— Вот так, — сказал Арчен. — Уже от меня секреты завелись. Пойду тогда к Пухане вёдра просить.

— А для чего? — заинтересовалась Лура.

— Вот это, — мстительно сказал Арчен, — будет от тебя секрет.

— Хватит вам секретничать, — сказала Мурава, подходя. — Мы с девочками хотим столбик наколдовать. А то ведь долго дом на честном слове не продержится.

В этот день семья обходилась без обеда, да и вместо ужина сухомятничали, зато новый столбик получился на загляденье: ровный, светлый, из негноимой и негорючей древесины. Дом теперь стоял на честном слове и на одном столбе. Но в эту ночь в доме спали только Мурава с Лурой, а Крин и Арчен, взявши шесть пустых вёдер, направились за водой. Возле откоса их ожидал Кудря. Теперь по два ведра было у каждого. Водоноши осторожно спустились с откоса и отправились по бесконечно длинному тягуну.

Сзади раздался лёгкий топоток. Путники оглянулись.

— Без меня хотели пойти? — объявила ничуть не запыхавшаяся Пася. — Не выйдет! Думаете, я не слышала, о чём вы с мамой договаривались?

— Ну, куда ты собралась? — пытался вразумить девчонку Арчен. — Туда идти под горку и налегке, а обратно в гору и с полными вёдрами. К тому же, ты босиком, а тропа камениста.

— И что? Я знаешь, какая бегучая? И вёдрышки у меня невеликие. В них мама воду для настоев покупает.

— Бегучая бывает вода в ручье. А ноги набьёшь на камнях, по-другому запоёшь. Садись на валун и давай ногу.

— Ты что, хочешь мне беговки наколдовать? Девочки беговок не носят.

— Девочки по ночам по воду не ходят. Давай ногу и не рассуждай.

Беговки и впрямь чисто мальчишеское колдовство. Мальчишки не только в палку играют, но и лазают по столбу, и наперегонки гоняют. А селение стоит в местах каменистых, здесь без обуви не побегаешь. Обувь штука непростая, не всякий взрослый может придумать башмаки или туфли, а мальчишки, как входят в возраст, все до одного наколдовывают себе беговки. Гонять в беговках — одно удовольствие, на ноге они сидят плотно, пятку берегут и от острых камешков, и от колючек. Снять беговки почти невозможно, а через несколько часов, как износятся, они сами спадут с ног.

Почувствовав себя обутой, Пася притопнула ногой и объявила:

— А что? Мне нравится. Прямо хоть на танцы.

— Танцевать будем потом, а пока — ноги в руки, и бегом. К рассвету надо набрать воды и уйти от родника.

Пусть не так быстро, как хотелось, но когда они добрались к цели, там ещё никого не было. Больше всего Пасю поразила бахча: множество вольно растущих арбузов.

— Абрузы — и сколько! Есть не переесть!

— Не вздумай тронуть! — предупредила Крин. — Увидят потраву, поставят сторожей, больше за водой прийти не удастся.

— Я понимаю, — сказала Пася, сглотнув голодную слюну.

Возле источника все четверо, даже Кудря, которого, казалось бы, водой не удивишь, напились, сколько утроба воды приняла, набрали полные вёдра и собрались домой.

— Погодьте, а это что такое? — воскликнула любопытная Пася, поднимая с земли рабский ошейник, который отчего-то никто не подобрал.

— Это ошейник, в который меня заковывали, — сказала Крин. — Арчен его с меня снял и здесь бросил.

— Какой красивый! Можно я его себе возьму?

— Возьми, — усмехнулся Арчен. — Только учти, он железный.

— А я тебе как-нибудь расскажу, что эта штука значит, если её на шею надеть, — добавила Крин, — так ты, возможно, не захочешь с ней играться.

— Не захочется, то я её на Трофейную свалку выброшу.

— Вот это правильно.

Идти с полными вёдрами оказалось трудновато, хотя серьёзного подъёма здесь ещё не было. К тому же, Арчен то и дело оборачивался, опасаясь погони.

