Он сел на пол, как они, по-турецки (ему было неудобно, но он не хотел стоять перед ними, словно проситель) и слушал Шизуру, которая, как выяснилось, говорила на отличном кембриджском английском (знаток, возможно, уточнил бы, что она училась в тамошнем Эммануэль-колледже). Она объяснила, что они действительно работают в крупной неправительственной организации по защите природы, и это чистая правда. Их организация интересуется исследованиями профессора Корморана, потому что полученные результаты могут помочь размножению и увеличению численности исчезающих животных видов или тех зверей, которых содержат в неволе, как панды из Шанхайского зоопарка. Тем более что их организация выбрала в качестве эмблемы изображение этого симпатичного зверька.

Гектор ответил, что все это очень интересно, но если ему будут продолжать рассказывать сказки, то он и сам сможет предложить не менее захватывающие истории. Кроме того, по его предположениям, самым интересным для Мико и Шизуру является такой исчезающий вид, как японский младенец. И добавил, что если ему не говорят правду, то он и сам склонен ее избегать.

Мико и Шизуру снова молча посовещались, и на этот раз ответила Мико: ладно-ладно, возможно, его слова о японском младенце в какой-то мере соответствуют истине. Население Японии опасно стареет, одна из причин в том, что молодые женщины рожают все меньше детей, тем более что многие из них вообще остаются незамужними.

— Японский мужчина слишком мачо, — вмешалась Шизуру, которая немного говорила и на языке Гектора. — Женщины меняться! Японский мужчина слишком много работать, ходить в ресторан всегда с мужчина, пить саке, петь караоке, вернуться пьяный, дома недобрый! Поэтому японские женщины предпочитают не выходить замуж и отдыхать с подругами. Хорошо работать, зарабатывать денег, зачем мужчина?!

И Гектор вспомнил, что среди японских туристов, приезжающих в его страну, большинство составляют пары молодых японок, совсем как Мико и Шизуру.

Поэтому японское правительство очень заинтересовано в формуле, которая обеспечивает длительную любовь между мужчиной и женщиной и благодаря которой родятся новые поколения маленьких японцев и японок, воспитанных в нежности и благополучии.

Гектор вспомнил господина Вэя, важного китайца из Шанхая. Средство доктора Корморана рисковало стать не любовным напитком, дарящим счастье отдельным людям, но фактором, имеющим решающие последствия для судеб разных стран. И даже для судьбы человечества в целом.

Но Мико прервала его размышления: теперь черед Гектора, что такого интересного он может рассказать?

Сражаясь со своим английским, Гектор мучительно пытался изложить сведения об окситоцине и допамине, когда на пороге показалось встревоженное личико Вайлы, за которым последовало ее великолепное тело, и вот она уже завершила подъем по приставной лестнице и направилась к ним гибким, но решительным шагом. Гектор притянул ее к себе, она уселась между его ног и прижалась к нему, словно к спинке кресла.

— Вот так вот, — подвел итог Гектор.

Его сообщение весьма впечатлило Мико и Шизуру.

Они снова переглянулись, потом Шизуру спросила, нельзя ли им самим проглотить на пробу по пилюле профессора Корморана. Гектор собрался ответить, что волшебное средство пришлось бы глотать вместе с их возлюбленными, как вдруг понял, что Мико и Шизуру, возможно, не просто коллеги по работе.

Ничего не скажешь, исследования профессора Корморана интересовали уйму народа.

Жан-Марсель разжигал на улице костер, а за каждым его жестом с огромным любопытством наблюдала группка детей нья-доа.

— Какие очаровательные, правда? — обратился он к Гектору.

Действительно, ребятишки с их умненькими смеющимися мордашками, одетые в цветастые наряды, словно позаимствованные из горных восточных сказок, были чудо как хороши, и их хотелось навсегда защитить от телевизионной рекламы и фабричных сладостей.

— У вас хорошее настроение, не правда ли? — заметил Гектор.

— Да, я поймал спутник и смог обменяться сообщениями с женой.

— И что она вам сказала?

