Майский бросил ручку и откинулся на стуле, нервно постукивая ногой.

– Ага, кажется, ты у нас из молчуний.

Он оглядывал Дашку с той же дотошностью, как оглядывает хирург перед тем, как начать операцию.

– Молчунья и одиночка. Видали мы и таких. За собой не следишь, значит, прячешься в глуши.

Дашка чуть не покраснела, но вовремя разозлилась. Он про её растрёпанный вид. Сами-то вон даже работают все в одежде с иголочки, даже её отправились ловить как при параде, чуть ли не в костюмчиках. Пижоны хреновы.

Дашка в спортивном костюме и ботинках, с простым, всклокоченным после всего происшедшего хвостом и без косметики, зато с опухшим от переживаний лицом по сравнению с ними конечно, проигрывает.

– Обычно мы встречаем других ведьм – холёных, ухоженных, которые до умопомрачения любят себя и ещё больше любят нравится мужчинам. Это как раз в вашей сути заложено – нравится мужчинам. – Майский расчётливо прищурился и пожал плечами. – Но есть и такие, как ты, которые как пугало сидят в лесу. И знаешь, что?

Он наклонился, приподнял верхнюю губу в оскале:

– Вторые куда опасней.

После целую минуту молчал. Сашка стоял позади, не двигаясь.

– Какое отношение имеешь к Древней ведьме? Она твой учитель? Твоя родственница? Что ты для неё делала? Где она сейчас?

Как же всё запутано. Кажется, речь о Безымянной ведьме. Остается только догадываться. Догадываться и молчать.

– Помню, была у нас одна такая тихоня. – Майский снова заговорил, как ни в чём ни бывало, словно они старые друзья. Даже мечтательную улыбочку на лицо натянул.

– В молодости моей. Помню, поймали её – расхристанная, перепуганная, из глухой деревни вытащили, она там коз держала и жила тем, что лес давал. Тощая, на вид лет пятнадцать. Сарафан грубый и лента белая в волосах. Глазища в пол-лица, наивные, аж оторопь берёт. Каюсь, даже меня затронула. Ну как, думаю, такая может навредить?

Майский выдержал эффектную паузу. Потом наклонился или даже почти бросился вперёд.

– А потом в подполе её дома нашли остатки пятерых младенцев. Трое её собственных, двое краденых. Всех принесла в жертву ради молодости.

Дашка сидела прямо и старалась не слушать. Верить словам Служителя? Глупее верить только в то, что они способны сочувствовать и сопереживать!

– Так что можешь из себя тут обиженную не строить. – Лёгким тоном продолжил Майский. – И не таких видали. Все ведьмы из одного теста, овечками прикидываются, а копнёшь глубже – одна грязь. Говорить будешь, нет?

Спросил, будто ответ ему не важен. Дашка опустила голову, рассматривая пол. Очень чисто, ни пылинки. Кто у них тут убирает? Неужто сами, в свободное, так сказать, от ловли ведьм время?

– Ну нет, так нет. – Майский сел прямо и вытащил из ящика другие бумаги, красивые. Бланки с золочеными виньетками и разными красивыми печатями.

– Итак, ведьма, отказывающаяся от показаний, пойманная такого-то числа на трассе К-543, 512 километр, обвиняется в применении силы против беззащитных людей. Приговор – лишение силы. Александр, подпиши приговор и что она отказалась свидетельствовать по своему делу.

Говоря это, Майский одновременно чёрной гелевой ручкой писал что-то на бланке, после протянул его Сашке.

Тот подошёл к столу, без промедления взял ручку и подписал эту красивую бумажку. Так просто, будто на черновике галочку поставил.

Дашка не сдержалась, подняла голову, посмотрела на него широко открытыми глазами. Вот что его будни, его обыденность. Вот его занятие, которое он исполняет, даже не дрогнув. Лишить силы Дашку… подписать ей приговор… Так просто.

А ей хотелось верить, что она для него хоть что-то значила. Хоть сотую часть того, что значил для неё он.

Она хотела спросить – как ты мог? Но это лицо, знакомое и незнакомое одновременно, горело фанатизмом. Он словно наслаждался хорошо выполненным делом. Такие люди и собственную маму сдадут, не пожалеют.

