Ничего. Вообще ничего не вижу перед собой — кабинет сжимается до его гневно суженных зрачков. Меня начинает конкретно так знобить. То ли от неожиданности и растерянности, то ли от нервирующей близости его губ… Ясно одно — продолжим разговор в том же духе, и мне придётся подбирать свою независимость с пола… где-нибудь между блузой и колготками.

— А в твоих глазах я вижу, что друг из тебя никудышный, — отзываюсь с приторной улыбкой. — Лучше посоветуй, дружище, какой аромат мне выбрать на вечер? Роскошный ванильный, игривый фруктовый? Может, чувственный жасмин, или всё-таки что-нибудь возбуждающее… аппетит? Ты ведь дольше с ним работаешь. Должен хоть примерно знать предпочтения шефа.

— Ахметова… — запнувшись, Макс убирает волосы с плеча мне за спину и медленно водит по шее ладонью, будто примеряется. — Не будет у тебя никакого свидания. Или со мной или ни с кем. Поверь мне на слово.

— Максим… Как вас там по батюшке? — Плавно подаюсь вперёд, нарочно переходя на официальный тон. — Ваше слово — последнее, чему стоит верить. Помнится, правила фирмы категоричны к романам на работе. А вы изначально не собирались придерживаться корпоративной этики. Плохой, очень плохой руководитель. — выдыхаю жарко, ощущая небывалый кураж и то как усилившаяся хватка на горле затрудняет дыхание. — Как думаете, Герман считает вас таким уж незаменимым?

Макс склоняется ниже и прижимается лбом к моему лбу. Ближе уже некуда. В кабинете становится так жарко, что румянец, вовсе не тот, который принято называть стыдливым, предательски наползает на щёки.

— Ахметова, по-дружески прошу — заткнись, не доводи до греха.

— Другое дело. Умеешь же вспомнить о дружбе, когда хочешь. — Плавно отстраняю от себя его кисть. Плавно — не в результате внутренней собранности, просто руки не слушаются, будто стали чужими.

— Идём, — хрипло и сухо командует Макс отстраняясь. — Передам тебя Свиридовой, ты принята. Алина введёт в курс дела. А духи на вечер всё-таки выбери с ароматом дуриана. Будет самое оно.

Макс

Поверить не могу, что я это делаю.

От напряжения уже в глазах двоится, но в профиле замешкавшегося у турникета шефа так и не вижу ничего впечатляющего. Обычный мужик — среднего телосложения, среднего роста, среднего возраста. Что в нём может привлечь молодую девушку ума не приложу. Не на кошелёк же Германа Мари позарилась?! Тут без вариантов, корысть не про неё. Тем любопытнее.

— Свиридова, — подзываю эффектную шатенку, продолжая выстукивать пальцами по стойке ресепшена нечто весьма напоминающее похоронный марш.

— Да, Максим Викторович?

Девушка перестаёт печатать, и с вежливым выражением на кукольном лице ждёт распоряжений.

— Ты уже зарезервировала столик на вечер для Германа Сергеевича?

— Да, вот, — опрометчиво кивает добродушная Алиса, разворачивая ко мне ноутбук.

— Отлично, — усмехаюсь, считав нужную мне информацию. — Как наша новая стажёрка, справляется?

— Вполне.

Вот что значит профессионализм. Ни одна мимическая мышца не выдаёт любопытства. А ведь я лично никогда ни о ком не справлялся. Ещё одно доказательство, что Ахметова крепко схватила меня за жабры.

— Тогда почему её рабочее место пустует?

— Герман Сергеевич велел отпустить Марьям пораньше, — рапортует Алиса и, безошибочно распознав недосказанность, справляется: — Что-то ещё?

— Что ты можешь сказать о нашем шефе как женщина? Непредвзято.

— Неэтично обсуждать…

— Премию хочешь? — перебиваю её нетерпеливым взмахом руки.

— Импозантный, серьёзный мужчина, — выдаёт она, едва мазнув взглядом по фигуре Германа. — Весьма хорошо сохранившийся, располагающий к себе…

— Достаточно, — морщусь, безрезультатно пытаясь натянуть хоть одно из этих определений на опостылевшую персону начальника. — Смотри внимательнее. Вот плешь, например, тебя совсем не смущает?

— Залысина — признак ума, — невозмутимо отвечает Свиридова.

