Повертел его и попробовал поднести к огню. Кусочек задымился, но загораться отказался, хоть и заалел с одного края. Но гном нисколько не смутился такому началу.

— Да это же просто праздник на нашей улице, — пробормотал завороженно Раккар. Поднял руку с булыжником над запасами угля и довольно ухмыльнулся.

Спустя считанные минуты посреди пещеры уже гулко потрескивал костерок из дымного угля. А деловитая, коренастая фигура, подпрыгивая и охая, скакала по пещере. Гном стучал камнем по всем подозрительно блестящим вкраплениям, которые только обнаруживались на стенах.

После чего бежал к огню и изо всех сил напрягал уже не такую чуждую память, все легче и быстрее распознавая принадлежность пород камня и руды. А в этой пещере их было не меньше, чем в каком-нибудь областном геологическом музее, куда никого ноги не занесут.

Местные пещеры не знали еще столь трудолюбивого гнома, без особой нужды в еде, воде и сне, он долбил породу и складывал ее в кучки посреди просторной пещеры.

Располагалась та в центре небольшого лабиринта из тоннелей и усыпанных сталактитами отнорков. Толи естественных, которые соединили грубыми проходами под рост гнома. Толи искусственных, но так давно заброшенных, что они заплыли камнем и стали похожи на дикие.

И вот наконец, суматошные его старания, принесли результат. В руках гном перебирал поблескивающие в отсветах костерка булыжники. Еще несколько кучек рудных камней поменьше лежало вокруг, будто чего-то ожидая.

А он все думал и думал, уставившись на характерный желтоватый отблеск, пятнающий осколок камня в его руке. Натужно так, с привлечением личного и свежеприобретенного опыта. Сидя на крупном булыжнике и массируя пальцами висок, как древний мыслитель.

«Чем же ему может помочь в сложившейся ситуации золото.»

Светило солнышко, чирикали серенькие птахи, перешептывались на легком ветру деревья вдоль дороги.

Так мог бы сказать кто угодно, кроме идущего сейчас по ней тощего парня, что шлепал босыми ногами в горячую пыль. О нет, для него солнце нестерпимо шпарило по обожженной коже. Птицы мерзко пересмеивались по кустам. А деревья, о, они и впрямь шептались, гнусненько так да насмешливо.

И не сказать, что путь его по окрестностям Триптана был прост хотя бы поначалу. Совсем даже наоборот. До сегодняшнего утра он вообще ничего не успевал сделать полезного, как его уже гнали за околицу потенциальные наниматели с кольями да вилами.

В этот раз удалось даже изгнать какую-то слабую нечисть, вроде неприкаянного духа из амбара. Тот портил молоко, по словам крестьянок. На испорченный городом вкус Еремея, молоко было выше всяческих похвал и духу нужно было алтарь поставить, а не «гнусавого шернокнишнишку» зазывать на его изгон.

Или гнусного… Еремей был немного не в себе от оказанного ему приема и не успел расслышать. Братья веры «во что-то, против чего-то» с довольным гоготом приняли его сразу же на выходе из амбара.

Уверенные в себе, крепкие парни в рясах, с нахальными ухмылками, стояли вразвалочку у дверей амбара. Один из них, с ленцой помахивал четками, заставляя их наматываться на палец.

Еще до того, как нужный образ привел ноги Еремея в обратное текущему направление, ребята как-то сразу оказались рядом. Заботливо подхватили его под локти и слегка приподняли. Так, что пятки касались грешной земли через раз.

И так-то неказистый да бледный, будучи зажатым между двух дюжих молодцев, паренек и вовсе выглядел как нашкодивший мальчонка. Жидкие короткие волосы мышиного цвета, плоский нос да запавшие глаза, вот и все приметы. «Не видный муж, а отрок незрелый», как тут говорят.

Скорее жалостью было продиктовано решение старосты впустить явно голодного юнца. Ведь и чего могло дурного приключиться от такого слабосилка, думал тот еще утром. Хоть бабы может прекратят слухи про духов распускать промеж собой.

