Не менее выразительные выводы можно было сделать и из любопытных прогнозных оценок влиятельного мозгового центра США «Фонд наследия» («Хэритидж фаундэйшн») относительно выборов на Украине. Центр готовит аналитические и рекомендательные материалы для американских политиков и президентов. Так вот, аналитики фонда оценивали в 1993 году, какие финансовые затраты понадобились бы различным политическим силам Украины для достижения победы на выборах, если бы таковые в тот год состоялись. Для левых партий была названа сумма в 15 млрд. карбованцев. Понятно, что у левых такой суммы не было, но речь ведь шла об умозрительных, абстрактных, хотя и обоснованных оценках. Для того чтобы победил правоцентристский блок «Нова Україна», потребовались бы, по оценкам американских экспертов, гораздо большие усилия по обработке общественного мнения, которые потянули бы за собой затраты в 450 млрд. карбованцев (превышение над затратами для победы левых — в 30 раз). А вот если бы капиталистам понадобилась тогда победа правонационалистических партий (Руха, Украинской республиканской партии и др.), то они, капиталисты, должны были бы раскошелиться на умопомрачительную сумму в 3,5 триллиона карбованцев (превышение над затратами для победы левых — в 200 раз), чтобы заморочить головы электората и чтобы довести электорат до нужных кондиций — до массового желания голосовать за националистов.
Американские эксперты своё дело сделали — вот, мол, вам прейскуранты, взвешивайте, приценивайтесь, оплачивайте: деньги, при необходимых объёмах их вливаний, могут решить всё. Само собой, что в комплексе оплачиваемых мер по формированию общественного мнения первенствующая роль отводилась бы средствам массовой информации. Деньги и СМИ. «Современным миром, — пишет Юрий Бондарев, — правят два идола: власть денег и власть прессы в любовном соитии с телевидением». Именно давящее всевластие этих «двух идолов» поразило Александра Зиновьева, когда он, выдворенный в брежневские годы из СССР, стал жить в ФРГ. Он писал оттуда: «Я думал: на Западе демократия и всё такое. Но теперь-то я вижу, что здесь я раб, а на Родине был свободным человеком. Я — раб СМИ и раб банковской системы. Западное общество — это прежде всего общество денежного тоталитаризма».
Тему «На Западе демократия и всё такое» развивал в 1996 году перед украинскими журналистами приехавший как раз из ФРГ федеральный председатель Союза журналистов Германии Герман Майн: «Журналисты в Германии могут не любить политиков смело, поскольку финансово от них никак не зависят. Вся пресса в Германии частная, а частные СМИ живут за счёт рекламы. Все понимают, что реклама — залог существования газеты, её независимости от властей предержащих». В конце выступления Г. Майн всё-таки упомянул существенное: «Ради справедливости нужно признать, что реклама даёт другую зависимость — от рекламодателя» («Киевские ведомости», 11.09.1996 г.). Почему он не упомянул о зависимости журналистов от владельцев частных изданий, остаётся загадкой.
На Западе о зависимости от рекламодателей говорят образно: «Журналисты — люди, которые пишут статьи на обратной стороне рекламных объявлений». Частные СМИ на 70–80% существуют за счёт рекламных объявлений. Реализация тиража через подписку и продажи в розницу даёт оставшиеся 20–30% дохода.
Насколько сильна «другая зависимость», т.е. зависимость от денежного рекламодателя? Можно привести большое количество примеров, иллюстрирующих силу подобной зависимости, но я остановлюсь только на одном. Во-первых, потому что рассказал о нём В. Познер. Во-вторых, потому что рассказал о нём В.Познер. И, в-третьих, потому что рассказал о нём В. Познер. Тот самый Владимир Познер, известный телеведущий, президент Российской телеакадемии, который с безнадёжной печалью в глазах всё поучает и поучает «совков», всё подтягивает и подтягивает нас до понимания ценностей «цивилизованного мира» — демократии, свободы слова, прав человека и т.п.
Так вот, после шести лет работы в 90-е годы на американском телеканале Владимир Познер, как он поведал украинской газете «Факты» (20.06. 2002 г.), был «с треском изгнан оттуда».
