказало Оппозиціи фактами и цифрами, что ни одна власть не сдѣлала для образованія народа такъ много, какъ императорская воля въ лицѣ его министра; что, въ этомъ случаѣ, правительство даже предупредило желанія Оппозиціи и дало даже болѣе того, что она думала просить; что со 2–го декабря 1851 г. народное образованіе значительно подвинулось впередъ; что нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, изгнать въ одинъ день невѣжество, точно такъ же, какъ и нищету; что во всякомъ случаѣ позволительнѣе сказать, что не самое образованіе недостаетъ народу, a скорѣе самъ народъ избѣгаетъ образованія, которое почти повсемѣстно дается безплатно и только встрѣчается одно затрудненіе – сдѣлать его обязательнымъ; что если Оппозиція найдетъ секретъ, какъ обойдти это затрудненіе, то правительство будетъ, конечно, очень благодарно и воспользуется подобнымъ открытіемъ…