В моей коллекции проявлений «цензуры умолчанием» при разрушении советского социализма и переходе к капитализму много эпизодов. Назову три чрезвычайно показательных, где, к сожалению и к стыду, СМИ сыграли самую неблаговидную роль.

Ещё в 1989 году авторитетный экономист, доктор наук, профессор Алексей Сергеев заявил: «Рискну сказать, что, пожалуй, со времён Сталина в нашей экономической науке ещё не было такого жёсткого периода «безгласности», как сейчас. Экономистам, не разделяющим концепции «товарников» и принципы рыночной экономики, практически негде публично высказать своё мнение. На телеэкране, в прессе одни и те же экономисты каждодневно внедряют свои идеи. Всё настойчивей пробивается путь, ведущий, по существу, к развалу общественной собственности. Все эти «экономические пророки», словно сговорившись, умалчивают о неизбежных последствиях своих программ — о безработице, постоянной инфляции и резком социальном расслоении. Уверяю вас, альтернативные экономические идеи существуют!» («Наш современник», №10, 1989 г.).

Отметим, что А. Сергеев говорил о вопиющей «безгласности» (и о формировании телевидением и прессой общественного мнения в пользу будущей буржуазии) именно в те дни, когда с подачи Горбачёва слово «гласность» наряду со словом «перестройка» гремело по всему миру в русском произношении.

Помню, как, разузнав номер телефона, звонила я Алексею Алексеевичу Сергееву в Москву, от имени парткома завода «Арсенал» приглашала в Киев. Он приехал на один день, состоялась его встреча с партийным активом завода. Какой это был горячий, умный, заинтересованный разговор. Выступали у нас в те дни и украинский академик Юрий Пахомов, и Наталья Витренко. Альтерна-тивные экономические идеи существовали! Но вскоре общественность была вовлечена в руховские митинги и акции ненависти (к коммунистам, к России). В 1993 году В. Евтухов, предшественник А. Кинаха на посту Украинского союза промышленников и предпринимателей, верно отметил: «Спустя восемь лет после начала перестройки становится очевидным: все эти годы, когда на поверхности бурлили политические страсти, в глубине шли изменения форм собственности. Кто-то понимал что происходит, кто-то не понимал, но мы двигались к расслоению общества, так как постепенно складывался слой людей, которые накопили первоначальный финансовый капитал».

Руховские митинги и акции, по сути, были «отвлекающей стрельбой»…

Второй пример «цензуры умолчанием» относится к факту управляемого затопления в океане в 2001 году советской космической орбитальной станции «Мир». Грандиозный вклад в создание и функционирование станции, как известно, внесли украинские учёные и производственники. До насильственного затопления демпресса и демтелевидение доносили до общественности только одну точку зрения: ресурс станции выработан. Они, пресса и ТВ, умолчали о важнейшем факте — ни Российская академия наук, ни министерство обороны не поставили своей подписи под этим заключением. Напротив, самые важные модули станции — модули военной разведки — были абсолютно работоспособны. Представители Академии наук и министерства обороны 15 февраля 2001 года созвали по этому поводу пресс-конференцию. На пресс-конференции присутствовали телерепортёры с видеокамерами от 15 ведущих, главных программ телевидения. Но ни на одном (!) телеканале информация (сообщение такого уровня!) не пошла в эфир. Точно так же не было в эфире информации об обращении к руководству России по этому же поводу трёх нобелевских лауреатов в области физики, академиков Ж. Алфёрова, Н. Басова и А. Прохорова, и о коллективном заявлении лётчиков-космонавтов о том, что «станция «Мир» стала заложницей в международной борьбе за политическое и техническое лидерство».

17 марта 2001 года станция «Мир» была убита. Соучастники убийства — «свободные» СМИ.

И третий пример «цензуры умолчанием» при переходе от советского социализма к капитализму. «Главные СМИ послужили прикрытием, — констатировал С. Кара-Мурза, — огромной аферы по созданию финансовых пирамид и тем самым стали соучастниками в ограблении десятков миллионов граждан».