«Мы делали программу с Филом Донахью, — сообщает подробности В. Познер. — Донахью для Америки — звезда, круче не бывает (Донахью знаком и нашим телезрителям по «телемостам через океан», которые он вёл совместно с Познером. — С.Г.).
В передаче мы выступили со своей точкой зрения: надо не Японию ругать, которая, закрыв свой рынок для американских автомобилей, продолжала вовсю торговать в США собственными машинами, а свои автомобили делать лучше… После эфира «Дженерал моторс» — один из рекламодателей нашей программы — снял рекламу с канала. Нас с Филом вызвали к телебоссу, и тот, не особо подбирая выражения, разъяснил, какая глупость допущена: «Мы же из-за вас теряем деньги!» Я попытался заикнуться о свободе слова и услышал, что свобода — на улице, а здесь совсем иные правила… И таких примеров — тысячи!».
Тысячи!
Многие журналисты при переходе от советских порядков к «совсем иным правилам» испытали стресс. Одно из опубликованных в 1997 году свидетельств принадлежало известной петербургской тележурналистке Елене Колояровой. «На самом деле цензура никуда не делась, только стала анонимной, — отмечала она. — Прежде цензор, вычёркивая что-нибудь из сценария, ставил при этом свою подпись и за неё отвечал. Это были хоть какие-то правила игры, и журналисты очень быстро научились это препятствие обходить. А теперь никто не пускается в объяснения с журналистом. Без всяких объяснений не допускают передачу в эфир, и всё… Теперь цензуры нет, а вместе с ней исчезли и правила игры. Сейчас в каждой телекомпании есть небольшая группа, буквально несколько человек, которые имеют возможность контролировать эфир, как это и не снилось брежневским цензорам. И это положение трагично».
Обратимся к ленинским подходам и поставим относительно нынешней цензуры знакомые вопросы: цензура — для чего? для какого класса?
Вместо советской государственной политической цензуры сегодня задействованы более изощрённые, неявные, однако действенные её формы. Специалисты перечисляют их: цензура игнорированием, дискредитацией, нейтрализацией, экономическая и т.д.
Остановимся для примера только на одном, исключительно действенном виде цензуры — цензуре игнорированием (умолчанием). Знаменитый американский левый социолог Ноам Хомски, крупнейший учёный в области кибернетики и теоретической лингвистики, которого «Нью-Йорк таймс» назвала «самым значительным интеллектуалом нашего времени», провёл крупное исследование по количественному отражению важных событий в информационных потоках американских СМИ и обнаружил полное замалчивание некоторых из этих событий. Т.е. население США о них попросту не знало. Хомски сделал общий вывод: «Фундаментальный принцип, который очень редко нарушается, заключается в том, что те факты, которые противоречат интересам и привилегиям власти, не существуют».
За что, скажем, Дэвид Рокфеллер, владелец «Чейз Манхэттен банка», выступая в 1991 году на заседании Бильдербергского клуба (центра сверхнациональной власти, контролирующего свыше 30% мирового богатства), особо поблагодарил руководителей крупных западных СМИ? Может быть, за смелые выступления свободных журналистов? Отнюдь. Он, наоборот, благодарил их за молчание. «Мы очень признательны руководителям СМИ и крупных журналов, — заверил банкир, — за то, что они в течение более сорока лет соблюдали предельную осторожность относительно освещения нашей деятельности. Если бы на нас было сосредоточено пристальное внимание общественного мнения, мы просто не смогли бы в течение всех этих лет осуществлять наши проекты. Но сегодня мир уже более расположен к созданию единого мирового правительства» («Завтра», №6, 2001 г.).
Это вам не украинские «темники» с какими-то рекомендациями по освещению текущих событий и не нынешние случаи притеснения журналистов с последующей раскруткой акций типа «Стоп, цензура». Это — другой уровень проблемы и другой уровень цензуры. Там, где «капитал, его препохабие» решает судьбы стран и судьбы мира и обеспечивает свои главные интересы, послушание буржуазных СМИ неукоснительно.
