— Что вы, Лиза, — усмехнулся он. — Я бы никогда не стал действовать за спиной главы вашего клана, поэтому обещай вы мне такое, вам бы уже про это сказали. Собственно…

— Собственно, вам нужна не я, а артефакт, который гипотетически у меня есть, — невежливо перебила я его, поскольку ни тон, ни выражения, в которых был составлен ответ, не принесли мне спокойствия. — Именно гипотетически. Потому что, скорее всего, ничего у меня нет и ваши хлопоты окажутся совершенно пустыми.

— Почему же пустыми, — протянул Волков.

Как-то так протянул, что появилось желание дать ему по физиономии. Причём не просто так, а с частичной трансформацией, превращающей хрупкие девичьи ногти в полноценные рысьи когти. Пара царапин Волкову точно бы не повредила. Но поскольку частичной трансформацией я не владела, да и формально он не сказал ничего оскорбительного, я просто отвернулась и продолжила изучать стык плетений, пользуясь моментом. Интересно, а плетение отвода глаз и должно выглядеть столь незаметно или это результат того, что оно объединено с другим вот этой странной связкой, которую я раньше не встречала? Похожая связка была в плетении иллюзорной бабочки, которое выдал мне Шитов для отработки, но именно похожая, не такая. А в магии, как я поняла, важны нюансы, иногда жизненно важны.

Волков завёл совершенно пустой разговор о погоде, что позволило мне не отрываться от столь интересных размышлений. Думал ли он том, что говорил? Вряд ли, поскольку вскоре я ощутила слабое касание магией, лёгкое, похожее на сканирование, которое проводил Владимир Викентьевич, желая выяснить состояние пациента. Но штабс-капитан целителем был вряд ли. Я бы скорее поверила в то, что он некромант. Лечить меня он не собирался, значит, целью его было совсем другое. Я резко остановилась и прошипела:

— Прекратите.

— Прекратить что? — удивился прервавший на полуслове сравнительный анализ этого и прошлого годов Волков.

— Вы прекрасно знаете что.

Он состроил совершенно невинную физиономию, больше подходящую какому-нибудь реалисту, ещё не испорченному жизнью, но никак не боевому офицеру. Я почувствовала, как внутри меня зарождается злость. Даже не злость, а дикая звериная ярость. Зубы оскалились совсем не в улыбке. Руки подрагивали от желания вонзить когти в противника. Было ли это следствием магии Волкова? Нет, скорее, продолжение того странного состояния неудовлетворённости, в котором я находилась в последнее время.

Сдерживаться становилось всё сложнее. Побоявшись, что сорвусь, перекинусь прямо сейчас и начну рвать Волкова зубами и когтями, я развернулась и побежала по улице, благо до дома Владимира Викентьевича было уже недалеко. Надеюсь, Волкову достанет такта не заходить за мной, а просто убедиться, что я уже дошла, а то, боюсь, он сегодня всё-таки пострадает.

Остановилась я, только прислонившись к двери целительского дома с внутренней стороны. Пожалуй, я сама с этим не справлюсь. Здесь мне точно нужна помощь или хотя бы совет. Вдруг это тело таким образом отвергает мою душу и ещё немного — и я сойду с ума и начну кидаться на людей? Волкова было бы не жалко, но вдруг я на нём не остановлюсь и начну рвать вообще всех, кто попадётся навстречу?

Почти спокойно уточнив у вышедшей ко мне горничной, где сейчас целитель, и выяснив, что Волков ломиться за мной не стал, я опрометью бросилась в кабинет, надеясь, что моего контроля хватит удержать себя в руках хотя бы во время разговора. Правда, горничную грызть не хотелось, но вдруг это только пока?

— Владимир Викентьевич, мне срочно нужна ваша помощь, — с порога выпалила я. — Со мной происходит что-то ненормальное.

— Что именно происходит? — встревожился он.

— Я перестаю себя контролировать! — Я невольно всхлипнула. — Мне кажется, что моя звериная часть берёт надо мной верх.

— И когда вы человек, и когда вы рысь? — нахмурился он.

— Я не знаю. Я давно не перекидывалась.

— Елизавета Дмитриевна, да как же это! — возмутился он. — Вы же только что обрели второй облик. Чтобы получить над ним контроль, нужно перекидываться почаще.

