«Слишком просто», — подумал Сири. Он поискал другие ловушки, но больше ничего не нашел. Вытащив из желоба руку, он вернулся к двери, осмотрел замок и тщательно смазал петли. Замок оказался сломанным — наверное, потрудились сами налетчики, когда первый раз входили в лавку.

Достав из очередного кармана небольшой футляр, Сири извлек из него узкое лезвие. Из другого кармана появилась складная опасная бритва — часть наследства, доставшегося ему от отца. Установив лезвие в корпус, он просунул его в замочную скважину и подтолкнул к дверной ручке. Лезвие заскользило по металлу. Почувствовав сопротивление лески, Сири сделал усилие и перерезал ее. Подбежав к желобу, юноша вновь заглянул внутрь с помощью своего зеркала и убедился, что леска безобидно свисает сверху. Довольный проделанной работой, паренек тщательно рассовал по карманам инструменты и обмотал тряпками башмаки. Глубоко вдохнув, он тихо открыл дверь и скользнул в лавку. Оба налетчика спали.

Отец всегда говорил, что лучший способ подкрасться к кому-либо — это не пытаться подкрадываться. Сири посмотрел на спящих мужчин. Тот, что был пьян, тихо похрапывал. Пройдя к передней двери, гость обнаружил торчащий в замке ключ и вернулся к кроватям. Нож Туллина блестел в темноте. Вытащив послание Фарена, Сири взял оружие и аккуратно пригвоздил записку к столу.

Вот так. Мрачно скалясь, он подошел к двери и повернул ключ. Замок тихонько щелкнул. Веки Туллина дрогнули, но глаза не открылись. Сири вышел на улицу и с размаху захлопнул за собой дверь.

Изнутри донесся безумный крик. Опрометью бросившись в тень соседней лавки, Сири притаился у стены и принялся ждать, что будет дальше. Через мгновение дверь распахнулась, и на улицу выглянул Туллин. В тусклом свете луны его лицо было белее мела. В доме послышалось протестующее бормотание, затем раздался душераздирающий вопль. Туллин вытаращил глаза и нырнул внутрь.

Подумав о Фарене, Сонеа вполголоса выругалась.

Перед ней на камине лежала короткая палка. После опытов над разными вещами, она решила, что дерево — самый удобный и безопасный объект экспериментов с магией. Это не была дешевая деревяшка — ее спилили в северных горах, а потом сплавляли вниз по реке Тарали, но несмотря на все это, она была не более чем расходным материалом, и около камина их было полно.

Сонеа с сомнением посмотрела на палку, потом обежала глазами комнату и напомнила себе, что ее разочарование сполна компенсировано остальным. Полированные столы и мягкие кресла вокруг. Шикарные кровати в соседних комнатах. Любая еда на выбор и полный бар напитков. Фарен обращался с ней как с дорогой гостьей из Высокого Дома.

Но она чувствовала себя узницей. В ее убежище не было окон — хоромы располагались под землей, и добраться до них было возможно лишь по Воровской Тропе. Девушку охраняли день и ночь. Только самые доверенные и приближенные к Фарену люди — так называемые «родичи» — знали о ней и ее местонахождении.

Вздохнув, девушка понуро опустила плечи. Оказавшись в недосягаемости как для колдунов, так и для претендентов на награду, теперь она отчаянно сражалась со скукой. После шести дней созерцания одних и тех же стен, ее уже не радовали запертые вместе с ней мыслимые и немыслимые предметы роскоши. И хотя время от времени к ней наведывался Фарен, кроме экспериментов с магией, Сонеа нечем было заняться в долгие часы одиночества.

Возможно, Фарен сделал это преднамеренно. Снова посмотрев на палку, она почувствовала очередной прилив разочарования. Несмотря на то, что с момента поселения в этом убежище Сонеа практиковалась по нескольку раз на день, результаты всегда оказывались далеки от ожидаемых. Если она хотела что-либо поджечь — оно двигалось. Когда хотела подвинуть — взрывалось. А если хотела сломать — вспыхивало огнем. Когда же Сонеа не выдержала и пожаловалась на это безобразие Фарену — тот только улыбнулся и посоветовал продолжать тренировки.

