Может быть, ей уйти в племя Теней? Эта мысль молнией мелькнула в голове у Голубички, заставив сердце сжаться от тоски.
«Не дури! — прикрикнула она на себя. — Ты — одна из Троицы. Ты не можешь бросить Воробья и Львиносвета в одиночку противостоять котам из Сумрачного леса».
В глубине души Голубичка понимала, что не может бросить не только Воробья и Львиносвета, но и сестру. Острая боль шипом пронзила ее сердце. Зачем, зачем она сказала Искролапке все эти ужасные слова? Она была жестока, чудовищно жестока, и несправедлива. Она назвала Искролапку неудачницей и сказала, что ее никто не ценит в племени!
Что она натворила? И у нее еще хватило наглости упрекать в жестокости Воробья и Львиносвета?
Голубичка пошатнулась. В глазах у нее потемнело, земля внезапно ушла из-под лап. Что если Искролапка теперь решит навсегда остаться в Сумрачном лесу? Что если своими ужасными словами она навсегда погубила свою сестру, толкнув ее в ряды смертельных врагов котов-воителей?
Голубичка развернулась и помчалась домой. Она извинится перед Искролапкой. Она скажет ей, что была неправа.
Но это ничего не исправит! Искролапка все равно будет ходить в Сумрачный лес. Она не понимает, что ее используют! Голубичка еще быстрее помчалась через заснеженный лес. Деревья замелькали с двух сторон от нее. Лед хрустел под лапами.
Какой прок от великих способностей, если она не может защитить даже собственную сестру?
Глава XVII
Огнехвост с надеждой смахнул лапой снег с корней старого пня. И не смог сдержать тяжкий вздох, увидев почерневшие от мороза листочки. Почему все целебные растения погибли именно тогда, когда над племенем нависла смертельная угроза? Перышко заболел. Племя ослабело от голода. Очень скоро белый кашель войдет в каждую палатку, и тогда останется надеяться лишь на милосердие Звездного племени.
— Ой-ой! — донесся из-за деревьев отчаянный визг Соснолапки.
— Так тебе и надо, не будешь под лапами путаться, — ворчливо отозвался Когтегрив.
Охотничий патруль возвращался в лагерь. Огнехвост снова принялся разбрасывать снег.
— Мышиный помет! — выругался он, откопав еще один увядший кустик.
— Что случилось? — спросил Когтегрив, выбегая из-за деревьев.
Огнехвост с досадой отряхнул снег с лап.
— Не могу найти ни единого свежего листочка! — пробурчал он. — Даже крапива, и та пожухла!
Остальные патрульные обступили его.
— Помочь? — спросил Крысобой.
— У нас полно времени, — пояснил Дымопят. — Дичь вся попряталась, так что мы пока тоже с пустыми лапами.
Соснолапка заглянул через плечо Огнехвоста.
— А что ты делаешь?
Огнехвост сморщил нос. Кажется, от взъерошенной шерстки ученицы пахло какой-то зеленью! Он повернулся и принюхался.
— Что такое? — всполошилась Соснолапка, отпрыгивая от него. — Я умывалась утром!
— Где ты была? — рявкнул Огнехвост.
Соснолапка посмотрела на цепочку следов, оставленных ей на белом снегу.
— Возле лиственницы.
Когтегрив громко замурлыкал.
— Она там провалился провалилась по уши в сугроб!
— Ага, а под снегом оказалось полно ежевики, — пожаловалась Соснолапка. — У меня теперь вся шкура в колючках.
— Ежевика под снегом? — ахнул Огнехвост, чувствуя прилив надежды. — Но почему тогда от тебя пахнет бурачником?
Дымопят прищурился.
— По-моему, твой братец обзавелся птичьими мозгами, — шепнула шепнул он Когтегриву.
— Огнехвост знает, что делает, — отрезал Когтегрив, махнув хвостом брату. — Правда же?
— Возможно, ежевика укрыла ростки бурачника от снега, — коротко объяснил Огнехвост. — Если это так, то их не сожгло морозами, и нам повезет разжиться свежими листочками!
Крысобой сорвался с места.
— Я отведу тебя туда!
Но Огнехвост уже во весь дух мчался по тропе, протоптанной его соплеменниками.
— Не стоит, — промяукал он на бегу. — Ваши следы приведут меня, куда надо!
