Нансен в последний раз оглянулся назад. Его дом. Светлый дом среди темных сосен. Нансен схватил подзорную трубу: на мысу — белая фигура…

«Фрам» сначала идет в Ларвик, на верфь, где его строили. Старый Колин Арчер поднимается на борт с детьми и внуками. Старик сам становится к штурвалу и делает круг по украшенной флагами гавани. Потом он выводит свое детище в море.

Волны лижут борта судна. Старый Арчер, брат, друзья, знакомые спускаются в шлюпку. Арчер слабым голосом кричит «ура» и машет рукой. Непрошеные слезы катятся по его щекам. Пушка «Фрама» прощально салютует в честь строителя корабля.

«Фрам» идет вдоль берегов, огибая юг Норвегии. Первый же крепкий ветер свирепо кладет его с борта на борт. Даже Нансен чувствует приступ морской болезни. Все, что плохо закреплено, ходуном ходит по палубе. Кочегары боятся, что их бросит головой в топку, — особенно лейтенант Иохансен, который еще не привык орудовать лопатой. А в это время другие, обыкновенные суда почти не испытывают качки.

«Фрам» приходит в Берген ночью. Едва отгрохотал якорь, как с почтового катера Нансену приносят письма и телеграммы. Ева пишет, что от Колина Арчера она теперь узнала всё. Зачем он скрыл, что у него в последнюю минуту не хватило 15 тысяч крон для расплаты за провиант? И разве это разумно — в каждом попутном городке читать лекции, чтобы заработать хоть немного? «Ты должен отдыхать, ты так устал, — писала Ева. — Ты оставил мне деньги, возьми их, умоляю тебя». Нет, он не возьмет… А с утра пожаловали кредиторы. Счета, счета, счета. И так весь день. Если явится еще один, придется объявить себя банкротом: ящик стола почти пуст, несколько кредиток и кучка монет — вот все, что осталось.

А в коридоре «Фрама» толпятся, нетерпеливо топая ногами, «путешествующие вопросительные знаки» — так Нансен прозвал туристов. Большая компания англичан осаждает дверь его каюты. Одна молодая мисс, встав на цыпочки, заглядывает в отверстие каютного вентилятора. Как раз в этот момент Нансен сбрасывает рабочую одежду, чтобы облачиться во фрак.

В каюту доносится галдеж — туристы вслух критикуют портреты родственников команды, развешанные на стенах. Нансен осторожно приоткрывает дверь.

— Скажите, что вы будете делать на полюсе? — пищит настойчивая мисс, хватая его за руку.

Нансен бежит к трапу. Толпа с криками: «Вот он! Вот он!» — устремляется за ним. Но недаром у Нансена длинные ноги и медали чемпиона в беге на коньках и лыжах…

На всем пути вдоль берегов Норвегии экспедицию бесконечно чествуют, хотя пока что ей еще нечем хвалиться. У Нансена такое чувство, точно он берет в долг больше, чем сможет отдать.

На берег выходят крестьяне, рыбаки. Нансен смотрит на бедные хижины, на мысы и острова, где люди всю жизнь то воюют, то дружат с камнем и морем. Эти люди посылают его, верят ему, надеются на него.

Какой-то старый рыбак, качаясь в лодке, сложил руки рупором:

— Откуда?

— Из Кристиании.

— Груз?

— Провиант и уголь.

— Курс?

— Ледовитый океан. Северный полюс.

Старик ошеломлен. Потом он вспоминает что-то, широко улыбается, машет руками.

Фрам направляется к Тромсе, небольшому портовому городку на севере страны.

Нансен был не в духе. Два человека колебались всю дорогу — идти или не идти с ним к полюсу? Это были Кристиансен Трана и штурман Гьёртсен. Они помогали вести корабль вдоль Норвегии. Теперь же, накануне прихода в Тромсе, команда узнала, что оба дальше не пойдут.

Смалодушествовали? Или им не понравилось на корабле? Поговаривали, что у Траны произошла размолвка с Нансеном. Гьёртсен же хотел играть на судне более видную роль, чем ему предлагали. Участвуя в постройке «Фрама», он, возможно, намеревался сам повести корабль и теперь был сильно обижен. А человека, затаившего обиду, нельзя было брать в экспедицию, где дружба и спайка решали всё.

Теперь, когда двое собирались уходить, по крайней мере один новый моряк не оказался бы лишним в команде. Случай с машинистом Амунсеном особенно убедил Нансена в этом. На Амунсена свалилась глыба угля, рассекла ему голову, а заменить машиниста было некем. Он отстоял свою вахту, бледный от потери крови, с забинтованной головой.

