Счастье любви.

Музыку смеха.

Ты, сотворивший мир своим присутствием, остаешься неразлучным с причиной и следствием. Потому что в этом есть надежда. Надежда на то, что эволюция воздаст по справедливости. Надежда на то, что ты победишь, несмотря ни на что. Потому что ты наследник поколений победителей.

Ты надеешься остаться в живых. Хотя повсюду и везде тебя ждет смерть.

Ты знаешь это лучше других. Ты сам видел пустой ландшафт мира душ, видел несколько миллионов пятнышек — водорослей, до последнего момента цепляющихся за голый берег. Ты видел, как прыгают они в миг смерти, пытаясь достичь некоей неведомой цели, на существование которой намекают религии, к которой стремились еще древние художники, делавшие смелые наброски на стенах пещеры.

Да, пока что попытки заканчивались тем, что искры гасли. Но, падая, оставляли следы. Там, в пыли. И следы не исчезают.

Итак, что ты намерен делать? Рвануться к свободе и попробовать достичь высших пределов? Без запаса энергии, накопить которую пытался Йосил, твои шансы невелики. Он верно все рассчитал, хотя душа его и была изломана. Останешься здесь? Наполовину в этом мире и наполовину в другом? Будешь делить постель с Кларой и своим двойником, более похожим на человека, чем ты сам. С тем Альбертом, который ежедневно начинает жизнь в другом теле?

Что ж, может быть, из этого что-то получится. Но справедливо ли это?

Или попробуешь еще кое-что? Нечто творческое. Нечто такое, чего еще не видели.

Шансы, похоже, малы. Но ведь все зависит от старания, верно? У существ, восставших из плоти или грязи, ничего другого никогда не было.

Глава 74

ИМПРЕССИОНИЗМ

…или осваивая изящное искусство…

Спустившись по ступенькам, мы с Кларой прошли через розовый сад, мимо роскошной голубятни и оказались на зеленой лужайке, где Пэл и реальный Альберт играли со змеем.

Как и ожидалось, они привлекли к себе немалое внимание, но не секьюрити, а людей, живших в домах по другую сторону холма, предназначенных для прислуги. Небольшая толпа с удивлением наблюдала за редким зрелищем, а с десяток детишек с криками бегали по траве.

Даже в наш век технических чудес воздушный змей остается чем-то особенным.

Пэл явно наслаждался всеобщим вниманием. Пожалуй, давно я не видел его таким счастливым. Умело маневрируя змеем, он заставлял его взмывать в небо, парить или опасно нырять вниз, что вызывало притворно-испуганные крики собравшихся.

И только одна пара взрослых, стоявших поодаль, казалось, не разделяла общей радости и безуспешно старалась удержать трех своих отпрысков, притягиваемых ликующей толпой.

Повернувшись к сопровождавшему нас Платиновому, я спросил:

— Наследники? Он угрюмо кивнул:

— Племянники. Сыновья сводной сестры, умершей полгода назад.

Нелегкое признание. Но оно было частью цены, запрошенной нами.

— Они знают? ДитКаолин покачал головой:

— Их мать поручила мне… то есть Энею… вести их дела. Вы ничего не сделаете.

Клара вздохнула.

— Что ж, по крайней мере помните, что мы знаем. И будем смотреть в оба.

— В этом я уверен.

В голосе голема не было ни намека на недовольство или покорность. Мне стало как-то не по себе.

Нам не потребовалось много времени, чтобы забрать реального Альберта, Пэла и нашего шпиона-дитто. Змея мы оставили детишкам.

Пока лимузин вез нас домой, я думал о нашей «победе». Хотя мы и загнали великого Каолина в угол и вытянули из него правду, восторга я не испытывал. Возможно, когда-то, до Дерегуляции, ему и удалось бы предъявить обвинения в мошенничестве, шантаже и вымогательстве, но сейчас это уже не уголовное преступление, а гражданские правонарушения, от которых нетрудно откупиться.

Самое большое, что мы могли, это заставить его платить по максимуму и всячески мешать его планам.

Конечно, группу, работавшую над проектом «Зороастр», сохранят, включив в нее наиболее ретивых критиков. Будет образован какой-нибудь нейтральный фонд. Новые технологии начнут понемногу внедряться в жизнь. Но все же, похоже, социальной войны не избежать. Нас ждут интересные времена.

