— Что с бомбами, Цера? — только вопрос Газели вывел её из транса. — Не жги патроны зря!

— Обе накрытие в районе кормы, меньше двадцати футов от корпуса! — очнулась Церера Формайл. — Ой.

— Что? — Газель положила самолёт на крыло с набором высоты и тоже увидела, как белая туша имперского подводного крейсера возвращается обратно на поверхность.

Но возвращалась та неправильно. С каждым новым мгновением неправильность становилась всё заметнее. Рубка на глазах заваливалась назад и влево. Сначала понемногу, но цена этого «понемногу» явила себя незамедлительно. Острый клин носа прорвал волны далеко впереди перед рубкой и пошёл выше и выше — пока из воды не показались крышки торпедных аппаратов.

Очарование момента разрушили только длинные струи трассеров в рубку и новый стремительный крылатый росчерк над субмариной: Анна Тояма сбросила противолодочные торпеды.

У борта лодки встал столб нового взрыва.

Субмарина легла набок и канула под воду. Какое-то время из морских пучин ещё всплывали бесформенные клочья мусора, пятна горючки и масла, но скоро в небытие канули и они.

Два самолёта остались над океаном в гордом одиночестве.

— Мы её сделали? — недоверчиво спросила по радио Анна Тояма. — Газель, мы её сделали!

— Прекрасная работа, — согласилась Газель Стиллман.

— А всё-таки жаль немного, да, командир? — спросила Анна Тояма.

— Кого тебе жаль? — резко отреагировала Газель. — Имперца, что ли?

— Да я не об этом, — Анна Тояма хихикнула. — Два крутых фотографа на борту. С наградами. С гидропланом фоторазведки, армейским. Камеры — хоть корпоративный праздник в один кадр снимай. А привезём серое мыло с фотофиксаторов пулемёта, да ещё и не в фокусе.

— Хороший бы кадр получился, — согласилась Газель. — Как в кино. Ладно, набираем высоту и возвращаемся на курс. Цера, отчёт Чёрной базе.

— Что мне им сказать? — Церес Формайл замерла в ожидании.

— Замеченная лодка потоплена, — отрезала Газель Стиллман. — Потерь нет. Возвращаемся.

Глава 22. Подводник: курс на схождение.

— Плохой день, — сказал он. — Может быть, результат был бы другим, если бы мы стреляли из пушки. Я не могу винить персонал базы или наших людей. Эти торпеды изготавливают... — Он назвал две фирмы, известные своими бытовыми приборами. — Что тут поделаешь.

Гибсон Д. Над нами темные воды.

На светло-голубой поверхности штурманской карты черный пунктир, обрывающийся крестиком в круге выглядел обыденно. Просто курсовая прокладка, одна из множества . Просто еще одна имперская подводная лодка пропустила уже третье окно связи. А, значит, с вероятностью процентов девяносто, уже лежит на дне океана вместе с экипажем.

Фон Хартманн попытался вспомнить лицо её командира — не смог. Они виделись всего раз, на совещании у адмирала. Тогда предполагалось, что у них будут две или даже три недели для сколачивания тактической группы. В которой теперь, когда подводный авианосец ушёл на ремонт, а молчание ещё одной субмарины затянулось, осталось всего три подводные лодки.

— Сколько еще они могли пройти с последнего сеанса?

— Если шли под хоботом, то пятьдесят миль. В надводном положении — семьдесят. — Верзохина говорила тише обычного и старалась при этом не смотреть в лицо Ярославу. — Но я думаю, не больше тридцати. Квадрат АП-75 или АР-75.

— Почему?

— Длина светового дня. В сумерках подводную лодку сложнее обнаружить с воздуха. Да и в темноте… у новых лодок бурун менее заметный.

«Это если считать, что их накрыли самолеты, причем визуально», — подумал фрегат-капитан. Вслух он говорить ничего не стал. И так понятно, что есть уйма вариантов, многие из которых даже не относятся к противнику. И в мирное время подводные лодки уходили на глубину — и не возвращались на поверхность. Море людей не любит, оно их всего лишь терпит. До поры.