Кисло скривившись, девушка сосредоточилась на деревянной жертве. Глубоко вздохнув, она пристально посмотрела на нее и, прищурившись, велела прокатиться по камину.

Ничего не случилось.

«Спокойно», — сказала себе Сонеа. Ей зачастую приходилось делать две-три попытки, прежде чем чары наконец проявлялись. Собравшись, она перевела свой мысленный приказ в образ движения и направила его на непослушную палку.

Палка и не подумала шевельнуться.

Девушка вздохнула и присела на корточки. Магия всегда срабатывала, когда она была в ярости — от разочарования или от ненависти к Гильдии. Но каждый раз специально распалять себя до такого состояния было слишком утомительно и наводило на Сонеа депрессию.

Но ведь колдуны занимались этим постоянно, напомнила себе она. Может, они держали запас ярости и ненависти внутри, как на складе, а когда нужно, просто поднимали его на поверхность?

Уставившись на палку, Сонеа поняла, что ей, видимо, придется это сделать. Она соберет свою ярость, добавит ненависть и сохранит их «на складе» до тех пор, пока ей не понадобится взять оттуда немного для эксперимента. Если этого не сделать, Фарен просто-напросто вскоре выдаст ее Гильдии.

Обхватив себя руками, девушка почувствовала, как ее захлестывает отчаяние.

«Я в ловушке, — подумала она. — У меня два пути: или я стану одной из них, или они убьют меня».

Она услышала позади мягкий хлопок и, подпрыгнув от неожиданности, обернулась.

Яркие языки оранжевого пламени отплясывали на маленьком столике между двумя креслами. Сонеа в ужасе отскочила в сторону. Сердце неистово колотилось.

«Это сделала я? Но я же не разозлилась…»

Огонь уже весело трещал, разгораясь все сильнее. Сонеа попятилась, не зная, что предпринять. Что скажет Фарен, когда увидит, что его имуществу нанесен ущерб? Затем, осознав двусмысленность фразы, девушка фыркнула. Наверняка будет раздражен и слегка расстроен, что его маленький волшебный питомец погиб.

Дым поднимался вверх и заклубился под потолком. Встав на четвереньки, Сонеа ухватилась за ножку столика и потянула его на себя. От движения языки пламени заходили ходуном. Отвернувшись от жарко полыхающего дерева, девушка подняла столик и швырнула его в камин.

Сонеа вздохнула, наблюдая, как огонь пожирает то, что раньше было милым предметом обстановки. По крайней мере, ей удалось узнать нечто новенькое. Столы сами по себе не вспыхивают. Наверное, отчаяние тоже эмоция, способная пробудить магию.

«Ярость, ненависть и отчаяние, — скептически поморщилась она. — Как весело, однако, быть чародеем!»

— Ты почувствовал? — голос Ротана дрожал от возбуждения.

Дэннил кивнул.

— Да. Не совсем то, чего я ждал. Мне всегда казалось, что ощущать чью-то магию — это как чувствовать песню. Это же было больше похоже на кашель.

— Магический кашель, — прыснул Ротан. — Ничего не скажешь, нестандартный способ описания ощущений.

— Если ты не умеешь петь или разговаривать, то твое горло, скорее всего, будет издавать какие-нибудь хриплые звуки, верно? Возможно, неконтролируемая магия так и звучит. — Дэннил моргнул и, потерев глаза, отошел от окна. — Уже поздно, и у меня голова не соображает. Нам надо немного поспать.

Ротан кивнул, но так и остался стоять у окна. Он смотрел на последние, еще не погашенные огни города.

— Мы непрерывно слушали несколько часов. Мы ничего не выиграем, если проторчим здесь еще, — снова заговорил Дэннил. — Теперь мы знаем, что можем ее чувствовать. Тебе нужно отдохнуть. Завтра будет длинный и трудный день.

— Просто невероятно — она где-то совсем рядом с нами, но мы до сих пор не смогли ее найти, — тихо проговорил Ротан. — Интересно, что она пыталась сделать.

— Ротан, — твердо сказал Дэннил.

Пожилой маг вздохнул и отвернулся от окна. Он слабо улыбнулся.

— Хорошо. Я постараюсь поспать.

— Отлично. — Удовлетворенный услышанным обещанием, Дэннил подошел к двери. — До завтра.

— Спокойной ночи, Дэннил.