Другой фонд — там тоже не обойдется без Каолина — займется наследством Йосила Махарала. Здесь без крутых мер не обойтись, ведь задеты чувства миллионов людей, до сих пор считающих, что есть границы, которые нельзя переступать. Как будто человека можно остановить у границы, не позволить ему перешагнуть через нее.

О бедняжке Риту позаботятся, и уж она-то ни в чем нуждаться не будет. Врачи даже надеются научить ее сотрудничать с прошедшим курс лечения Бетой. Интересно, что из этого выйдет… Впрочем, миру не стоит забывать о том, с кем он имеет дело.

Что касается клиентов Каолина, то он уже сейчас готов продавать «туры в завтра» тем, у кого есть все, кроме времени. Но вскоре все поймут, что происходит, и тогда элите придется встать на сторону одной из враждующих фракций и добиться законодательного утверждения обязательной смертности для дитто.

Но пока все решается в открытых дебатах, детективу беспокоиться не о чем, верно?

Пэл попросил завезти его в Храм Преходящих. У него свидание с Алекси, той самой, дважды помогшей мне, когда я был Зеленым. Старая любовь не ржавеет, хотя Пэл и признал, что не заслужил ее.

Может быть. Но кто откажется от общения с человеком, половина которого живее многих, кого я знаю. И наверняка забавнее.

Наш маленький голем-шпион, доложив обо всем, что ему довелось увидеть в «Каолин Мэнор», решил провести остаток жизни — около полусуток — в компании Пэла. Когда он вскочил на плечо моего друга и они покатились к церкви, у меня снова возникло уже привычное ощущение дежа-вю.

Вернувшись к машине, мы с Кларой с удивлением обнаружили, что реальный Альберт сидит внутри и улыбается. Мы ясно его видели! Хотя стояли на тротуаре.

Весь лимузин стал вдруг прозрачным.

— Боже, — пробормотала Клара. — Он смотрит сразу во все стороны.

— Да, я знаю.

Взяв ее за руку, я посмотрел вслед маленькому Альберту и Пэлу, входившим в храм, мимо раненых и больных, изувеченных и обожженных, собирающихся здесь каждый день ради утешения и надежды, без которых не может ни одна душа.

— Куда теперь? — бесстрастно поинтересовался автоматический шофер лимузина.

Я взглянул на мою владелицу, на женщину, которую любил.

Она повернулась к реальному Альберту. Трудно сказать, где было в этот момент его внимание — оно могло быть повсюду, — но его улыбка предназначалась нам.

— Домой, — ясным и уверенным голосом сказал он. — Всем пора домой.

В данный момент роль дома взяла на себя яхта Клары, стоявшая в километре от Одеон-сквер. Казалось, прошли годы с тех пор, как я прошлепал эту дистанцию под водой. По дну реки, мечтая о том дне, когда удастся наконец сорвать маску с ненавистного дитнэппера Беты.

Что ж. Мечта — это состояние разума.

Йосил Махарал всё же сделал кое-что полезное, заставив нас с Кларой жить вместе. Конечно, я скучал по дому и саду, зато мы оба с удивлением обнаружили, что готовы поступиться деталями ради жизни под общей крышей. Пусть даже и в тесноте. Пусть даже при том, что меня/нас было двое. Даже по современным стандартам ситуация довольно странная. При наличии оборудования и высококачественных заготовок я мог протянуть еще какое-то время, как и реальный Альберт. Две половинки мужа для Клары. Мы могли дать ей детей. Могли воспитать их. Но только порознь.

— Весьма удобно, — сказала Клара, стараясь не выдать беспокойства.

Я видел, что ей не по себе. Проблемы на работе, новые служебные обязанности. Двое любимых полумужчин и столько заготовок, что на яхте для них просто не находилось места.

Пришло время обзавестись домом. По крайней мере мы могли себе это позволить.

Реальный Альберт возился в крохотной носовой каюте, налаживая дубликатор. Я едва удержался, чтобы не остановить его. Постоянно пребывающий в каком-то полудетском состоянии, он вовсе не был наивным простаком. Как раз наоборот.