Да и парень честно отрабатывал свой хлеб с маслом. В буквальном смысле, трудился он за простую сельскую еду. Усердно что-то чертил да выводил на земляном полу, сверяясь с потертой рыжей книжицей.

Вложил в ритуал все свои силы без остатка. Потому от слабости и шума в ушах, (а он вовсю уже себя нахваливал и во все горло мечтал о росте мастерства) не расслышал первых обращенных к благодарным слушателям участливых речей брата-аббата.

Который уже изготовился к просвещению заблудших во дворе. «Бобра-вомбата из стройбата», как Еремей его про себя окрестил, наивно полагая, что ему ничего особенного не грозит.

Брат Кройфло, милый толстячок, встретил его на круглом пятачке в центре деревни, что должен был служить лобным местом. С дружелюбной улыбкой хищника, увидевшего, как еда сама ковыляет к нему в пасть, он заботливым родственником вежливо попросил поведать ему о цели визита в осиянное волею барона селение.

По ходу усталой речи «злокозненного демона», как его описали деревенские доносители, улыбка увядала, превращаясь в опустошенное отчаяние. Глазки забегали, обозначая судорожные попытки изыскать лазейку хотя бы для малого поджога тощих пяток.

Таковую искать долго не пришлось. Она сама прибежала с визгами и возопила про жуткие картинки коими колдун изрисовал весь амбар. Колдун тут же недоуменно вытаращился на собственную нанимательницу.

Жутким рисунком она обозвала несколько геометрических фигур уровня младшей школы, что вписывались в полуметровый круг. Вся процедура происходила на пустом месте в центре амбара, при полном попустительстве местных коров.

И объяснить бурю негодования селянки можно было только попыткой отвести от себя подозрения в организации «колдунства» на подконтрольном сельхоз объекте.

Больше Еремей не считал, что ему ничего не грозит. Правда даже после этого никто ему ничем толком и не угрожал.

Довольно оскалившиеся здоровяки, молча поволокли его к лобному месту, привязали к столбу и отхлестали горящей ветвью. Изображённой так же, на их рясах в районе сердца. Осветили так сказать темного и дремучего. Вывели к свету истинному.

Все вещи в горелые лоскуты. Остатки веры в людей сползли в сапоги, вместе с желанием помогать им же. От крепких дорожных сапогов кстати тоже остались одни подметки.

Убить то его и впрямь не полагалось без доказательств вредоносности. Хоть каких-то. Все-таки земли баронские, а не орденские. Но вот показательно выпороть представителя запретных знаний могли на ближайшем столбе.

«Ой, точно, они же это и сделали, — додумал парень своё положение, на остатках сарказма.»

Так его и погнали в одних обугленных портках за деревенский бревенчатый тын. Дабы искупил, осознал, да отринул темные ритуальные услуги свои. Конкурента нашли себе в его фигуре служители культа просвещения.

Шепнули напоследок, чтобы больше в этих краях не показывался. Барон даровал ордену земли от реки Урлы, что рассекает его владения на почти равные части и до дремучих лесов на границе соседнего баронства. И орден, поступивший к барону на службу, никакого непотребства терпеть не станет.

«Очевидно выгоняют всех колдунов и магов на земли соседей, чтобы они там с местными передрались, а бароны задумались над речами братьев горящей ветви. Хитрый ход, — подумалось Еремею горько.»

Раздражение стремительно захлестывало несчастную жертву режима.

— Ну, был бы я хоть некромантом каким. Хм, мне бы и в голову не пришло тут ошиваться. А то голова моя быстро бы так сбежала кубарем в канаву. С посторонней помощью конечно, — продолжил он уже вслух, патетически взмахивая руками и порицающе восклицая в сторону чирикающих пташек.

В какой-то момент он споткнулся обо что-то на обочине и шлепнулся в пыль. Шумно выдохнул, подняв два серых облачка. Полежал, собираясь с мыслями. Вспомнил все хорошее, что было в его жизни. И краткость данного списка, серьезно остудила раздражение действительно молодого еще парня.