— При всём уважении к вашей с ним квалификации, вторая сторона раньше чем за несколько часов утомительной возни не справится, — добил его Такэда. — Что напрочь сорвёт нам своевременное прибытие в порт. Я не могу себе позволить, чтобы мой адмирал потерял из-за этого лицо. Мы не корабль, а я не родовитый дуб Конфедерации с мощными имперскими корнями. Такая репутационная потеря нам просто не по чину.

— Мостик запрашивает разрешение ввиду контакта с противником сменить курс на зигзаг, — замер с трубкой в руках вестовой.

— Отказать, — решил Такэда. — Если Харальд-сан желает проявить служебное рвение, пусть доведёт нас в порт согласно установленного времени прибытия. Это сейчас нужнее.

Вестовой послушно забубнил в трубку ценные указания командира. Такэда чувствовал себя не вполне правым, когда отдавал такой приказ, но вероятность того, что имперский сверхдальний бомбовоз попытается уронить на них свой драгоценный груз с горизонтального полета, а потом уходить на посадку из обидно короткого вылета с опасно полными баками топлива оценивал как околонулевую.

Шанс, что тот наведет каким-то чудом царя морского пробравшийся на коммуникации подводный рейдер — и того меньше. Времена резни, устроенной имперскими субмаринами в первые годы войны остались в прошлом — многомоторные патрульные самолеты с радарами сделали путь к Архипелагу относительно безопасным. Пока. О том, что следующий ход в этой игре за Империей, Такэда предпочитал пока не задумываться.

Долгожданный заход в порт Такэда наблюдал, как и положено, с ходового мостика судна.

— Харальд-сан, — поинтересовался он. — Скажите, из порта нас точно отправили куда надо? Это не отстойник для старой небоеспособной посуды?

В момент этой судьбоносной реплики ВАС-61 «Кайзер бэй» на самом малом неспешно полз мимо ржавого остова, затопленного под гнетом на скуле волнолома с осадкой на корму. Из волн ещё торчал нос и огрызок названия »...рывый Риг»

— «Подснежник», — определил Харальд Бьорн Катори. — Надорвался и опустился ещё в годы китобойного промысла, вслед за чем скатился на дно по наклонной.

«Подснежниками» какой-то юморист с большими эполетами обозвал вчерашние китобойные суда, наспех дополненные пушкой-четырёхдюймовкой, несколькими пулемётами, сонаром и парой бомбомётов с частоколом противолодочных ныряющих ракет. Некоторые из них в тот мартовский набор действительно по отстойникам рыболовецких компаний из-под фута снега поверх ржавчины и откопали. Впрочем, список заявок на потопленные вражеские субмарины внушал уважение любому, кто верил его цифрам хотя бы на треть.

— Вы так не любите малые противолодочные суда, Харальд-сан? — поинтересовался Такэда, уже заранее предполагая ответ, и не ошибся.

— Последний год обучения раскидали на боевую практику на этих лоханках, — скривился навигатор. — Согласно идиотским приказам штаба, мы учили бородатых мужиков, годившихся нам кто в отцы, кто в деды, как делать их работу правильно с точки зрения приросшего к адмиралтейскому столу орденоносного пенька в полушаге от маразма. А они учили нас выживать на борту, через который любая волна прокатывается насквозь. Крайне бодрящий жизненный опыт, когда за тем бортом холод собачий, а ветер превращает брызги в горизонтальный ливень.

— Но я, кажется, понимаю логику порта, — Такэда окинул взглядом строй облезлых лоханок по бакборту. — Здесь одни суда. Формально они в своём праве.

— Принцип непреложности единства соблюдён, да, — Катори улыбнулся. — Если в философском запале проигнорировать одинокий эсминец у дальней стенки.

— Что ж, придётся выяснять губительные для самооценки подробности на суше, — вздохнул Такэда. — Если это напрямую затрагивает борт, экипаж и нашу честь, офицеры узнают это от меня первыми.

На борту авианесущего корабля у Айвена Ивановича Такэды отыскались бы полноценные два помощника. На эскортном судне таковой роскоши не предусматривалось. Обязанности по контролю судна в отсутствие капитана делили Харальд Катори и Збых Кащенюк.

