— Значит, еще есть время действовать, — заключил Пэл, — если только сдвинетесь с места и покажете, что у вас есть.

Гадарин попытался возмутиться:

— А почему не начать с Лума? У него тоже туннель.

— Им воспользуюсь я. — Пэл кивнул. — Но туннель мистера Лума слишком узок для Альберта… то есть для Франки. Ваш туннель ведь больше, а, Гадарин? Для человека.

Консерватор пожал плечами и сдался:

— Мы копали вручную. На это ушли годы.

— Как вам удалось обмануть сейсмодетекторы? — спросил я.

— С помощью активной обкладки. Любая волна, ударяющая по одной из сторон обшивки, перенаправляется на другую. Мы пользовались квадрополосным гриндером.

— Ловко, — сказал я. — И сколько еще осталось? Гадарин отвел взгляд и тихо, почти неслышно пробормотал:

— Мы закончили… пару лет назад. Пэлли фыркнул:

— Вот это да! Столько страсти, столько усилий! Копались, как кроты, чтобы добраться до ненавистного врага и… Ничего! Что случилось? Не хватило решимости?

Если бы взгляд мог убивать… Но Пэл уже пережил кое-что похуже.

— Не смогли договориться, что предпринять.

Я поймал себя на том, что симпатизирую этому парню. Одно дело работать, имея перед собой отдаленную и не вполне ясную цель наказать злодеев, совсем другое — осуществить это на самом деле, преподав миру урок, заручившись общественной поддержкой, сохранив свою драгоценную шкуру и не попав в тюрьму. Ребята из «Освобождения Геи» осознали эту истину во время долгой борьбы против генных технологий.

Я повернулся к Луму:

— У вас та же проблема? Вождь мансов покачал головой:

— Мы пошли по извилистому маршруту и только-только достигли цели. В любом случае у нас иные цели. Мы добиваемся освобождения рабов и не стремимся уничтожать место, где они рождаются.

Пэл пожал плечами:

— Вот и объяснение, почему все это происходит именно сейчас. Либо шпионы, либо утечка информации. А может быть, ваши раскопки были обнаружены какими-то приборами; так или иначе, кто-то знает. Они воспользуются вашими туннелями, чтобы отвести вину от себя на других. Теперь ясна и цель загадочных визитов Серых к вам обоим — всего лишь подливка к блюду, которое вы сами приготовили.

Я не стал добавлять, что, судя по всему, главный удар придется по моему создателю, Альберту.

Воцарившуюся невеселую тишину прервал Лум:

— Объясните мне кое-что. Вы двое надеетесь воспользоваться нашими туннелями, чтобы проникнуть внутрь и поискать пропавшего Серого?

— Да.

— Но если противник уже знает о туннелях, разве вас не будут ждать ловушки?

Жизнерадостной улыбке Пэла можно только позавидовать. Он и впрямь может убедить любого в том, что знает, что делает.

— Доверьтесь мне. — Он поднял обе руки ладонями вперед. — Вы в надежных руках.

Его дитто излучал такой же непоколебимый оптимизм, когда через десять минут я стоял у входа в узкую шахту, думая о том, насколько быстрее наступит конец моему недолгому существованию в этой дыре.

— Не волнуйся, Франки, — прошептал мини-голем, прекрасно имитируя ритм речи Пэла. — Я пойду вперед. Следуй за моей истертой задницей.

Дитто был похож на увеличенного хорька с вытянутой получеловеческой головой. Но самое странное — мех. Блестящий, с крошечными движущимися комочками.

— А если там западня?

— Держу пари, что так и есть, — ответил маленький Пэлли. — Об этом буду беспокоиться я. Я готов ко всему!

И это говорил тот, чьи дитто ни разу не добрались до дома в целости и сохранности. Я пожалел, что рядом нет реального Пэла, чтобы высказать ему свое мнение. Но он уже отправился в лагерь эмансипаторов вместе с переносной печью, чтобы приготовить еще несколько похожих на грызунов дитто и выпустить их в туннель, выглядевший со стороны как безобидная норка какого-то подземного животного. Судьба милостива к безумцам. Пэлли будет счастлив отправить десяток камикадзе-дитто, каждый из которых с восторгом примет участие в этой самоубийственной миссии. Для него и для них это все хорошая забава.

