Плеснув себе в лицо холодной воды, склонилась к зеркальной поверхности нагревательного бака и внимательно всмотрелась в свое отражение… Не это ли испугало меня больше всего? То, что в момент трансформации старик напомнил, как изменилась я сама в «счастливый» день обнаружения дара?

   Повезло, что удалось вернуться в привычный облик до того, как меня увидели монахини! Боюсь, в противном случае они утащили бы дьявольское отродье – меня – на костер. Без суда и следствия. Кстати, я целых две недели жила в страхе, что именно так и случится, что я не справлюсь с собой и на глазах у всех превращусь в уродливого монстра с кошачьими глазами и когтями, острыми как лезвия...

   Это уже потом, в училище, преподаватели и куратор, да и старшие девочки тоже, мне объяснили: якобы это «уродство» – всего лишь защитная реакция организма на лимб. Мол, только такими глазами Гончая может видеть призраков, только такими когтями способна прорвать реальность, чтобы выйти в лимб… Чушь, конечно, но первые несколько лет я в это свято верила и искренне полагала, что перчатки, очки и шлемы предназначены для защиты Гончих от опасностей, поджидающих в лимбе. Где кроется настоящая угроза, я поняла гораздо позже, когда осознала, что простые люди и близко не подозревают, как сильно некоторые из Гончих способны менять облик. Боюсь, узнай они правду, не стали бы жить рядом с порождениями дьявола – а как иначе назвать того, кто наполовину человек, а наполовину животное? – и по всему кругу Аполлона зажглись бы очистительные костры…

   А уж если бы они увидели шамана из лимба так, как его видела я… Нет-нет! Между ним и мной не было вообще ничего общего. Но само то, что К'Ургеа тоже меняются – и не факт, что исключительно в лимбе, – пугал и заставлял о многом задуматься.

   Домывшись и закрутив волосы в тюрбан из полотенца, я оделась во все ватные штаны и тужурки, даже шубейку, которую Рик принес из дома вместе со всей остальной одеждой, застегнула, воинственно выставила вперед подбородок и торопливо засеменила к домику.

   Приглушенные не слишком толстыми стенами мужские голоса смолкли, стоило мне поставить ногу на нижнюю ступеньку крыльца, и почти сразу же дверь приоткрылась.

   – Все хорошо? – Рик окинул меня напряженным взглядом. – Заходи скорее, простудишься.

   В избушке я увидела трех незнакомцев – двое оккупировали стулья у обеденного стола, третий удобно устроился на подоконнике. Видимо, он и сообщил Рику, что я вышла из баньки.

   Стоять под перекрестным огнем трех пар горящих от любопытства глаз было не очень приятно, но я вытерпела, не стушевалась. Повесила на крючок у двери свою не самую модную, но зато невероятно теплую телогрейку, которую Рик элегантно именовал «шубейкой», и прижалась к его надежному боку, уверенная, что с таким защитником мне никакие чужие взгляды не страшны.

   – Ну, здравствуй, Мурочка, – первым тишину нарушил тот, что сидел на подоконнике. Спрыгнув на пол, он шагнул ко мне, протягивая руку для знакомства.

   Стоявший рядом со мной Рик напрягся, а температура его тела ощутимо повысилась.

   – Меня вообще-то Ивелиной назвали, – хмуро ответила, едва сдержавшись, чтобы не посмотреть насмешливо на своего напарника. – Попрошу так меня и называть.

   – Строгая какая, – хмыкнул чужак.

   – Просто забавные прозвища – это личное. Не то, что хочется слышать от посторонних людей, нелюдей и прочих гуманоидов.

   Рука на моей талии потяжелела, а на лице стоявшего напротив меня мужчины появилась теплая улыбка.

   – Ррхато, – хмыкнул он и тут же пояснил:

– Не нелюди или гуманоиды, Ивелина, которая не любит забавных прозвищ. Мы называем себя ррхато. Я – Хорр Д'Эрху. Я ррхато. И капитан пограничного Перевала по ту сторону Пика Дьявола.

   – Очень приятно, – пробормотала я. – Агнесса Ивелина Брунгильда Марко. Человек. Гончая и напарница Ри… Деррика А. Тайрона.

   Один из сидевших у стола громко заржал после моих слов.

