Посмотрим, способен ли этот громила оценить сарказм.

— Чтобы голем прошел по дну реки! Вот это да. Если бы кто-то такое совершил, об этом говорил бы весь город! Может, сам попробуешь как-нибудь?

Мое предложение ему не понравилось.

— У меня твоя рука. Хочешь получить назад?

Я невольно улыбаюсь, вспоминая, с каким ошарашенным видом смотрел на меня этот буян, оставшись стоять посреди площади с моей отрезанной кистью. Паршивый был денек, но это воспоминание — приятное.

— Оставь себе. Милая выйдет вазочка.

Он хмурится.

— Встань.

Вместо этого я зеваю и потягиваюсь, действуя ему на нервы и выигрывая время. Смелость — понятие условное. Будь мое тело предназначено для боя, я бы мог попытаться дать отпор. Реальный Альберт наверняка пустился бы в бегство, без малейшего стыда спасая драгоценную шкуру от такого разъяренного придурка. Но я не он. Я лишь Серый, сирота без единого шанса на продолжение. В оставшиеся часы мне бы хотелось решить кое-какие задачи, а там… В общем, было бы неплохо, если бы парня убрали, но, к сожалению, ни одной Ирэн не видно.

— Я сказал — встань! — ревет бугай, отводя руку для удара.

— Выбор оружия за мной? — внезапно спрашиваю я.

Он колеблется. Теперь, когда вызов принят, ему уже нельзя просто разбить меня на кусочки. На дуэлях, знаете ли, есть свои правила. Да и люди кругом.

— Конечно. После тебя.

Он кивает в сторону амфитеатра, называемого в просторечии Ямой Злобы.

Надо вырываться отсюда, пока мы не оказались на арене. Вооружение у меня слабое — резак да киберскоп, — а вчерашней ошибки мой противник не совершит.

Черт, где же Ирэн? Знал бы, что ожидание так затянется, удрал бы раньше. Прорвался бы на улицу. Может быть, добежал бы до Пэла. Надо посоветовать Альберту избегать маэстры… как чумы.

Мы пробираемся мимо столиков, и я вглядываюсь в лица сидящих. Юнцы, ни одного знакомого. Не исключено, что мой противник заявился сюда не один. Я разминаю колени. Замедляю шаг, словно охваченный сомнениями.

Сработало. Как я и ожидал, мститель подталкивает меня своей толстой лапой.

— Иди! Арсенал вперед.

У меня нет против Него ни единого шанса. Его сила в рефлексах. Моя — в голове. Вместо того чтобы пошатнуться, я прыгаю в сторону и вверх, приземляюсь на ближайший столик, сбивая ногой пару стаканов, и протискиваюсь между двумя голографическими танцовщицами, извивающимися в эротическом ритме.

Кажется, он кричит, но вокруг и так много шума — недовольные клиенты орут, тянутся ко мне, и я снова прыгаю. На этот раз мне везет меньше — вместо трущихся друг о друга бедрами красоток меня встречают бешено вращающиеся виртуальные серпы с зазубренными лезвиями. Прямо-таки смерч, запущенный самой Смертью. Зрелище настолько реалистично, что я невольно втягиваю голову в плечи — не превратиться бы в пюре! Но иллюзия не останавливает мое глиняное тело, и оно шмякается на столик, вызывая новый взрыв негодования. Подо мной что-то хрустит. Чьи-то руки хватают меня за ноги, и я отчаянно отбрыкиваюсь.

Конечно, световой шторм слепит меня. Я едва различаю очередную цель. Столик с медленно вращающимся подсвеченным изнутри глобусом. Я сжимаюсь… но неведомая сила отшвыривает шаткую платформу, и приземление получается далеко не мягким. Ударившись о край соседнего стола, я качусь между стульями, корчась от боли и разбрасывая раскатившиеся бутылки.

Кто-то бьет меня в левый бок, исторгая стон. Кто? Мой мучитель или раздосадованный клиент? Съеживаясь, как краб, и не глядя по сторонам, я шарю в карманах. Где же резак? Хотя в такой тесноте на него рассчитывать не приходится. О-хо-хо. Впереди чьи-то ботинки. Их много. Дружки гладиатора. Наклоняются и смотрят под столики. Сейчас…

Я хватаюсь за столик и обнаруживаю, что он привинчен к полу тремя тяжелыми болтами.

Срезать? Почему бы и нет? Вот…

Столик шатается… накренился…

Хватаюсь… И вверх!

