— Думаю, случившееся здорово подорвет шансы Петри в его кампании. Как он собирается реагировать на это?

— А вы не читали?

— Нет. Я намеренно избегаю публикаций на эту тему, особенно идиотских измышлений о причинах, побудивших Ясмин к самоубийству. Мне от них становится дурно.

— Тогда не рекомендую вам читать последние выпуски. Каждая газета или журнал, от «Нью-Йорк тайме» до «Нэшнл инкуайрер» выступает с собственной версией события.

— Этого-то я и боялась. Ну и в чем же состоят их идеи?

— Что она была наркоманкой.

— Я так и думала.

— Что у нее с Петри возник конфликт на расовой почве.

— Ясмин была совершенно аполитична.

— Что она была отвергнутой любовницей.

— И как на это реагирует Петри?

— Да он, в общем-то, не особенно и высказывается. Прячется за спину жены, а она за него объясняется в прессе. Обычная практика среди ему подобных. Мило и удобно. Если бы у него изначально не было такой опоры в лице жены, он бы вообще не отважился на левую связь. Я прав?

— Да, правы. В общем, Ясмин выставили психопаткой.

— В общих чертах, да. — Кассиди уже тормозил, въезжая на стоянку перед зданием окружной прокуратуры.

— Зачем вы меня сюда привезли? — с негодованием спросила Клэр. — Я только что с дороги. Я устала. И не настроена отвечать на ваши вопросы. Я еще не простила вам допроса моей матери. Кстати, я думала, вас уже отстранили от дела. Разве вас Краудер еще никем не заменил?

— Нет, учитывая кое-какие обстоятельства, возникшие совсем недавно.

— Поздравляю. Но какое отношение эти обстоятельства могут иметь ко мне? Меня ведь даже не было здесь в последние дни.

Он повернулся к ней, облокотившись рукой на спинку сиденья.

— Мы провели баллистическую экспертизу пули, которой была убита Ясмин. На ней та же маркировка, что и на пулях, извлеченных из тела Джексона Уайлда. И все они были выпущены из револьвера тридцать восьмого калибра, который был зажат в руке мертвой Ясмин.

Андре Филиппи ощущал глубокую печаль, тоску и страх. С тех пор как до него дошло страшное известие о самоубийстве его любимой, у Андре пропало всякое желание работать, опустились руки. Такое безразличие и пренебрежение некогда святыми для него обязанностями было сродни кощунству.

Когда позвонила Клэр и сообщила о смерти Ясмин, Андре обвинил ее во лжи. Поверить в то, что такое прелестное создание могло покончить с собой столь отвратительным способом, было трудно; еще тяжелее было осмыслить и понять этот шаг. Все это до боли напоминало Андре тот день, когда он, возвратившись из школы, нашел свою красавицу maman лежащей обнаженной в ванне, из которой на кафельный пол стекала прохладная вода, смешанная с кровью.

Обе женщины, которых он боготворил, предпочли жизни смерть. Они не только выбрали себе мир иной без него, Андре, они даже не попрощались с ним, уходя. Глубокая тоска сдавила ему грудь, стало невозможно дышать, сердце терзала невыносимая боль.

Чтобы хоть как-то примириться с гибелью Ясмин, он пытался утешить себя знакомыми житейскими мудростями: «Неземная красота несет в себе проклятие», «За славу и удачу приходится дорого платить».

Он даже вспомнил давний разговор с одним из влиятельных друзей матери уже после того, как она свела счеты с жизнью. «Есть ангелы на земле, — говорил тот, — чья красота настолько изумительна, что господь бог не может долго терпеть разлуку с ними. И потому они с рождения обречены на короткую земную жизнь. Подгоняемые судьбой, они стремятся вернуться в царство божие такими же незапятнанными, какими пришли в наш мир». По традициям Французского квартала уход матери в мир иной — мир, достойный ее, был обставлен пышно, ее хоронили с оркестром.

Андре, тогда еще подросток, не поверил в подобную чушь. Не верил он и сейчас, но находил хоть какое-то утешение для себя в тех словах. Ежедневно он стал посещать мессу и горячо молился во спасение души Ясмин.

Но одной ее смерти словно было мало — страданий Андре добавляли злобные нападки на Ясмин, которыми изобиловала пресса-Обвинения эти казались крайне несправедливыми, тем более что сама Ясмин уже не могла себя защитить.