   – Оха! – произнес он сквозь смех. – Не знал бы, что она про Лизку говорит, уссался б от страха…

   Голос я узнала сразу – он мне теперь в страшных снах будет сниться… В тех, где полный народу магазин, и я в одних трусах. Сощурилась, зло глядя на весельчака и дико негодуя из-за того, что в голову не приходит ни одного подходящего ответа. Парень был самым молодым из пришедших. Я бы дала ему лет двадцать – двадцать пять. Черные длинные волосы он собирал в низкий хвост, который выглядел бы классическим, если б не несколько тонких косичек, выкрашенных в ярко-красный цвет. Только свежая ссадина под зеленым глазом несколько портила этот в целом симпатичный портрет.

   Но как же все-таки жаль, что меткий ответ обидчику зачастую приходит после того, как все уже закончилось! Подзатыльник, который насмешник, испортивший мне самое замечательное мытье в бане, получил от своего соседа по столу, несколько примирил меня с существующей действительностью, и я спросила:

   – А почему Лизка-то?

   – Бру… – угрожающе рыкнул над ухом Рик, но кто его теперь будет бояться? Точно не я.

   – Так он же рос в вашем приюте имени святого Алоизия, – пробасил весельчак, потирая место ушиба и недовольно поглядывая в сторону удивительно похожего на него товарища. – А у вас, нам говорили, есть дурная привычка давать второе имя ребенку не в день его совершеннолетия и не по заслугам, а в момент крещения и обязательно в чью-нибудь честь.

   Рик негромко чертыхнулся, и это чертыханье прозвучало для моих ушей как музыка небесных арф. Справедливое возмездие – это, скажу я вам, невероятное что-то. Лучше чем сейчас мне было всего-то дважды в жизни: в первый раз – в поезде, второй – полчаса назад.

   Стало быть, Алоизий… Боже, спасибо тебе! Да тут непочатый край возможностей, чтобы отыграться за всех Бубиней и Бру-Бру!

   – Вы мыться собираетесь идти или так и будете трепаться? – прорычал над ухом Бронзовый Бог, а когда я вскинула голову, наградил меня «только посмей» взглядом. Как будто я стану мстить ему при посторонних. О, нет! Я подожду, пока мы останемся наедине или хотя бы окажемся на территории родного Участка.

   В баню гостей Рик повел самолично, но вернулся очень быстро – и десяти минут не прошло.

   – Тебя на минуту одну оставишь, – проворчал он в ответ на мою вопросительно вздернутую бровь, – а потом ищи две недели по всему Сектору…

   Я искренне рассмеялась и запрокинула голову, чтобы встретить поцелуй.

   – Кошечка моя, – проворковал Рик, когда я совсем расслабилась, – запрещенными методами пользуешься?

   – Это какими же?

   – Выспрашиваешь у посторонних про мое второе имя.

   – Не выспрашиваю, а подключаю общественность, – возразила я. И мы снова поцеловались.

   От Рика пахло мылом и хвойным дымом, а губы у него были такими вкусными, что я едва не забыла обо всем на свете. К несчастью, мне не позволили это сделать вернувшиеся из бани ррхато. Шумные, смешливые, они немедля заполнили собой все пространство нашего маленького домика, и я даже затосковала по тем тихим вечерам, когда никто и ничто не нарушало нашего с Риком уединения.

   Поднявшись, я достала из печки остатки обеда и ужин. Рик принес из кладовой кусок окорока и запотевшую бутыль клюквенного кваса. Не знаю, кто следил за продовольственным запасом в домике, но этому человеку обязательно надо выписать премию «За подход к делу с душой и фантазией».

   Хорр кивнул насмешнику с подбитым глазом, и тот, подорвавшись с места, выбежал в коридорчик, чтобы вернуться через минуту, но уже с холщовым мешком в одной руке и керамической бутылью внушающих ужас размеров в другой.

   – Мы тоже не с пустыми руками, – прокомментировал Хорр, неспешно подбирая слова, и я впервые услышала в его речи акцент. – Ничего такого. Чурчхела, орехи, чача, мамина аджика, как ты любишь, Рик… Она, кстати, спрашивала о тебе. Не аджика, мама. Обижается, говорит, совсем ты ее забыл. Не приезжаешь…

   – Заеду, – пообещал Рик. – Вот с делами разберусь и обязательно навещу. Можешь передать, чтобы готовила усту.