В Тромсе команда целый день и часть ночи грузила уголь. Черная одежда, лица негров — и белейший, чистейший снег вокруг: нежданной прилетела поздняя июльская метель. Только ранним утром следующего дня Свердруп ненадолго отпустил моряков в город. Их заинтересовала торчащая посреди площади массивная глыба. Надпись утверждала, что этот камень весом 371 килограмм принес сюда силач Хансен, живший в Тромсе с 1777 по 1870 год.

— Дело, ребята, было так…

Моряки оглянулись: к ним подошел плечистый детина в штурманской фуражке. Уж не родственник ли силача Хансена?

— Значит, вот тут стоял раньше кабак «Свидание друзей», — продолжал незнакомец. — А этот Хансен, скажу я вам, был не дурак выпить. Вот он раз приходит к кабатчику и просит вина в долг. Ну, вы знаете, что за народ кабатчики: деньги на бочку. «Ах ты, шкура! — рассердился Хансен. — Ну погоди у меня!» Взял на берегу этот вот камень, приволок сюда, да и привалил к двери кабачка. Кабатчик туда-сюда — не может открыть дверь. Позвал людей, а Хансен стоит рядом: кто, мол, тронет камень, тот будет иметь дело со мной. Так что вы думаете? Пришлось кабатчику прорубать другую дверь.

Незнакомец назвался Бернтом Бентсеном. Моряки пригласили его в гости на «Фрам». Нансену понравился этот сильный, веселый человек, и, по правде говоря, почти без надежды услышать «да», он спросил:

— Может, пойдете с нами к полюсу?

— К полюсу? Э-э, надо подумать. А до Югорского Шара хоть сейчас! Когда снимаетесь с якоря? В десять? Через полтора часа? Да уж ладно, как-нибудь успею, соберусь.

Около десяти его штурманский сундучок уже стоял в каюте.

К Нансену подошел машинист Амунсен: знает ли он, каким по счету будет на корабле этот новичок?.. Тринадцатым, вот каким! А уж от такого числа добра не жди!

— Тринадцатым? — пряча улыбку, пресерьезным тоном переспросил Нансен. — Подождите, с чего вы взяли? Нас четырнадцать. Конечно же! Четырнадцатый — «Фрам»!..

С Норвегией команда прощалась в городке Вардё. Молодцы изрядно перепились, и Нансен сам нес вахту. Все же он успел написать несколько писем: Еве, Марте, Бьёрнсону, старому Даниельсену, Учитель и ученик не успели наговориться во время стоянки «Фрама» в Бергене. Старик обещал непременно встретить Фритьофа при возвращении экспедиции с Северного полюса.

«Не стану говорить вам всего, что я хотел, а только еще раз поблагодарю вас за то, чем вы были для меня, дорогой друг, отец, — написал Нансен. — Вы всегда будете стоять передо мною живым, светлым примером».

Это письмо старый Даниельсен получил за несколько дней до смерти.

Давно ушла почтовая лодка. «Фрам» утюжил море, зарываясь в волны. Берег темнел безликой полоской. Нансен долго, не отрываясь, смотрел в его сторону. Прощай, Норвегия!

Он услышал голоса, доносившиеся из большой лодки, прикрытой оленьими шкурами. На «Фраме» ее, как и лучшую гостиницу Кристиании, величали «Гранд-Отелем». Сейчас в «Гранд-Отеле», должно быть, собрались свободные от вахты.

Нансен невольно прислушался: кажется, голос этого новичка, Бернта Бентсена.

— Ну, создал бог землю и сидит задумавшись. Только вдруг что-то тяжелое — бултых в океан! Это, понимаете, черт притащил откуда-то кусок скалы, чтобы позабавиться. Такой кусище, что чуть не переломил земную ось. Да, да, ребятки! А переломись она — нам незачем было бы тащиться теперь во льды: нет оси, нет и полюсов. Вот какое дело!

Ох, уж этот Бентсен! — засмеялся кто-то.

— Ладно, не перебивай! Ну бог, конечно, рассердился и прогнал черта. А скала осталась торчать — высокая такая, черная. Что делать? Бог принес плодородной землицы, побросал маленько на скалу. Да разве прикроешь такую глыбу? С севера она так и осталась голой. Посмотрел бог, да и думает: «Поселю-ка я тут таких людей, которым дороже этих скал ничего на свете не будет. А чтобы не умерли с голоду, пригоню в сердитое море рыб, а на холодную землю — северных оленей». Так и сделал. Поняли теперь, откуда пошла наша Норвегия и что в ней за народ?