— А кто покушался?

— Вот найдут, тогда и узнают.

Предотвращая дальнейшие расспросы, Владимир Викентьевич передал газету мне, но я там не нашла ничего, кроме того, о чём он уже упоминал. Разве что в статье были намёки на предыдущие нападения, из чего следовало, что это — не первое и не последнее и что должность в дворцовой охране — отнюдь не синекура. И хоть в статье не было фамилии Хомякова, строго говоря, там вообще фамилий не было, за Николая стало ещё тревожнее.

И беспокойство никуда не уходило всё время, что я рассказывала Владимиру Викентьевичу о «смотринах», обедала, даже делала уроки. Но куда больше я взволновалась, когда ко мне внезапно ворвалась взбудораженная Оленька. Правда, причиной её прихода оказались не проблемы брата, а визит кузена.

— Саша был очень зол. — Оленька выразительно закатила свои голубые глазки. — Не просто зол, а в бешенстве. Он у нас появился, ещё не успев остыть после Рысьиных, и сразу попытался у меня выведать, не было ли у тебя чего с Колей. Но не на ту напал, — гордо сказала она. — Я ничего не выдала, даже то, что вы вдвоём, без меня, ходили в синематограф. Сказала, что в святилище он тебя водил по моей просьбе. — Она вздохнула. — Но мне кажется, кузен не поверил, потому что переключился на допрос Пети. Но тот-то вообще ничего не вспомнил, кроме того, что мы в гостиной как-то танцевали. Но всё равно злится Саша так, что дым из ушей идёт.

Она тоненько хихикнула и закрутила пальчиками спираль возле ушей, долженствующую обозначать тот самый дым, а потом уставилась на меня, ожидая объяснений. И я её не разочаровала, выложив почти всё, что сегодня случилось.

Разумеется, Волков не успокоился и встретился сразу после уроков в гимназии. Точнее, не встретился, а встретил, поскольку он меня ожидал у входа, с ленивой миной читая вывеску на здании. Я понадеялась, что это занятие его увлекло куда больше, чем ожидание, и попыталась незаметно проскользнуть за спинами одноклассниц, вместе с которыми вышла с занятий. Но не тут-то было. Волков повернулся, словно имел встроенный радар и безошибочно уставился на цель.

— Добрый день, барышни, — радостно сказал он, смотря при этом исключительно на меня.

Я тоже на него посмотрела, но безо всякой приязни, с единственной целью — выяснить, остался ли след от моей царапины на носу. Острые когти кошачьих хорошо подхватывают и переносят всякую заразу, так что была надежда, что Волков от памятки нескоро избавится. Увы, не то чтобы нагноения, самой царапины не было и в помине. А Владимир Викентьевич ещё утверждал, что повреждения, нанесённые оборотнями, плохо заживают. Либо существовали какие-то неучтённые им особенности, либо к Волкову это не относилось. Не зря же говорят: «Заживает как на собаке».

— Был добрым до твоего появления, — мрачно бросила Оленька, крепко ухватив меня за руку.

Зря она это сделала: теперь незаметно уйти не получится, поскольку вдвоём мы привлечём куда больше внимания. А уйти незаметно вероятность была, пусть и небольшая: мои одноклассницы могли заговорить офицера так, что он забыл бы, зачем вообще приходил.

— Хомякова, так нельзя отвечать, это невоспитанно. Что подумают о нашей гимназии? — зашипела Строгова и тут же заулыбалась Волкову: — Не обижайтесь на Ольгу, у неё сегодня был тяжёлый день. Два урока математики — это вам не шутки.

— Подряд? — вежливо удивился тот. — Я бы тоже озверел. Лиза, а вы любите математику?

— Люблю, — ответила я тоном, подразумевавшим: «А вас нет».

Но Волкова мой тон ничуть не смутил. Подозреваю, что его не смутили бы и открыто ведущиеся боевые действия. Разве что щит выставил бы, не переставая улыбаться.

— А она вас?

— И она её, — непререкаемо бросила Оленька и незаметно потянула меня за руку. Действительно, момент для отступления выбран прекрасно: противник окружён со всех сторон и вынужден сдерживать порывы, чтобы не зарекомендовать себя в глазах мирного населения неуправляемым хищником. — Но имей в виду, если тебе нужна консультация, попроси Тамару. У неё прекрасно получается объяснять даже самым ту… непонятливым.