— Скорее, приятные вещи. Что она перестраивается. Вы понимаете, что бы это могло значить?

— Что она перестраивает себя, словно старый дом, чтобы снова принять вас.

— Отлично! По крайней мере, именно так мне хотелось бы думать.

— А как ваша переводчица-китаянка?

— Знаете, в результате ничего так и не произошло.

Жан-Марсель рассказал, что их с мадам Ли очень тянуло друг к другу и они даже признались в этом взаимном чувстве за зеленым чаем со льдом, однако в конце концов сочли, что будет разумнее не подвергать опасности брак, который каждый из них, со своей стороны, пытался реанимировать.

— Но это же великолепно! — воскликнул Гектор.

— Возможно, — согласился Жан-Марсель. — Но не очень-то легко. В то же время у меня сложилось впечатление, что я наконец-то стал взрослым. Впервые в жизни я сознательно отказался от очень соблазнительной и вполне реальной возможности.

Гектор подумал, что такой отказ — одно из самых прекрасных, наверное, доказательств любви, которое, увы, приходится сохранять в тайне. Не вернешься же домой со словами: «Дорогая, я был в двух шагах от умопомрачительной интрижки, но в последний момент удержался, так как по-настоящему люблю тебя». Ведь для многих идеальная любовь означает, что никто другой не может увлечь любящего человека даже на мгновение. Вот только существует ли такая любовь? И если задуматься, разве не ценнее устоять против искушения, чем просто ему не подвергаться?

Он открыл свой блокнотик и записал:

К ним подошла Вайла и с любопытством следила за тем, как он пишет. Гектор почувствовал, что она сгорает от желания вникнуть в смысл его записей. Словно это дало бы ей уверенность в том, что она всегда будет понимать его.

— Должен вам сообщить, что Вайла попросила разрешения воспользоваться моим спутниковым телефоном, чтобы отправить кому-то в отель сообщение на кхмерском. Мне кажется, это письмо вам, и теперь она ждет его перевода на английский.

Вайла догадалась, о чем они говорят, и улыбнулась Гектору с довольным видом, как будто сыграла с ним веселую шутку.

— А куда делись японки? — спросил Жан-Марсель.

— Собирались уехать, а потом решили еще ненадолго остаться.

— Странные из них туристки.

— Как и вы — странный бизнесмен, — ответил Гектор.

Жан-Марсель не среагировал и продолжил возиться с костром.

— Хотите знать, о чем они мне рассказали? — поинтересовался Гектор. — Пригодится для отчета Гюнтеру.

Жан-Марсель застыл, ничего не сказал, а потом улыбнулся:

— Что ж, больше нет смысла играть в прятки?

— Никакого.

— Единственное уточнение: хорошо бы Гюнтер не узнал, что вы меня раскололи. Могу я вас попросить ничего ему пока не сообщать?

— Договорились.

Жан-Марсель с облегчением вздохнул, чему Гектор удивился. Он подумал, что настоящий профессионал ни за что бы не отказался с такой легкостью от своей легенды, как они это называют. Ведь у Гектора были только подозрения и никаких доказательств, так что Жан-Марсель мог все отрицать и, вероятно, даже сумел бы убедить Гектора, что тот становится параноиком. И Гектор сказал себе: по всей видимости, Жан-Марсель отказался от мнимой роли номер один, чтобы лучше замаскировать реальную роль номер два. Наверное, он работает не на Гюнтера. Гектор вспомнил капитана Линь Цзао из Народно-освободительной армии, господина Вэя, потом настоящих работодателей Мико и Шизуру. Не становится ли это дело слишком серьезным для психиатра, терзаемого любовными страданиями?

В этот момент к ним подошла взволнованная Нот.

— Кормор? Кормор?

Вслед за ней появились вождь Ньяр и Аанг Длинные Руки, оба тоже чрезвычайно озабоченные. Профессор Корморан исчез.

— Знаете, — шептал Жан-Марсель, — мне поручили опекать вас, а не следить за вами. Ведь отправлять отчеты должны были вы.