— Ахметова, ты б ещё на другую сторону улицы перешла. Как школьница на первом свидании, ей-богу!

— А у нас свидание? — изображаю безмерно удивление, мысленно чертыхаясь. Ох, не надо было дышать в их с Ксюшей сторону с таким придыханием!

— Разве не похоже? — нагло ухмыляется Макс.

— Ну так себе, — из вредности пытаюсь казаться искушённой. Хотя кого я обманываю? И зачем? — Все мои познания о свиданиях почерпнуты из кино, — признаюсь, открыто глядя ему в глаза.

Этой короткой фразой высказываю всё: и то, что не порхала бабочкой по рукам, и то, что он едва ли сможет похвастаться тем же.

Макс весь оставшийся путь задумчиво молчит. Переваривает.

— Зайдёшь? — предлагаю, отпирая новую дверь.

— В гости или до утра? — с бесстыжей улыбкой уточняет этот неисправимый повеса.

— До детской и обратно.

— Ну разве что так. Мне ещё поделку делать.

— Сомневаюсь, что у тебя найдётся под рукой хоть часть необходимого, — усмехаюсь, включая ночник в комнате Ксении.

За спиной слышится скрип кровати, сонное бормотание дочери, тихие шаги…

Я прикрываю глаза, чувствуя, как пульс начинает быстрее стучать в висках от его хриплого шёпота:

— Может, я всё-таки задержусь?

Пускай это прозвучит преувеличенно… но предметы вокруг теряют очертания, будто Амиль в прошлом году и не возил меня на операцию по коррекции зрения.

Прыткий какой! И ведь попробуй устоять!

Снимаю куртку, намеренно избегая случайных прикосновений. Сейчас любой искры достаточно, чтобы наутро кусать локти.

— Не заскучаешь в одиночестве, пока мы спим?

— Мы же взрослые люди, Ахметова. О какой скуке может быть речь?

Та-а-ак… Это мне сейчас так «тонко» на постельные утехи намекают?

— Как взрослый человек я пока не вижу оснований пускать тебя к себе в кровать. Друзья, помнишь?

— Расслабься, Мари, — Макс приобнимает меня за плечи и касается губами виска. — Круг моих интересов гораздо шире. Особенно теперь, когда у меня такое ответственное задание. Неси на кухню ножницы, клей, всё, что есть. Вспомню школьные годы.

Короче, прощай дар речи, встретимся завтра!

Но мне нравится. Есть всё-таки что-то такое будоражащее в мужской заботе! Ну, если, конечно, это не попытка пустить пыль в глаза. Хотя распыляться тоже адский труд, скажу я вам. Доказано не одним собеседованием.

— А, и да, — пока я молча взвешиваю все за и против, мило добивает меня Макс. — Думаю, засяду надолго. Ложись, дверь за собой сам тихонечко закрою.

Я честно, до последнего собиралась его выставить. Но это… это…

Боже, какой мужчина!

Макс прилежно придерживается нового образа всё то время, пока я разуваю и переодеваю сонную Ксюшу. Не отвлекается даже когда я в одном махровом халате выхожу из душа. Тут, впрочем, ничего удивительного. При всей возможной многозадачности одновременно обгрызать с подушечки большого пальца термоклей, тихо материться, прижимая жёлудь к основе из скомканной газеты, и смотреть какой-то видеоурок в телефоне уже неплохо для начинающего родителя.

Убедившись в отсутствии у него коварного умысла, ложусь на застеленную кровать и пытаюсь не уснуть. Всё-таки статистика неумолима: первый блин — комом. А с учётом роста экспрессии обсценной лексики из-за стены, то ком этот минимум с нашу девятиэтажку. В общем, работу за Максом ещё нужно будет успеть переделать.

Смотрю в тёмный потолок, смотрю… Вроде даже не моргаю, а он оп — возьми, да и побелей! Проспала! С кровати подрываюсь на одном дыхании, как ни за одной маршруткой не срывалась. Шутка ли, так подвести ребёнка!

Но в залитой рассветной хмарью кухоньке меня уже дожидается очередной сюрприз.

Ни Макса. Ни поделки. Ни-че-го.

И времени до сборов в садик тоже не осталось… Я здраво оцениваю нулевые шансы сообразить приличную поделку за пару минут. Дольше клеевой пистолет будет греться.

Разогреваю вчерашние блины в микроволновке, прикидывая, где можно купить что-нибудь подходящее, когда из детской раздаётся крик на всю квартиру:

— Мама, тут бабочки!