– В камеру её. – Бросил Майский, не глядя. Аккуратно сунул красивую бумагу в файл и спрятал в стол. – Вечером начнём процедуру. Не кормить.

Сашка подошёл и дёрнул её за руки так, что чуть суставы не вывернул. Дашка не сопротивлялась. Оказавшись в комнате, молча терпела, пока он снимет наручники, отвернулась, когда он запирал дверь.

Может, даже прощалась.

Через время шум за дверью утих. Кажется, пора попытаться хоть что-нибудь сделать? Вечером её лишат силы. Опасность налицо. И что? И почему не просыпается та загадочная её часть, которая должна Служителей словно щепки сносить? Почему она даже не дёргается? Не чувствуется?

Дашка прислушивалась к тому, что внутри и ничего не слышала. Тот инородный предмет, который появился после зелья Безымянной исчез без следа.

Терять было нечего, помощи ждать неоткуда, так что Дашка моргнула и открыла глаза ведьмы.

Все поверхности комнаты были покрыты словно железной сеткой. Она подошла и дотронулась до прутьев – ничего. Не было боли, сетка не била током и не доставляла болезненных ощущений. Просто эта клетка не поддавалась давлению. Не имея материальности, она ничего не пропускала, как настоящая. Ни прогнуть, ни подвинуть прутья Дашка не смогла.

Эти прутья были сделаны из чего-то совершено чужого. Ведьмы владеют сладой – зыбкой и воздушной. Эта материя была словно кость, словно стержень, крепкий негнущийся материал. Как бетон, который принял форму, в которую его залили, и отвердел.

Дашка долго ходила, осматривала стены в поисках какой-нибудь дыры или отверстия, но ничего не нашла.

Потом – раз, услыхала краем уха какой-то звук. Медленно ступая, подошла к двери, которую перекрывала такая же решётка. Дашка моргнула, возвращая человеческое зрение. В двери было оконце и сейчас закрывающая его крышка была откинута. Сашке, видно, пришлось пригибаться, чтобы в него заглянуть.

Они смотрели друг на друга – охотник по ту сторону и добыча, запертая в клетке, приговорённая, но не сдавшаяся.

– Ты не выберешься. – Тихо сказал он. И замолчал. Вокруг него словно мерцала броня, из того самого материала, который ограждал камеру. Сила Служителя. Вот какая у них особенность. Вот почему ведьмы не способны с ними совладать?

Вряд ли всё так просто.

Дашка склонила голову к плечу и задумалась. Почему он пришёл? Услышал что-то подозрительное и захотел проверить? Может, тут сигнализация стоит, которая на сладу реагирует? Стоит ведьме попытаться поколдовать, как у Служителей над головой сирена орёт?

Она демонстративно закрыла глаза и открыла тот, ведьмин взгляд. Посмотрела на Сашку в упор. Прошли те времена, когда Дашка избегала своей природы, когда изо всех сил старалась слиться с толпой и стать как все. Больше такого не будет. Она – ведьма и это лучшее, что могло с ней произойти.

Дашка вытянулась в струнку, вскинула голову и просто смотрела. Как будто это она была по ту сторону запоров.

Крылья его носа трепетали, Сашка сглотнул, но стоял у оконца, словно прилип. На его бледном лице не отражалось никаких эмоций.

Почему он здесь?

Хотя, какая разница? Главное, что он не выдержал и отступил первым. Звякнула оконная задвижка, Дашка победоносно улыбнулась. Мелочь, а приятно.

К несчастью, других причин улыбаться не было. Шло время, а способа выбраться из запертой комнаты не находилось. Вспоминались фильмы и книги, где герои чудесным образом выбирались наружу. Но здесь и сейчас… Дашка не видела ничего, ни малейшей возможности выкарабкаться.

Получается, она всё же лишится силы?

Если бы не эта дикая апатия после последнего посещения Игоря, когда стало понятно, что он всё понимает... Может, она искала бы лучше? Думала бы усердней? Сейчас же было почти всё равно, нечто слабое и безвольное внутри даже хотело, чтобы всё закончилось и уже неважно, как.

Раиса говорила, душевные болезни бывают куда страшней телесных. Дашка не слушала, что может быть страшней, чем Игорь, который умирает? Однако сейчас выходило, что собственное равнодушие убьёт её, а ей плевать.