Будь я в теле, рассчитанном хоть на мало-мальски приличное удовольствие, я бы повернулся и бежал отсюда со всех ног.

Или, может быть, и не бежал бы.

— Перестань, Гамби. — Псевдохорек ухмыльнулся, обнажив хищные зубы. — Не злись. Все равно ничего не исправишь. Да и где бы еще тебя так покрасили?

Я взглянул на свои руки, окрашенные — как и все остальное — в цвет, известный как «ЮК-оранж». Его оттенок относил меня к категории внутренних работников и был уже давно отмечен торговой маркой Энея Каолина. Если наша авантюра сорвется, то обвинение в нарушении авторских прав будет легчайшим из предъявленных.

Что ж, по крайней мере я больше не Зеленый.

— Ату! — пискнул уменьшенный дитПэл. — Никто не живет вечно!

Провозгласив этот бодрый девиз, он нырнул в нору.

Нет, подумал я, не вечно. Но несколько дополнительных часов не помешали бы.

Я еще раз проверил фрикционные роллеры на запястьях, локтях, бедрах, коленях и пальцах ног. А потом наклонился, чтобы последовать за Пэлом. Позади меня маячила фигура Джеймса Гадарина, нервно переступавшего с ноги на ногу и наблюдавшего за моими действиями.

А дальше произошло то, что по-настоящему тронуло меня.

Я уже влез на пару метров в нору, когда великан-зилот произнес мне вслед благословение.

Возможно, я не должен был его услышать. И все же Гадарин и впрямь просил своего Бога помочь мне.

За все то время, что я провел на Земле, это были едва ли не самые приятные слова, услышанные мной от кого-либо.

День заканчивается, и огромный промышленный комплекс готовится к пересменке. Портал кишит двуногими, движущимися туда-сюда.

В старые времена все рабочие фабрики, несколько тысяч человек, подчинялись свистку: половина из них устремлялась домой, а другая занимала их место у машин, превращая пот, умения и невозместимую человеческую жизнь в национальное богатство.

Сегодня эти два встречных потока не столь бурливы и стремительны. Три-четыре сотни архи, многие из которых уже успели переодеться в спортивные костюмы, оживленно переговариваясь, идут к скутерам и велосипедам, а еще более многочисленная и красочная толпа одетых в бумажные рубашки и брюки дитто, только что прибывших на динобусах, течет в противоположном направлении.

Некоторые из дитто постарше уходят домой, спеша разгрузить дневные впечатления. Но большинство работает до тех пор, пока не наступает время скользнуть в рециклер. Эти армии ярко-оранжевых трудяг не испытывают никаких сожалений по поводу своей незавидной судьбы, ведь их другие «я» получают хорошую зарплату, дающую возможность наслаждаться жизнью. Становится немного не по себе, когда начинаешь по-настоящему задумываться обо всем этом. Неудивительно, что я никогда не работал на фабрике. Не тот тип личности.

Я становлюсь в очередь. Вход для големов окрашен в мягкие, спокойные тона, где-то играет сенсорорезонантная музыка. Под ногами ощущается слабая вибрация. Где-то внизу, под поросшими травой склонами, гигантские машины смешивают преэнергированную глину, пропуская через нее патентованные фиброволокна, настроенные на то, чтобы вибрировать от ультрасложных ритмов души, сшивая и отливая это все в формы кукол, которые встанут, пойдут и заговорят. Как реальные люди.

Как я.

Должен ли я испытывать такое чувство, будто вернулся домой? Мое нынешнее, преанимированное тело было изготовлено здесь, несколько дней назад, и лишь затем доставлено в дом Альберта Морриса, где хранилось в холодильнике. Если сегодняшняя разведывательная экспедиция уведет меня внутрь фабрики, узнаю ли я свою мать?

О Альберт, перестань.

Я это я, независимо от того, Серый или Коричневый. Кузнечик или муравей. Практически все различие только в том, насколько вежливым мне приходится быть. Это и еще… расходуемость.