— Но я, напротив, боялась, что совсем не смогу себя удерживать, — растерялась я.

— Не будете перекидываться — не сможете удерживать, когда перекинетесь невзначай, — довольно жёстко сказал он. — Все ваши нынешние проблемы с контролем как раз из-за этого. Фаина Алексеевна должна была вам объяснить эту опасность.

— Фаина Алексеевна не слишком щедра на объяснения, — я начала успокаиваться, поняв, что ничего непоправимого пока не произошло. — Так что же мне теперь делать? Достаточно будет, если я пару часов побегаю в вашем саду под вашим присмотром?

Всё же гулять рысью в одиночестве я не хотела. Мне самой будет спокойнее, если в случае неприятных неожиданностей ко мне придёт на помощь квалифицированный маг.

— Я свяжусь с Фаиной Алексеевной, — неожиданно ответил целитель. — Мне кажется, Елизавета Дмитриевна, что в вашей ситуации моего сада будет недостаточно. Вам нужен лес.

* Любопытство сгубило кошку (англ)

** Помни о смерти (лат)

*** Собаки лают, караван идёт (англ)

В сад Владимир Викентьевич, уж не знаю из каких соображений, категорически запретил мне спускаться, но от смены облика не отговаривал, поэтому в своей комнате я всё же перекинулась, предварительно заперев двери. Почему-то я всё же опасалась, что моя агрессия никуда не денется и обратится против первого же вошедшего.

На удивление, спокойствие снизошло сразу, как я перетекла в рысь. Раздражение на всё и вся схлынуло, оставив лишь небольшую неудовлетворённость. Пришла сонная расслабленность, которой я поддалась, решив, что моему организму лучше знать, чего именно мне сейчас не хватает. Я ещё подошла к окну, подумала, что если Владимир Викентьевич опасался за свои деревья, то зря, а потом легко запрыгнула на кровать, свернулась в плотный пушистый комок и сразу уснула, погрузившись в сон, как в толстую уютную пуховую перину.

И снилось мне, будто я вместе с Хомяковым делаю в саду Владимира Викентьевича огромную снежную бабу. Причём ни я, ни Николай не люди: я рысь, а он хомяк, но не такой, какого я видела при последней нашей встрече, а огромный, раза в два больше меня, и с шерстью, почему-то не пушистой, а торчащей железными иголками, совсем как у ёжика. Или нет, скорее, как у дикобраза: такую иголку отстрелишь — и намертво пришпилишь противника к дереву, как бабочку к альбомному листу. Но сейчас этот огромный хомяк ни на кого не рычал, а занимался весьма мирным делом: катал не такими уж маленькими лапками снежные шары. Пока я сделала голову, он успел прикатить два нижних, собрать их вместе и даже воткнуть ветки-палочки вместо ручек. Мой маленький шар встал на своё место, и вскоре снеговик мрачно смотрел на нас глазками-угольками.

— Мы забыли про нос! — сообразила я, огорчённо поворачиваясь к Николаю и стукая лапой по его розовому носу, большому, как кофейное блюдце.

Он фыркнул, молча сел на задние лапы, достал из защёчного мешка морковку и пристроил снежной бабе на верхний шар, а под неё — кривую веточку, из-за чего баба сразу стала выглядеть на редкость счастливой. И всё же чего-то ей не хватало, какого-то маленького завершающего штриха.

— Ведро. Принесите ведро с ледяной водой, — неожиданно раздался голос Рысьиной.

И был он настолько раздражающим, что я подскочила на кровати и только потом раскрыла глаза и с удивлением обнаружила в своей комнате как княгиню, так и Владимира Викентьевича. А ведь я точно помню, что запирала дверь.

— Что вы здесь делаете? — спросила я, сообразила, что говорю в звериной форме, и испугалась, вспомнив слова княгини о том, что могу застрять в частичной трансформации.

Но почти тут же поняла, что незначительные изменения я свободно убираю и восстанавливаю одним желанием. И пусть голос получался пока искажённым, но визитёры всё равно должны были понять и что я сказала, и как я отношусь к вторжению в мою спальню и в мой сон. Нет, замечание про ведро было своевременным, но мы же не успели его поставить.