– Наверное, из-за всего того, что произошло.

Дашка кивнула.

– Да, просто сон.

Рассказывать, что произошло ему, конечно, нельзя.

– Значит, ничего страшного, всё пройдёт.

Его забота делала только хуже. Ласковый Служитель? Нежный мужчина? Кто он, тот, что осторожно гладил её пальцы, пока те не расслабились и не отпустили ткань? Который осторожно убирал с её лица упавшие на глаза волосы и трепетно стирал с щёк остатки слёз?

– Всем снятся кошмары. Это пройдёт. – Говорит он самым правильным, самым понимающим на свете голосом.

Только всё его поведение – ложь. Он всё ещё не теряет надежды заставить Дашку плясать под свою дудку.

Как же горько! А самое страшное – будь на его месте Игорь, заботься он о ней с таким же рвением, Дашке просто стало бы приятно. А тут… словно её переместили в рай. Лёгкие прикосновения его пальцев, его близость, опухшие со сна веки, смятая на груди футболка – каждая мелочь словно игла в сердце, приносящая одновременно и блаженство, и боль.

Он поднял глаза – такой родной и близкий – и они снова замерли, окаменели, пристально смотря друг на друга. В его взгляде было всё то же самое, что и в вечер у сарая с курами – обожание, страх, ненависть. Но больше всего было какого-то нового, нечитаемого чувства, из-за которого к нему невозможно тянуло.

Он смотрел на Дашкины губы и постепенно становился ближе, кажется, даже этого не осознавая. Она и сама отмечала это только каким-то самым дальним краем сознания, единственным местом, который не накрыл туман предвкушения и неги.

Но тут прояснилось. В Дашкиной голове хихикнул чужой мерзкий голос, и она вдруг поняла, что сейчас произойдёт. Он, наконец, приблизиться настолько, чтобы прикоснуться губами к её губам, он её поцелует, а она ответит, потому что не сможет остановиться. Он запустит обе руки в её волосы, целуя так, словно сошёл с ума, и Дашка прижмёт ладони к его бёдрам и забудет обо всём на свете. Они вместе опустятся на диван, сомнут и снимут её ночнушку и его футболку, и бельё, а потом они…

Дашка резко вздохнула, от ужаса расширяя глаза. Сашка замер.

– Что?

– Ты ведёшь себя, как свободный человек. – Пришлось приложить усилие, чтобы добавить в голос презрения.

– В смысле?

– Как же твоя огромная любовь? Идеальная во всех отношениях?

Он вскочил, растерялся на миг, но тут же загорелся злостью.

– Не смей о ней упоминать!

– Что? – Дашка рассмеялась, смехом настоящей злой ведьмы. – Что ты за мужик такой? Безумно любит, годы положил, чтобы добиться, добился... а спать готов по-прежнему со всем, что шевелится? Да я бы на её место бежала от тебя и отплёвывалась! Тьфу!

– Заткнись!

Дашка вскочила на диване и стала на голову его выше.

– Иди к чёрту, понял? Думаешь, меня волнует, какой ты? Мне плевать! Пусть твои измены волнуют кого-нибудь другого! Я собираюсь одеться и свалить отсюда, и ты меня не остановишь!

Надо же, какой хитрый перец! Раз ведьма, раз влюблённая, что, можно пользоваться? Дашка ни за что бы до такого не опустилась! О, она прекрасно знала современные нравы – что такого, спать с чужим парнем или мужем? Любовница – это уже не позор, а так, название. Многие её знакомые прямо говорили – да, я любовница, и что? Разведу и стану женой. У нас любовь, а у них всё закончилось, развеялось и прошло. И разводили, да.

И ни одна из них почему-то не думала, что если от прошлой жены он гулял, то и от новой гулять ему ничего не помешает. Что рано или поздно быт так же нагонит и так же останешься с детьми одна, и так же будешь клясть всех на свете кобелей за их предательство.

И то, что его Симона ему не жена, дела не меняет. Ишь ты, какой!

– Да и вали!

Сашка тоже разозлился. Он выглядел так недовольно, словно не выспался, а всю ночь только и делал, что ворочался с боку на бок, а тут ему вдруг нервы взялись трепать.

– Вали! Думаешь, толку от тебя много? Мало ли ведьм вокруг? Найду десяток, стоит свистнуть!

