Вы получили дебаф «Оглушение».

Вы потеряли сознание, длительность — 1 минута.

Вот почему энергия не восстанавливается, как все остальные параметры? С этой мыслью я погрузился в плотный мрак.

Очнулся я в полной темноте, хоть и не похожей на Великую Тьму, в которой побывал недавно. Эта темнота была наполнена шорохом, далёкими стуками и голосами, запахами и вонью гнили, шероховатым бетонным полом и холодным металлом на моих руках и ногах. Напряг мускулы и в ответ получил только тихий звон звеньев. Глаза постепенно привыкли и несколько неровных полосок слабенького света, обрисовывавших дверной проем, помогли мне осмотреть свою камеру. Скорее всего, бывшее техническое помещёние: голые стены, окрашенные только до половины, окружают квадрат метр на два бетонного пола, окна нет, дверь деревянная. В углах комнаты вбиты металлические кольца, от которых натянуты короткие цепи, заканчивающиеся браслетами на моих конечностях. Короткие — слабо сказано: распяли так, что только голова шевелится. Приподнял ее, осмотрелся. Хорошо, хоть штаны оставили, а то любят здесь голым задом сверкать.

Сколько так пролежал, не знаю — энергии не было, интерфейс не работал. Затекла спина, пол был холодный, орать и звать на помощь счёл бессмысленным, а то ещё и штаны отнимут. Вслушивался в звуки жизни кинотеатра: где-то рядом разговаривали несколько человек, надо мной через равные промежутки слышался равномерный топот тяжелых шагов, пару раз где-то звенел металл. Я ругал сам себя за халатность, это ж надо было так встрять с пустым баром энергии. Получается, в этом мире мана не главное, она сама по себе восстанавливается, энергия значительно важнее. Без нее мне сейчас ни приемы с заклинаниями применить не получится, ни на связь с кланом не выйти, с моим десятым уровнем я слабее ребенка. Стоп. А ведь не все забрали… Кроме штанов, при мне и мой стальной кулак. Это же оружие, для его использования энергия не требуется. Ну что ж, господа уголовнички, где у вас тут слабое звено? Поиграем…

Выкрутил руку и обхватил цепь. Сжал посильнее и услышал приятный скрежет сминаемого металла. И тут же скрип двери нарушил мои разрушительные планы, едва успел отдернуть руку.

Прищурившись от яркого огня факела, присмотрелся к вошедшему. Ага, ожидаемое развитие сюжета, сам Его жутчайшее диктаторское величество Монах пожаловали. Только для того, чтобы факел вставить в кольцо на стене? Вряд ли. Сейчас будет описывать все тяжести плена и боль пыток, потом предложить перейти в его лагерь и сдать явки и пароли.

— Ну, здравствуй, здравствуй, интересный парень. — Не люблю я такой ласково-превосходительный тон в общении, сам им не пользуюсь и других стараюсь пресекать. — Говорить разговор будем? — Дружелюбие прямо сочилось в словах Монаха, как яд на клыках кобры.

— Будем, отчего не поговорить. Только вот неудобно как-то: я лежу, ты нет. Перейдем в одну плоскость, а? Ложись рядышком, я тут место нагрел. — А что, ему одному надо мной издеваться? — Или мне поможешь встать?

— Нет, кореш, полежи немного. — И он со всей души пнул меня тяжелым берцем в бедро. Огненной вспышкой боль проскочила до пятки и макушки. Ну не герой я, ничуть, взвыл так, что слышно должно было быть по всему кинотеатру. Сссссс… собака бешеная!!!

— Ещё? Или разговор разговаривать будем в привычных мне плоскостях?

— Будем. — Ну его к его матушке, здоровье-то не казенное.

— Ты кто такой, корешок? Чьих будешь? Погоняло какое носишь? — Он присел возле меня на корточки.

— Мимо шел, никого не трогал. — Вроде и не ложь, но и правда не вся. — А тут твои как выскочат и давай драться. Стасом меня зовут.

— А вот врать тебя, Стасик, не научили, да? Как это — мимо шел? А кто в кустах сидел во время ритуала, а? Думаешь, я тебя не видел? Как это — никого не трогал? Мамута ты оприходовал? Не ври. Ты. А вот почему он тебя не видел, ты мне вот это расскажи. — Ууу, гад, надо было все-таки Мамута в расход отправить, да засунуть в подвал какой поглубже. Подумали бы, что смылся, а тут вон оно как. — Мамут пока кричать научился, половину собственных штанов съел. Говорит, сами к нему в пасть залезли, а я вот почему-то не верю. Ну? Ещё раз — ты кто такой?