Ярослав еще раз посмотрел на карту. Перечисленные Верзохиной квадраты были южнее их нынешнего позиционного района, в нижней трети «слоновой тропы» — участка океана, где сходились в тугой жгут нити маршрутов от побережья Конфедерации к Архипелагу. Но ураган разбросал их тактическую группу…

…и не только её.

АР-75, АР-75…

Фон Хартманн отошёл от навигаторской выгородки, погладил нагло развалившегося на пуфике Завхоза — кот дёрнул ухом, но сделать вид, что проснулся, не соизволил — и прошёл во второй отсек. Как обычно, дверь в радиорубку в нарушении всех и всяческих правил и уставов, была приоткрыта. Как обычно же, в щель просачивался сухой и теплый воздух — в рамках борьбы с плесенью и ржавчиной «госпожи эфирных волн» соорудили осушитель воздуха — с запахом свежих булочек, озона и канифоли.

— Командир?

Вахтенная радистка отложила дымящийся паяльник и поправила сползшие на нос очки. Её напарница что-то пискнула сквозь сон, сбросила с лица косичку и перевернулась носом к переборке.

— Надо что-то передать? Я как раз собралась выходной контур немного подпаять, но если надо…

— Во-первых, надо докладывать на вахту, что рация неработоспособна, — шепотом, чтобы не разбудить спящую, произнес фрегат-капитан.

— Так это же передатчик, а так я слушаю…

— …а во-вторых, старший матрос Циля, дай журнал входящих.

Заполучив толстую тетрадь, Ярослав перебрался в свою каюту и принялся пролистывать добычу в обратном порядке. Несмотря на убористый — не очень-то разборчивый — почерк радисток, заполнялась тетрадь быстро. Фрегат-капитану потребовалось четверть часа, чтобы выловить из эфирной мути нужные крупицы и выписать их на отдельный листок:

Обнаружен самолет. Радарный контакт на детекторе. Обнаружен самолет в разрыве облаков, тип не определен. Сигнал бедствия с транспорта. Обнаружен самолет, срочно погрузились. Акустический контакт на пределе дальности обнаружения...

Всего их набралось одиннадцать строчек. Важнее всего, конечно же, были цифры. Широта, долгота и дата. Именно так Ярослав и сказал Верзохиной, передавая ей листок.

— А почему часть синие, а остальные красные?

— У синего карандаша грифель сломался.

Еще через пару минут утомительного ожидания фрегат-капитана и присоединившихся к нему — насколько позволяло условно-свободное пространство в отсеке — лейтенанта Неринг и комиссара, составленный Ярославом список превратился в неровную цепочку крестиков на карте. И завершал её давешний крестик в круге — место последнего выхода на связь имперской субмарины из их группы.

— Что скажешь?

— Там точно что-то есть! — от волнения навигатор принялась накручивать кудряшки на указательный палец. — И оно перемещается.

— Боевая эскадра с авианосцем. — Герда Неринг рубанула ладонью воздух. — Отличная добыча.

— Или конвой, — возразила Верзохина, — генеральная скорость примерно десять узлов. Экономический ход современных боевых кораблей обычно выше.

— Скорее конвой, — согласно кивнул фон Хартманн. — Впрочем, не суть важно. Лейтенант, рассчитайте наш курс для переходе в ШТ-75. Лейтенант Неринг, передайте радистке, в следующий сеанс мой приказ по группе: переходим в новый позиционный район. Дубль в штаб флота.

— Но… командир, у нас же нет приказа.

В первый момент Ярослав даже не понял, что так смутило Герду. Для него решение на переход выглядело естественным и единственно возможным. Сейчас же, глядя на удивленную девушку, он вдруг осознал, что и офицер глубинного флота может считать иначе. И даже приди кому-то вроде лейтенанта Неринг идея вычислить по контактам предполагаемый вражеский конвой, она не решилась бы сама отправиться за ним. В лучшем случае попыталась бы донести свои мысли до штаба, засоряя эфир длинными посланиями. А скорее всего, просто продолжила патрулировать пустой, как храмовый ящик для пожертвований, квадрат океана.

Так мы и проиграем войну!