Дашка покачала головой и усмехнулась. Как предсказуемо! Это, видимо, должно её заесть – ну, что он десяток других найдёт и она немедленно должна броситься доказывать обратное? Мол, она одна-единственная и только она может ему угодить? Сказать бы ему, что она обо всём этом думает. ЧТО сделает с ним Безымянная, сбить бы спесь высокомерия с его Служительской морды!

Неизвестно, чем бы это всё закончилось, скандал вышел бы знатный, Дашка в пылу сказала бы много лишнего, но тут раздался щелчок. Входная дверь отворилась, кто-то зашёл в квартиру и захлопнул дверь. Раздался женский голос:

– Саша? Ты дома?

Как в плохом водевиле… И неизвестно, то ли смеяться, то ли плакать.

– Я знаю, ты дома! Машина в гараже. Почему трубку не берёшь? Последние дни только и делаю, что звоню...

Вдоль стеклянной перегородки двигалась тень. Девушка возникла на пороге гостиной и замолчала. У неё была другая причёска, не как на фото – крупные русые локоны. Она переводила взгляд с растрёпанного Сашки на Дашку, которая так и стояла на диване в своей короткой ночнушке, потом вспыхнула и вдруг прошипела:

– Ты что, совсем обалдел?

– Это не то, что ты думаешь. – Быстро сказал Сашка, не двигаясь с места. Дашка закатила глаза к потолку и фыркнула. Да, конечно! Если бы она чуть раньше не остановилась, сейчас его подружка увидела бы сцену, которую никак не перепутаешь с «не то, что ты думаешь».

Девушка тем временем расходилась всё больше, её глаза становились всё шире, а лицо всё красней.

– И это я ради тебя с отцом ругаюсь? Со всеми договариваюсь, всем подмазываю, чтобы тебе путь наверх открыть? Человека из тебя сделать? А ты?.. Ты привёл в дом другую? Даже не сообщил, что приехал, трубку не берёшь, зато привёл какую-то девку?

Гостья разозлилась до белого каления. Дашке была знакома эта разновидность злости – холодная и надменная. Она сама так не умела, её злость была другой – пылала, словно пламя и не могла сдержать ни обидных слов, ни глупых поступков, пусть даже потом она сто раз пожалеет. А такая ледяная злость очень точно выбирает ранящие уколы и жалит в самое сердце. Она обдуманная и не отступает, даже когда прошло время отступить и настало время мириться.

– Думаешь, после такого я позволю тебе ко мне прикоснуться? – Симона, а это, конечно же, была она, вдруг взяла себя в руки, её губы презрительно скривились, глаза сузились. – Ты и близко ко мне не подойдёшь, будешь издалека облизываться, понял? Таких как ты, деревенских прихвостней, желающих хорошо устроиться, у моего отца что грязи ошивается. Думаешь, сложно будет выбрать другого? А ты опустишься, куда и должен был – на место мальчика на побегушках!

– Симона, перестань.

Сашка с досадой поморщился и шагнул к ней. Та тут же ощетинилась:

– Не подходи ко мне! От тебя несёт другой бабой!

Он остановился и насупился.

– Я ухожу. – Бросила напоследок Симона, поправляя сумочку. – А ты оставайся со своей новой подружкой. Сразу видно – голытьба! Но тебе же не это интересно было, когда ты её домой тащил, да? Я постараюсь, чтобы тебя и близко больше к управлению не подпустили! Надеюсь, потеря возможности стать хоть кем-то того стоила.

Девица развернулась, готовясь уходить и тут Сашка не выдержал:

– Да стой ты! Ты не поняла! Это – ведьма.

– Что?

Такие простые слова всё изменили. Симона уставилась на Дашку так, словно та вдруг превратилась в монстра и щёлкает зубищами. Потом она вдруг проговорила:

– Понятно.

Только вот Дашке ничего понятно не было. Или… речь о том, что Служитель скорее удавится, чем к ведьме прикоснётся? Логика и собственный опыт подсказывали, что это всё враки. Крутой папаша этой самой Симоны сделал ребёнка ведьме. И уж если прошлое происходило не на её глазах и могло быть неправдой, то Сашку равнодушным присутствие ведьмы всего несколько минут назад точно не оставило!

Впрочем, перемирие длилось недолго. Симона снова заледенела.

– Ты привёл в дом ведьму? – Почти выплюнула она. – Не знаю, что хуже.