До войны известие о квази-есауле на должности, временно равной капитанской, не сошло бы даже за дурной анекдот. Поколение офицеров Катори скорей наоборот, удивлялось тому, что такая замена кого-то беспокоит как неподобающая. Электрическое хозяйство квази-есаула давно уже равнялось по фактической сложности любой другой крупной боевой части на борту.

Временами Айвен Иванович Такэда задумывался, во что же превратится флот, когда всё это кончится, а сегодняшние командиры бортов пойдут в адмиралтейские чины в общем порядке. Затем он вспоминал, что и сам, по большому счёту, такой же командир — одного из самых молодых в Конфедерации родов войск. На чём вся мысль Такэды обычно иссякала. Всегда находились какие-то более сиюминутные заботы, чем фантастическое будущее морской ударной авиации.

В это раз такой заботой стал Даллен Илайя МакХэмилл. Родовитый наследник Золотой сотни Конфедерации скучал на пристани у капота джипа, нога за ногу, будто коротал время не у четырёхколёсного ублюдка табуретки и керогаза в морском камуфляже без дверей и крыши, а позировал выводку журналистов рядом с шестиколёсным лакированным чудовищем премиум-класса из легендарных именных серий В-Д.

В Академии Такэда частенько видел именно вторую картину. Пропагандисты центральных газет Конфедерации на фамилии МакХэмилл намеревались въехать прямиком на Стиллмановскую премию за журналистику — и у них это получалось. На архипелаге Такэда впервые увидел, как всё тот же МакХэмилл, уже не курсант, а полноценный командир вспомогательного судна, преспокойно наслаждается демонстративно обратной ситуацией.

— Ну и как тебе эта выставка достижений китобойной техники? — вместо приветствия спросил тот, едва лишь Айвен приблизился к джипу.

— Мой навигатор полагает, что противолодочный эсминец «Прохладный ветерок» довольно плохо в неё вписывается, — Такэда усмехнулся. — Ну давай же, не томи! Чем в этот раз унизили нас и адмирала?

— Они эту ржавую посуду для нас по всему флоту собирали, — резанул правду МакХэмилл. — Даже «Крывый Риг» на ход поставили, только бы списать как чужую потерю.

— Что-то не очень похож он сейчас на ходовой борт? — удивился Такэда. — Если мы про ту развалину, что на входе у волнолома притоплена.

— Капитан оказался старой, насквозь просоленной, жопой в ракушках, — МакХэмилл демонстративно показал жестом рыбака, насколько именно жопой. — Я ему вкратце обрисовал за бутылочкой «Рисовой особой», что нам понадобится от эскортов, намекнул, где именно придётся этим заниматься, и он гениально сделал вид, что его корыто утопло само ввиду неизбежных в морском походе случайностей. Виноватых нет, подсудных нет, борта тоже нет. Все довольны.

— Кроме нас, — Такэда понял, что злиться уже попросту не может. Ситуация его уже скорее забавляла своей абсурдностью, как малолетнего безбилетника, тайком пробравшегося на балаганное пип-шоу с карлицами, бородатыми женщинами и чернокожими дикарками с архипелага, шершавыми от племенных татуировок.

— Кроме тебя, — уточнил МакХэмилл. — Эсминец адмирал забирает в прикрытие. Адмирал всё-таки. Завидуй, у нас будет настоящий эсминец, ятта!

— И что нам со всем этим безобразием предполагается делать? — окончательно развеселился Такэда.

— Как это что? — изумился МакХэмилл. — Разумеется сегодня же вечером бессовестно надерёмся в компании адмирала! Что ещё-то?

Глава 8.

Подводник.

«Air in the banks, shit in the tanks, ready to submerge!»

Непереводимый жаргон подводников.

— Фрегат-капитан, мне срочно нужно с вами переговорить!

Стоявший на мостике «Юного Имперца» Ярослав с трудом заставил себя отвлечься от наблюдения за цепочкой матросов, передававших мешки от кучи на пирсе до люка субмарины. Внутрь, разумеется, нельзя было впускать даже спешно набранных Зелёнкой моряков с допуском — радистов, шифровальщиков и прочую теплую ламповую публику. Да и к тому же, влезть в коридоры «Имперца» смогли бы только самые низенькие и худосочные, а работать во внутренних узостях так и вообще никто.