На этот раз спорить не стала. Забралась на переднее сиденье, подняла спинку, пристегнулась и, обняв себя руками, стала смотреть на выкатывающееся из-за горизонта солнце.

   Черная воронка в лимбе могла означать только одно: кто-то из Гончих этим утром не сможет из него выйти. Потянулась за телефоном и по памяти набрала номер Несси.

   – Чтоб вам сдохнуть, – сонно пробормотала она в трубку. – Вы на часы смотрели?

   – Несси, привет. Это Иви, – быстро произнесла я. – Вы с Агни не на службе сегодня?

   – Иви!!! – заорала она так громко, что я вынуждена была отодвинуть трубку от уха. – Твою мать! Ты что, совсем страх потеряла? Куда ты пропала? Твой Дом нас чуть с говном не съел! Сеструха, хватит дрыхнуть, ты не слышишь, что ли? Иви звонит!

   Я улыбнулась.

   – Он больше не мой Дом.

   – Что?

   – Родная, я сейчас не могу говорить. Я вечером позвоню и обо всем расскажу. Обещаю. А Дому можешь от моего имени плюнуть в правый глаз.

   – А в левый? – оживилась близняшка.

   – Можешь и в левый, – разрешила я, сжимая переносицу двумя пальцами. – Мне пора. До вечера, хорошо? Люблю вас.

   – И мы тебя, хоть ты, конечно, и свинья.

   Я нажала на отбой, а минутой позже в салон забрался уже успокоившийся Бронзовый Бог. Протянул мне плотный пакет, из которого одуряюще пахло копченой уткой, и бутылку питьевой воды. Затем, все так же не говоря ни слова, перегнулся назад и подал забытое там плюшевое одеяло – меня все еще поколачивало из-за отката.

   – Накройся, – велел он и вновь выбрался из машины, открыл заднюю дверцу и, бормоча под нос ругательства, занялся уборкой последствий моего неправильного выхода из лимба.

   Примерно час спустя мы остановились на заправке. Рик вышел, чтобы расплатиться за топливо, а я, по уши завернувшись в плед, осталась в машине. Когда через несколько минут он вернулся, даже не глянула в его сторону, поэтому вздрогнула от неожиданности, услышав:

   – Говоря об отношениях Охотника и Гончей, я не имел в виду, что стану тебя как-то… принуждать. Сам не стал бы и никому другому не позволил. Не веришь – когда вернемся, спроси у кого угодно из наших, тебе быстро подтвердят: у меня на этот счет весьма однозначное мнение.

   – Тогда зачем сказал?

   Искоса глянула на него и застыла. Он не смотрел в мою сторону. Сидел, положив руки на руль, и, судя по выражению лица, пытался силой мысли поджечь здание заправки. (Нахамили они ему там, что ли?). Скривился после моего вопроса и нехотя произнес:

   – Так, показалось кое-что. Я ошибся. Извини, если напугал. Простишь?

   Я смерила его пристальным взглядом.

   – А насчет того, что ты не хочешь… сделать вид, будто ничего не было? Тоже ошибся?

   – Вот уж нет! – Рик повернулся ко мне. – Даже не надейся.

   Наклонился, облокотившись одной рукой о приборную доску, а вторую положив на подголовник моего кресла, и прошептал прямо в мое ошарашенное лицо:

   – Я решил, что нам… как это говорится? А! Суждено быть вместе. Так что можешь начинать привыкать к этой мысли.

   – Что?

   Несколько раз моргнула. Ущипните меня, я сплю. Только я со своим везением меньше чем за месяц умудрилась два раза вляпаться в одно и то же дерьмо.

   – То, – хмыкнул он и чмокнул меня в кончик носа. – И упреждая твой вопрос. Если бы мог сделать так, чтобы мы не были напарниками, я бы это сделал. Но лучше ты будешь под моим присмотром, раз по-другому никак. Поэтому, не забивай себе голову ерундой. Так называемый «контакт» и любая «уставно-неуставная деятельность» к нам с тобой не имеет вообще никакого отношения.

   – А что имеет?

   – Подрастешь – узнаешь, – подмигнул он.

   Ох, как же мне хотелось со всей язвительностью, на которую я только была способна, спросить, к чему же тогда имеет, если не к нему. И с какого такого перепугу «контакт» вдруг стал «так называемым». Но я промолчала, чем, видимо, безмерно порадовала Рика, потому как он довольно ухмыльнулся и, заняв свое место, потянулся с видом человека, успешно завершившего какое-то сложное и невероятно утомительное дело.