Умный, зараза. Два да два сложить умеет. Сам оборотень, статусные строчки над головой носит, должен понимать, что к чему.

— Да такой же, как ты, Монах. Человек, простой, только способности непростые. Как фигня эта вокруг завертелась, так и стал невидимым становиться. Прятался тут по квартирам, в магазинах подворовывал. Шёл мимо, да на вас наткнулся. Отпустил бы ты меня, а? Я ж ничего плохого не сделал, Мамута твоего в расход не списал, уйду подальше и только ты меня и видел.

— А что, давай поторгуемся. — Опа, это как? — Я тебя отпускаю, даже Мамут тебя простит, а ты нам что?

А, вот ты какой, барыжник недоделанный. Только что я тебе могу предложить, кроме своих оков? Уже собрался поюлить, задорого отдавая последние штаны, как он сам продолжил:

— А нету у тебя ничего, мил человек. Все, что нёс на себе, — потерял где-то, вон штаны только рваные остались. Так что и не предлагай… Ты, Стас, такой же как и я, ты человек нового типа. Буковки над головой носишь. Неудачно мы встретились, надо бы нам с тобой было почифирить как серьезным пацанам, тему потереть, а ты вон на моего Мамута напал, ляжки его засветил, над ним теперь кореша смеются, что его ещё невидим и оприходовал. Такое у нас западло оставлять без ответки… Но нам же не воевать надо, да? Мы же мирные люди, у нас общий враг, так? А враги меняются, Стас… Тут, пока ты отдыхал, мир изменился, мы с тобой теперь не одни такие. Избранные… — Он усмехнулся. — Ты мне скажи, где душа твоя? — Монах постучал ногтем по кристаллу на груди. В полутьме и бегающих тенях от горящего факела видно было плохо, но цепь на шее Монаха была больше для декорации, сам кристалл нечистой души врос в живую плоть и был окружен бугристым рубцом, как после плохой операции.

Я молчал. Псих он, а не Монах. Дружба, чифир, ляжки, враги, душа… Такие резкие скачки с темы на тему, намеки на избранность лучше всего говорили, что с головой у авторитета что-то не в ладах.

— Молчишь? А в аду ещё никогда не был? Могу устроить. — Он усмехнул и встал. — Жаль, что ты такой несговорчивый. Ну, надумаешь, ты только скажи.

И, внезапно, он ещё раз со всей силы ткнул меня носком ботинка в тоже самое бедро. Боль молнией пронеслась по всему телу, заставив взвыть и выгнуться на пятках и затылке. Вбежавший свин со всего маха приложил меня трубой по голове и я опять отключился. Удачное окончание разговора, конструктивное, что не говори.

Следующее помещёние, в котором я очнулся, было зрительным залом. Из него, также как из прошлого, виденного мной глазами Тони, были вынесены все кресла. Мне же, похоже, была отведена роль главного героя в этой дурно пахнущей комедии — я, по-прежнему прикованный, только теперь за руки-ноги к большой деревянной букве Х, подтянутой вверх за два края, размещался посреди сцены. Посмотрев краем глаза вбок, увидел, что руки примотаны к перекладине веревкой и скотчем, так что использовать силу кулака не получится.

Со сцены мне были хорошо видны все сектанты, ровными рядами выстроившиеся на ступенях огромной лестницы, где ранее располагались кресла зрителей. Странно только они себя ведут: если раньше, в сквере, это была толпа, то сейчас все стоят стройными рядами, держат руки скрещёнными на груди, головы склонили. А над каждой склонённой головой светится имя и нолик после слова уровень! Как? Что тут произошло?

Монах стоял рядом и встретился со мной взглядом. Похоже, мой приход в сознание дал толчок его задумке, потому что он резко повернулся к залу:

— Братва! — От, ё-моё, проповедник из камеры нарисовался. — Наши ритуалы не прошли даром и мы получили средство для борьбы с монстрами. Солнце погасло и мы стали другими! Смерть — это жизнь! Новая жизнь! Сегодня над нашим миром взошло новое солнце и теперь этот мир принадлежит нам! Вы умерли, как умер я. Да, пришла пора рассказать вам, как я получил свои силы. Когда меня предали и бросили умирать, я взял нечистую душу и очистил её своей кровью! Я умер! Я попал в ад! Но я боролся, я победил демонов и воскрес! Вы умерли и воскресли! Вы — новая жизнь! Вы готовы поставить этот мир раком?