Они отскакивают. Оружие не ахти, но танцующие фигуры придают ему более грозный вид, вытягиваясь на пару метров наподобие сияющих змей. С таким можно попробовать идти на прорыв.

В моих руках только свет, но враги отступают. Впечатанные в них души ставят их на уровень пещерных людей, горящий факел — маленькое чудо. Через пару секунд я оказываюсь в центре свободного пространства. Некоторые из зрителей уже поддерживают меня.

Вот и мой мрачный приятель с дружками. Все в черном, и вид у них такой, словно они открыли эту моду. Трогательно.

Они сжимают кулаки и ухмыляются. Еще немного, и здравый смысл отступит, загнанный в угол пещерными рефлексами. Холодный свет их не остановит. Вокруг толпятся зеваки, и мне остается только…

Внезапно звуковая атмосфера меняется. Гремящая танцевальная музыка стихает. Сердитые крики уже не слышны. Слышно только мое свистящее дыхание и усиленный незнакомый голос:

— ДитМоррис, пожалуйста…

Я оборачиваюсь и делаю ложный выпад в сторону моих противников. Они отступают, злобно щурясь. Похоже, это их последнее отступление.

И тут все расступаются перед небольшим, но компактным отрядом, расчищающим дорогу ультразвуковыми шокерами. Красные женщины, восстанавливающие порядок в своем клубе.

Давно пора.

Отходя к арене, мой недавний противник бросает на меня прощальный взгляд, на удивление бесстрастный, даже благодарный. Снова гремит «музыка». «Радуга» возвращается к обычному состоянию.

Одна из Ирэн вместо того, чтобы извиниться, укоризненно помахала пальцем.

— ДитМоррис, пожалуйста, опустите стол!

Я подчиняюсь, но не сразу. Инстинкт, знаете ли.

— Пожалуйста, не отвлекайтесь. Вас ждут. Голографические картинки шипят и гаснут, и я опускаю свое грозное оружие. И все? И никакого извинения за причиненные неудобства? За то, что оставили меня на растерзание этим идиотам?

Ладно, Альберт, не жалуйся. Речь ведь шла не о твоей жизни и не о чем-то важном.

Кивнув ярко-красной головой, моя чичероне приглашает меня следовать за ней в глубь клуба, за плюшевую занавеску. Тяжелая штора мягко падает, и внезапно воцаряется благословенная тишина. Я даже закрываю глаза. Проходит несколько секунд, прежде чем ко мне возвращается способность думать. И…

Стоп… Я ведь уже видел эту комнату.

Во время пребывания в «Студии Нео». На экране перед подключенной к Сети копией Ирэн. Толпа двойников вокруг бледной фигуры… Теперь, вблизи, я вижу ту же самую женщину, лежащую на диване с подведенной системой жизнеобеспечения. Она невидяще смотрит в потолок. А рядом вьются уменьшенные втрое двойники. В рот ей капает какая-то жидкость. Механические руки массируют ее тело. Сколько же копий с нее снимают! От бритой головы отходят многочисленные провода, делающие ее похожей на медузу и соединенные с промышленными образцами, морозильниками и печами.

Вот и еще одна Ирэн, свеженькая, румяная. Светящаяся. Она лениво потягивается, неспешно надевает бумажную одежду и удаляется. Очевидно, для выполнения какого-то поручения. Ни директивы, ни инструкции ей не нужны. А из внешнего мира приходит другая, пошатываясь и едва держась на ногах. Две ее сестры без церемоний отрубают бедняге голову и опускают в похожий на электрическую катушку аппарат для перекачивания памяти.

На мгновение лицо архи словно съежилось. Обезглавленное тело откатилось к рециклеру.

Кое-кто считает, что именно таково наше будущее. Органическое тело превратится в матрицу, с которой постоянно будут снимать бесчисленные копии для выполнения бесчисленных дел, а твой мозг станет вместилищем памяти сотен двойников. Ты станешь функцией, почетным узником, муравьиной королевой, а твои двойники — неутомимыми работниками, ведущими настоящую жизнь со всеми ее прелестями и горестями.

Отвратительная перспектива. Но точно так же воспринимали импринтинг мои дедушка и бабушка. В их устах слова «дитто» и «голем» были эпитетами, а следующее поколение использовало их без запинки. Кто я такой, чтобы определять нормы для наших детей и внуков?

— ДитМоррис, добро пожаловать.