Заглядываю в комнату своей мелкой проказницы и вдруг так сладко щемит сердце от её улыбки.

— Ух ты, — верчу в руках топиарий из бечёвки и желудей, увенчанный ярким роем бабочек.

— Какие блестящие листья! — восхищается Ксюша, порхая пальцами по разноцветным крыльям.

— Мой лак для волос… — принюхавшись, определяю источник глянца. Сказать, что я приятно удивлена, значит сильно приуменьшить силу моего восторга в этот момент. — Не забудь поблагодарить Макса.

Торопливо собравшись, спускаемся во двор, где Амиль уже ждёт у гостеприимно открытой двери своего «катафалка».

— Костя, не грусти! — безостановочно верещит Ксения, очевидно, решив, что по-мужски лаконичный топиарий друга уж до её-то пёстрой поделки ну никак недотягивает.

— А мне нравятся каштаны, — ревниво отводит в сторону своё сокровище Костик.

— Глупый! — Ксюша поднимает с асфальта такой же каштан и в сердцах заряжает ему в лоб. — Они везде! А бабочки закончились!

— Мозги у тебя закончились! — Костя со смехом дёргает её за косичку. — Бабочки зимой спят.

— Ай! — вопит она свирепея. — Мама пожалуется Максу, и он тебе глаза на пятки натянет!

Надо видеть, как при этом вытягивается лицо Амиля! Ну ещё бы, какой-то левый перец потеснил его авторитет.

— Марьям, я чего-то не знаю?

— Потом расскажу. Я спешу, — отмахиваюсь, сосредоточенно наблюдая за тем, как Ксения залезает за другом в машину. Излишне сосредоточенно, потому что реакция брата на новость про объявившегося папашку вдруг предстаёт перед глазами в красках. В очень токсичных таких, непредсказуемых тонах.

Впрочем, в офисе мысли быстро перетекают в рабочее русло. И хотя обедать иду в гордом одиночестве, от компании Германа это совсем не спасает.

По его сияющему взгляду прямо видно — нарочно поджидал.

Да уж. Разговор нас ждёт содержательный, к гадалке не ходи.

Плохая девочка

— Марьям, надеюсь, ты не против моей скромной компании? — Шеф протягивает мне розу и, не дождавшись ответа, присаживается за столик. — Какая всё-таки удача, что ты оказалась здесь, в Эвересте! Лучик света в нашем суровом мужском коллективе.

— Это лишнее, Герман, — мило улыбаюсь, с размаху хлопая ладонями по столешнице так, что на блюдце с десертом подпрыгивает ложка… — Я такой же сотрудник, как и все остальные.

Придаю лицу предельно серьёзное выражение: жёсткое, ироничное, в общем, полагающееся ситуации. И готовлюсь к очередной потуге спасти меня от одиночества. Мужчины в принципе редко сдаются с первой попытки, даже если оно им особо не надо. Вот и Герман, неглупый, состоявшийся мужик, а туда же.

— Не совсем, — шеф понижает голос, переходя на доверительный полушёпот. — Будем честными, остальными сотрудниками мне в голову не придёт восхищаться и тем более дарить цветы.

— Мне было бы гораздо приятнее выделяться профессиональными качествами — подпираю щёку кулаком, равнодушно откладывая презент на стол. — И раз уж разговор пошёл откровенный, розы уместнее дарить не мне, а Лине.

— Лина… — усмехается Герман, качая головой. — Эта вспыльчивая фурия скорее выест мне последние волосы. Совершенно не умеет уступать.

— И тем не менее она заслуживает извинений. Иногда человека достаточно не провоцировать.

Шеф выразительно усмехается, но, наткнувшись на мой сузившийся от недовольства взгляд, сбавляет обороты. Чуть-чуть, совсем незначительно.

— Марьям, можно личный вопрос?

Я только брови иронично вскидываю, прикидывая, чем это моё личное может быть полезно конкретно ему, и за неимением идей утвердительно киваю.

— Попробую ответить.

Герман стирает испарину со лба, едва заметно кривится, задев рукой залысину, и выдаёт участливым тоном:

— Что у тебя с Мартышевым?

Вопрос вызывает отдающий растерянностью смешок и сильное, просто непреодолимое желание послать его с этой задачкой к Максу. Ну, потому что я, во-первых, сама раздумывать над ней устала. Во-вторых, отвечать привыкла исключительно за себя, а тема изначально касается двоих.