Тамара покраснела и испуганно попыталась скрыться за нашими спинами. Наверное, не захотела консультировать или посчитала свою квалификацию недостаточной.

— Я тоже могу объяснить, — Строгова храбро закрыла собой Тамару, а заодно и нас. — И по русскому языку, если вдруг есть такая необходимость.

— А почему это ты? — возмутилась Аничкова и на всякий случай взялась за рукав Волкова. — У меня по русскому языку успеваемость выше. Господин штабс-капитан, если вам нужен репетитор, лучше обращайтесь ко мне. Что вам может объяснить Строгова, если сама в последнем диктанте сделала две ошибки?

— Да разве это ошибки? Описки, — перешла в наступление Строгова. — А у тебя при сложении двух чисел каждый раз получается новый ответ. Господину штабс-капитану наверняка нужна комплексная подготовка, а не то, что ты можешь предложить.

Мы с Оленькой уже завернули за угол, а девушки продолжали решать, кто более достоин восполнять отсутствующие знания у так кстати появившегося военного, словно тот действительно в этом нуждался.

— Как ты девочек раззадорила, — заметила я. — И всего лишь одной фразой.

— Нужно знать, куда надавить, — ответила Оленька, но без должного энтузиазма. — Эх, не простит мне Саша сегодняшнего представления.

— Почему же, — неожиданно раздался голос прямо над нами, отчего Оленька подпрыгнула на месте и испуганно ойкнула, мне же, хоть с большим трудом, но удалось этого избежать. — Это было… познавательно. И проделано было элегантно, поэтому согласен забыть и не рассказывать тёте об этом досадном инциденте, если ты дашь возможность поговорить с Лизой наедине.

Казалось бы, в голосе Волкова не было даже угрозы, сплошное благодушие, но Оленька нахмурилась и ухватила меня за руку так, что я чуть не охнула. Давать возможность ненужной беседы она не собиралась, а если бы собиралась, я бы точно не стало пользоваться столь сомнительной возможностью.

— По-моему, мы уже наговорились на много лет вперёд, — заметила я, чуть тряхнув рукой, чтобы дать понять подруге, что у хомяков бульдожьей хватки быть не должно. — И вообще, угрожать девушкам некрасиво.

Оленька согласно кивнула и перехватила мою руку чуть выше и чуть слабее.

— Кому я угрожаю? — притворился Волков удивлённым.

— Кузине, что расскажете Анне Васильевне выдуманную вами ерунду.

— Лиза, не в моих правилах врать.

— Неужели? А вчера?

— А вчера я не делал ничего, чего обещал бы не делать.

— Вы вчера нарушали закон.

— Неужели? У Фаины Алексеевны ко мне претензий нет. Принимать успокоительное не запрещено. А если моё успокоительное возбуждающе действует на других, это не мои проблемы, — Волков хищно улыбнулся. — Лиза, мне кажется, этот разговор не для Ольгиных ушей. Или вы хотите выдать ей тайны клана? Учтите, Хомяковы весьма предприимчивая семья и могут использовать доверенные им секреты отнюдь не в мирных целях.

— Не лги, Саша! — возмутилась Оленька. — Мы никогда не использовали доверенные нам секреты во вред доверившему.

— А во вред клану доверившего? — вкрадчиво спросил Волков, явно на что-то намекая.

— На то была веская причина, — возразила Оленька.

— Вот и я о чём говорю, Лиза, — заметил Волков. — Если вы не хотите, чтобы ваши тайны, пусть и по веской причине, стали достоянием общественности…

— Они не стали достоянием общественности! — вспыхнула Оленька.

— Потому что мы пришли к компромиссу.

Однако, как всё непросто в отношениях Хомяковых и Волковых! Уверена, речь сейчас идёт об успешном сватовстве Оленькиного отца к Оленькиной же маме. Очень непростом сватовстве, судя по яростно горящим глазам подруги, которой хотелось сказать что-то в ответ, но она не была уверена, что рикошетом не вернётся ей что-то похуже. В словесных пикировках Волков был посильнее.

Но в планировании у него были пробелы, поскольку Строгову он со счетов сбросил совершенно напрасно. Не знаю, как он от неё отделался у гимназии, но сейчас она стояла уже у него за спиной.