   – Что-то у меня кости затекли, – заявил будничным тоном минуту спустя. – Пойду пройдусь вон до той двери с заманчивыми буквами «М» и «Ж». Ты не хочешь?

   В туалет хотелось жутко, но я упрямо насупилась и пожелала Рику катиться к черту. Когда получасом позже, отбросив гордость, попросила его остановиться у ближайших кустиков, он только хмыкнул и свернул под указателем на заправку.

   Служебный микроавтобус мы оставили на стоянке у гостиницы для командировочных и к СПВНС подходили пешком. Я не могла оторвать взгляда от траурного знамени, которое дрожало и трепыхалось на легком ветру, будто призрак или, точнее, только тень призрака.

   За десять лет, прошедших с того дня, как монашки приюта заметили, что во мне проснулся дар, это была не первая не вернувшаяся из лимба Гончая, в новостях раза два-три в год мелькали фотографии в черной рамке, а преподаватели училища вместо привычных лекций вновь и вновь вдалбливали нам инструкцию по технике безопасности. Но все это случалось где-то далеко и с кем-то неизвестным, а поэтому казалось неправдой, страшилкой наподобие тех, которыми мы с близняшками пугали друг друга в детстве. Рассказывать нужно было непременно ночью или поздним вечером, жутким голосом и с обязательным выдерживанием театральных пауз… У Нески получалось лучше всех: ее истории заставляли меня икать от ужаса, и я боялась даже пятку высунуть из-под одеяла...

   Но с наступлением дня страхи таяли быстро, как июльский иней на Перевале, и так же быстро забывались смерти других, не знакомых мне Гончих.

   Сегодня все прошло иначе. Сегодня я впервые столкнулась со смертью по-настоящему. Лицом к лицу. Потому что не вернувшаяся из лимба Гончая была одной из тех, с кем мне пришлось работать во время моего первого визита в Запад-7. А я, к своему стыду, даже ее лица не помнила.

   О том, кто именно не вернулся, мы с Риком узнали еще до того, как возвратились в участок, – Харди позвонил.

   – Надо ехать, – нахмурился в трубку Бронзовый Бог. – Ты с нами?.. Да, я помню… Как они? Передай, пусть подруливают к служебному автобусу минут через сорок, мы как раз доедем… И закажи нам чего-нибудь горячего. Мясного. Что? Нет. Она поедет с нами.

   И искоса глянул на меня, проверяя, поняла я или нет, что сейчас обо мне говорят. Поняла, пусть не волнуется.

   – Это одна из ваших знакомых? – спросила, когда Рик закончил разговор.

   – Да. Лиана. Одна из тех девчонок, которые страховали тебя с делом Пончика.

   Жуть какая. Лиана? Черт, нет, не помню, которая из них. Одну, кажется, звали Дея… Почувствовав озноб, я плотнее завернулась в плед и хмуро заметила:

   – Мне обязательно ехать? Не хочу показаться бессердечной, но мы друг друга совсем не знали...

   – Обязательно, – отрезал Рик и сосредоточился на дороге.

   А несколькими часами позже, когда я, он, Харди и Тельза с Майей, которые, как выяснилось, дружили с бедной Лианой уже много лет, вошли в палату в отделении интенсивной терапии, я поняла, почему Бронзовый Бог настаивал на моем визите сюда.

   Хренов воспитатель хотел, чтобы своими глазами увидела, что происходит с Гончими, по тем или иным причинам не вернувшимися из лимба… Боже! Как же мерзко я себя чувствовала, стоя посреди белоснежной палаты и глядя на бледное существо, подключенное к аппаратам жизнеобеспечения! Смотрела на Лиану и все равно не могла ее вспомнить. Третья страховщица в моей памяти осталась едва заметной тенью…

   Я была здесь лишней. Не потому, что не испытывала сочувствия – испытывала, как иначе? Но сочувствие – это всего лишь насмешка над горем, которое изуродовало лицо пожилой женщины, сидевшей у постели Гончей (мать, догадалась я). Стыдливое сочувствие. Боже, оно и близко не стояло рядом с тем, что дрожало в глазах Тельзы или Майи, что читалось между нахмуренных бровей Рика и Харди. Мужчины не дружили с покойной – Господи! Она ведь еще не умерла окончательно! А я мысленно уже называю ее мертвой! – но хотя бы были по-настоящему знакомы.