Андре взглянул на смятую газету, которую в сердцах выбросил в корзину, прочитав оскорбительные заголовки. Чушь-Ложь. Нелепый вымысел.

Но помощник окружного прокурора Кассили, похоже, верил всему этому.

Он позвонил Андре рано утром. Прочитав газеты, Андре не удивился звонку. Он даже ждал его. Ждал, чтобы выразить свое негодование по поводу того, как неуважительно отнеслись к памяти Ясмин.

— Женщина умерла, мистер Кассили, — горько произнес он. — А вы, как стервятник, кружите вокруг ее мертвого тела. Ваши нападки на беззащитного человека чудовищны, бесчестны, отвратительны.

— Хватит молоть чушь, Андре. Я безжалостен, признаю. К сожалению, налогоплательщики, в том числе и вы, мне за это и платят. А теперь я хотел бы задать вам один вопрос, и будет лучше, если вы мне скажете правду, иначе мне придется к вам нагрянуть, и тогда уж полетят цветочки в вашей оранжерее — буду рвать с корнем. Я вовсе не имею в виду лишь неизменную гвоздику в вашей петлице. Итак, была Ясмин в отеле «Фэрмон» в ночь убийства Джексона Уайлда?

— Вы меня оскорбляете. Хотелось бы вам напомнить, что…

— Так была она в вашем чертовом отеле или нет? — рявкнул в трубку Кассиди.

Андре взял себя в руки, провел влажной ладонью по волосам и ответил:

— Вы знакомились с данными регистрационной службы. Значится ее имя среди гостей?

— Я не об этом вас спрашиваю.

— Мне больше нечего добавить.

— Послушайте, — Кассиди умерил свой пыл и продолжал уже примирительным тоном, — я знаю, Ясмин была вашим другом. Я сожалею о ее смерти. За то короткое время, что я был с ней знаком, я успел оценить ее талант, которым искренне восхищаюсь. Она была великолепна. Божественна. С ее уходом планета утратила частичку своей красоты. Я очень хорошо понимаю ваши чувства. Поверьте мне. Смерть ее трагична и безвременна, и можно только гадать, почему Ясмин решила уйти из жизни. Если вы читали газеты, — продолжал он, — вы, должно быть, заметили, что многие предположения о причинах ее гибели действительно лишены всякого смысла. Ясмин вовсе не была наркоманкой. Не была она и активисткой движения за гражданские права. Все, что о ней пишут, — бред. Так что, Андре, если вы будете со мной откровенны, вы тем самым предотвратите очередной поток газетного мусора. Подумайте также и о Клэр.

— Не надо играть на моих дружеских чувствах, мистер Кассили.

— А я и не пытаюсь. Но если Ясмин виновна в убийстве Уайлда, это автоматически снимает вину с Клэр. Вы разве не хотите ее оправдания?

— Нет, если это влечет за собой обвинение другого моего друга, который также невиновен и к тому же мертв и не может себя защитить.

— Виновность или невиновность Ясмин, вероятно, будет определяться на дознании, — резко сказал Кассиди; терпение его уже было на исходе. — Скажите мне лишь одно: видели вы Ясмин в ту ночь в отеле или нет?

— На словах все у вас очень гладко, мистер Кассиди, но ваши истинные мотивы мне хорошо известны. У вас, по всей видимости, не клеится дело по обвинению Ясмин. И если во мне вы видите помощника, то ошибаетесь. Однажды вам удалось провести меня. Достаточно и одного раза. Прощайте.

— Я ведь могу вас и повесткой вызвать, — пригрозил Кассиди.

— Делайте все, что считаете нужным. Мои ответы на ваши вопросы не изменятся.

На этом их разговор и окончился. Андре уже почти приготовился к атаке судебных исполнителей, которые вломятся в его дверь с повесткой в суд. Однако, что бы ни предпринял Кассиди, ничто не в силах было поколебать Андре. Его не могла бы сломить даже пытка. Версия о том, что Ясмин убила Джексона Уайлда, была нелепа. Абсурдна, лишена всякого смысла. Да это попросту невозможно, твердо сказал самому себе Андре, направляясь в очередной раз мыть руки.