— Ты без труда найдешь место, где Соснолапка провалилась в снег, — пробасил ему вслед Когтегрив. — Там осталась яма размером с барсучью нору!
Огнехвост вихрем пронесся по цепочке следов, шерсть у него задрожала от возбуждения, когда перед ним вырос сугроб, украшенный внушительной ямой, в которую, видимо, недавно провалилась Соснолапка. Трясущимися лапами Огнехвост принялся раскидывать снег, пока не наткнулся на первые ветки ежевики. Морщась от уколов, он вытянул плеть наружу и увидел под ней настоящее чудо — совершенно целые, не тронутые заморозками, темно-зеленые листики бурачника!
Слава Звездному племени! Огнехвост отгрыз столько листочков, сколько смог, и выбрался из ямы. Он был счастлив, но тревога не отпускала. Бурачник, это, конечно, замечательно, но сейчас ему гораздо больше пригодились бы кошачья мята или, хотя бы, пижма! Бурачник годится лишь для облегчения жара. Он бессилен против заражения, а у Перышка, судя по хрипам в груди, в легких уже началось воспаление. Что если его болезнь перейдет в зеленый кашель? Без кошачьей мяты Огнехвост не сможет с ней справиться!
Огнехвост поспешил отогнать эту мысль. «Не гневи Звездное племя, будь благодарен за то, что имеешь!» — одернул он себя.
Подхватив листья, Огнехвост заторопился в лагерь. Ему нравилась холодная, морозная погода, и даже пощипывание подушечек лап не мешало Огнехвосту наслаждаться хрустом свежевыпавшего снежка под ногами.
— Огнехвост!
Не успел он протиснуться в лагерь, как Рыжинка бросилась к нему.
— Ты все-таки отыскал травы! — заурчала она, грубовато лизнув сына в щеку. — Какой ты у меня молодец!
Огнехвост слегка поморщился, но напомнил себе, что любящие родители — счастье для любого кота. Порой на Советах он видел, как Ветерок с нескрываемой ненавистью смотрит на Грача и Сумеречницу. Те, похоже, никогда этого не замечали, поскольку были вечно поглощены ссорами между собой.
— Ты похудел, милый, — причитала Рыжинка.
Огнехвост пожал плечами. Пасть у него была занята бурачником, но Рыжинка и не ждала от сына ответа. Разумеется, он похудел — как и все остальные. Голые деревья есть Голые деревья, тут не до жиру, быть бы живу.
Рыжинка покосилась на палатку целителей.
— Загляни к нему, милый. Он опять ужасно кашляет.
Огнехвост потерся боком о материнский бок и помчался прочь. Палатка целителей встретила его тяжелым запахом болезни. Огнехвост бросил травы возле кладовой.
— Ты почему не на подстилке?
Перышко медленно перебирал травы в углу палатки. Свежие травы лежали с одной стороны от него, сухие — с другой.
— Ромашки целебной совсем нет, — прохрипел он.
— Ложись, я сам все разберу, — взмолился Огнехвост.
— Ничего, я справлюсь, — покачал головой старик, но тут же согнулся пополам в приступе сухого кашля. Сухие листья вихрем разлетелись по всей палатке.
Огнехвост бережно проводил целителя к гнездышку.
— Я сейчас возьму окопник и отнесу старейшинам, — сказал он.
— Ничего, я немного полежу, а потом помогу тебе, — прокашлял старик, зарываясь в мох. — Ох уж этот кашель, никак не отвяжется, — добавил он, с наслаждением вытягиваясь на своей подстилке. — Пару деньков отлежусь, и все пройдет.
— Конечно, — кивнул Огнехвост, подбирая травы. Перышко не помнил, что говорит это уже много дней подряд. Из-за болезни он не смог пойти к Лунному озеру, но с тех пор ему не стало лучше.
В глубине души Огнехвост был рад, что Перышко не пошел к Лунному озеру. Сам он тоже остался в лагере, под предлогом заботы о старике. Клок Кометы велел ему держаться подальше от других целителей, и Огнехвост не посмел его ослушаться. Когда настала ночь половины луны, он ушел из лагеря, но вместо того, чтобы отправиться к Лунному озеру, всю ночь просидел в пустом дупле гнилого дерева.
Он молча подбирал травы, разбросанные по всей палатке кашлем больного.