— Странно, что женщины при этом сплошь щеголяют густыми гривами, — бросаю едко, не в силах сдержать раздражения.

Домой еду с твёрдым намереньем выкинуть это «не свидание» из головы. Вот сейчас наверну чего-нибудь сытного и буду до ночи спокойно пялиться в плазму. А Герман там пусть хоть фимиам нюхает! Ничего ему не обломится. По идее. Ну не совсем же Мари слепая?!

Чтобы я ещё раз, да так повёлся на провокации взбалмошной мерзавки… Да никогда. Никогда за мной такого не водилось! И впредь не будет.

Впрочем, метнулся я к холодильнику почём зря — ряд полок встречает первозданной пустотой. Запасы полуфабрикатов, увы, совсем не вовремя закончились, а идти закупаться новой партией набивших оскомину наггетсов совсем неохота.

Сегодняшний ужин холостяка подразумевает либо острый кетчуп и корку засохшего хлеба, либо придётся осчастливить визитом брата со сводной сестрой. У голубков наверняка завалялось для меня что-нибудь вкусненькое. Но… к ним на удивление не тянет. Молодой семье и без меня есть чем заняться вечером.

В общем, через четверть часа я при параде, навожу последние штрихи: небрежно взъерошиваю перед зеркалом тёмные волосы, зашнуровываю ботинки, поправляю воротник футболки, а вот флакон парфюма вызывает кривую улыбку. Интересно, какой аромат всё-таки выбрала Мари?

Чтоб ей там аппетит отбило. Совсем из головы не идёт. Ничего, скоро сам всё разузнаю.

Просто ужин на террасе, убеждаю себя, накидывая косуху. Запираю дверь, прислушиваясь к частому топоту за спиной. Голова от мыслей и без того раскалывается — каждый шаг молотком по темечку.

Да что ж вы шумные такие, а?

— Мама, а можно мы поиграем в индейцев?

— Костя, ну какие индейцы? — распекает ребёнка уже знакомый мне женский голос. — В поросят поиграли уже, хватит.

— В пиратов! — вклинивается в разговор ещё один, совсем тоненький детский голосок.

— Господи, на полминуты всего отвернулась. Где вы только лужу так быстро нашли?

— Она сама появилась… — заговаривает будущий сказочник, но почему-то резко осекается.

Я оборачиваюсь, чтобы узнать, кого благодарить за наступление блаженной тишины. На меня с таким же немым вопросом смотрят три пары глаз. Два чумазых пострелёнка явно дошкольного возраста аж рты раскрыли, так поглотила их внимание моя персона.

Стоим, разглядываем друг друга, наверное, с полминуты.

— Привет, — растерянно скребу пятернёй затылок, поняв, что дети просто так не отомрут.

— Ксюша! — Лина хмурится, безуспешно пытаясь ухватить внезапно рванувшую ко мне девчушку за капюшон.

— Это ты бабайка? — Грозно тычет мелочь грязным прутиком мне в колено.

Ну вашу ж Машу! Как сговорились все.

Медленно опускаюсь на корточки, игнорируя подбежавшего к сестре мальчишку и грозное сопение их мамаши.

— Он самый, — киваю утвердительно, мрачно понижая голос. — И знаешь, что, Кнопка… Ты мне на один зуб. Так что слушайся маму или жди меня в гости.

— А мама сказала, что ты вредный и лохматый! Поэтому вот тебе!

У меня натурально бубенцы поджимаются, когда наглая Кнопка цепкими пальцами зажимает мне нос. Прямо чувствую, как на самом кончике наливается слива!

— Что ж ты, мать, детей страху не учишь? — зло стреляю глазами в хохотнувшую Лину.

— Ой, иди уже, куда шёл, умник.

Иду, а что мне остаётся делать? Потому что как реагировать на выходку маленькой бандитки в упор не соображу. Вроде и больно, и грязное пятно на светлых джинсах, а вроде похвалить охота. Всё-таки молодец девчонка, храбрая. Не растерялась.

К террасе решаю прогуляться пешком, чтобы ещё чуток стемнело и мои бесславные отметины не так сильно бросались в глаза. А то ж Герман наверняка начистил пёрышки, не чета мне подбитому. Ну ничего, посмотрим, что на моё появление дельного прокукарекает.

Мари

— И тут она бабайку хрясть за сопатку! — восторженно рассказывает Костя, сидя на стиральной машинке, пока я умываю своё изгваздавшееся в луже чадо.