В 1992 году телеэкраны заполонили сменявшие друг другу радостные сюжеты рекламы, в которых неунывающий «партнёр» Лёня Голубков оповещал граждан, как молниеносно он разбогател, вложив свои сбережения в акции «МММ». Он призывал телезрителей «поверить» и, не откладывая, последовать его примеру.

«На ТВ не было даже минимума предупреждающих комментариев, — отмечал С. Кара-Мурза. — К эфиру не допустили тех российских и зарубежных специалистов, которые были готовы и выражали желание предупредить вкладчиков, объяснить им механизм действия финансовых пирамид».

Как известно, люди, поверившие тогда телевидению, закладывали квартиры, занимали деньги у знакомых и родных для того, как оказалось, чтобы в конце концов получить статус «обманутых вкладчиков». Финансовой пирамидой «МММ» граждане были ограблены на общую сумму в 60 миллионов долларов.

В 1999 году кинорежиссёр Сергей Говорухин напоминал: «Разве это не Лёня Голубков прямо с экранов телевизоров грабил народ? Дали телевизионщики хоть слово хоть одному специалисту сказать против Лёни? Нет, ни одному человеку не позволили против «МММ» сказать: «Ребята! Граждане! Будьте аккуратнее! Это — жулики»…

Джозеф Пулитцер, чьим именем названа самая престижная американская премия в области журналистики, писал: «Никто не может спасти журналистику от подхалимско-корыстного отношения к бизнесу, кроме самых высоких идеалов, придирчивого, болезненного ощущения справедливости, точного знания проблемы, с которой сталкиваешься и честного принятия моральной ответственности за то, что пишешь».

У каждого из нас есть в разных сегодняшних газетах, на радио и ТВ любимцы. Их у каждого из нас немного. Мы чувствуем, знаем, что это люди лично честные, смелые, переживающие, отдаём им должное. Но вот я представила себе, что эта пулитцеровская характеристика настоящего журналиста попала в поле зрения Ленина. Думаю, он согласился бы с ней только в одном случае — отбросив первые слова. Из этих слов следует: Пулитцер понимает, видит, что главная опасность для свободы слова состоит в соблазне «подхалимско-корыстного отношения к бизнесу», однако считает эту опасность неизбежной, т.е. фактически мирится с её постоянным существованием.

Нужно освободить, избавить журналиста, сказал бы, наверное, Ленин, от этой преследующей его, давящей зависимости, нужно разорвать этот уродующий души и умы союз «двух идолов» — буржуазной прессы и денежного тоталитаризма.

«Чёрт возьми, — писал мне журналист с 40-летним стажем, незабываемый Иван Антонович Колодяжный из Николаева, — а ведь советская печать была единственной, не продавшей душу Жёлтому Дьяволу за тридцать сребреников».

Эдуард Сагалаев, председатель российской Национальной ассоциации телерадиовещателей, в 1997 году в интервью «Всеукраинским ведомостям» подчеркнул: «Телевидение в своё время делало вид, что служит ЦК КПСС, а на самом деле лучшая часть телевизионщиков стремилась служить зрителю. Сегодня телевидение служит деньгам, власти и только в последнюю очередь — зрителю».

Чёрт возьми, сказали мы вслед за И. Колодяжным, разве имеет значение, какой вид «делало» телевидение. Главное, что оно служило зрителю, народу. Мы это чувствовали.

Ленин в самом конце письма Г. Мясникову призывал его «не туманить себе голову «свободой печати», этим «блестящим» болотным огоньком».

Блестящие болотные огоньки заманивают в трясину. Нет, буржуазной «свободе слова» мы цену уже знаем. Мы в «абсолюты» не верим. Мы над «чистой демократией» смеёмся. Почему не верим, почему смеёмся? Да потому что сама жизнь без устали демонстрирует правоту ленинских слов: «Всякая свобода, если она не подчиняется интересам освобождения труда от гнёта капитала, есть обман».

Светлана ГАРАЖА, «Коммунист», Киев