Однако встреча произошла не там и не так, как побаивался Арчен. В стороне от дороги раздался многоголосый дребезжащий звук. Там, поперёк тропы двигалась плотно сбитая громада незнакомых зверей. Неважно, что звери незнакомы, опыт противоправного хождения в лес говорит, что любое животное смертельно опасно, а когда они собираются такой массой, спасения не будет.

— Быстро отходите! — скомандовал Арчен. — Я попробую их задержать.

— Арчи, ты что? — воскликнула Крин. — Это же овцы! А вон и пастух… Дядя Осс, как дела?

Старик в потёртой хламиде, с длинным посохом в руке и рабским обручем на шее приложил ко лбу свободную руку, вглядываясь во встречных.

— Ба, да это, никак, красотка Крин! А нам сказали, что тебя горные людоеды уволокли.

— Если и уволокли, то не съели! — со смехом ответила Крин.

— Людоедов в горах нет, — серьёзно произнёс Арчен. Громада животных всё-таки не девала ему покоя. Об овцах он что-то слышал от матери, но точно вспомнить не мог.

— Овцы зачем? — тихонько спросил Арчен.

Крин не удивилась. Она и сама задавала Арчену кучу вопросов, которые жителю селения могли показаться наивными и глупыми.

— Мясо, — вполголоса ответила Крин. — Кроме того, с них шерсть стригут, из неё прядут нитки и ткут тёплую материю. А из молока делают сыр… вкусный.

— Я все эти вещи видел, — вмешался Кудря. — Только я не знал, что для этого овцы нужны. Родители просто шли в лавку и покупали, что им хотелось. И сыр покупали, и мясо.

— Значит, хорошо жили, — заметил старый Осс.

— Богато, это так, — поправил Кудря, — а чтобы хорошо, то не очень.

Пастух промолчал, лишь покивал согласно головой.

— Скажите, — спросил Арчен, — а как там, в усадьбе хозяин — Мегат, и Ирган — кузнец? Им обоим от меня крепко досталось.

— А, так это ты, дудочник-колдун, которого в усадьбе приютили, а он всё вдребезги разнёс. Слыхал о тебе.

Арчен достал из-за пазухи флейту.

— Дудка — вот. Я её починил, а играть на ней так и не научился. Она не железная, но из металла, попробуй её в селении вытащи — крику не оберёшься.

— Понятно… — протянул дед. — А друзья твои лежат. Хозяин в полном расслабе. И не то, чтобы сильно его стукнуло, а больше со страху. Бабки говорят, что может больше уже не поднимется, очень уж ты его напугал. Зато кузнец помаленьку ходит. Я его видал: злой, что мой барбос. Он как с горы летел, о скалу приложился и рёбра сломал.

— Спасибо за рассказ. Снять вам рабский ошейник? Мне не трудно.

— Не надо, пусть болтается. Я уж привык. А снимешь, начнут выспрашивать: кто, чего и как. Ещё в бунтовщики запишут. Вы уж идите с миром.

— Дядя Осс, — обернулась к старику Крин. — Ты будь добр, в усадьбе про нас никому не сказывай, а то поставят у родников стражу, и останемся мы без воды.

Водоноши взялись за вёдра. Блеяние стада долго звучало им вслед.

Ни дня роздыха не давала себе Мурава, и сорная трава вдоль тына понесла ужасный урон, будучи выполота едва-ли не нацело. Каждую неделю в бедном хозяйстве добавлялся новый опорный столбик, а то и два. Сараюха, над которой смеялись старожилы, увеличивалась в размерах. К старому помещению приросла ещё одна комнатка, в которой предстояло жить молодожёнам.

Свадьбы в селении играли редко и тихо. Посторонних не звали; нечего им дурным глазом косить. Опять же, старались не шиковать, наколдованные шлёндеры всегда пригодятся для более важных вещей, чем какая-то свадьба.

Однако Мурава принялась по выражению коренных селян, запускать дым колечком. Казалось бы, Крин — девица безродная, и на свадьбе можно хорошо сэкономить. Но Мурава принялась приглашать гостей. Кудря — это понятно. Сын водяника Клаза; придёт время, сам водяником станет. Такого гостя каждому лестно заполучить. А что Кудря приглашение принял, то въедливые тётки и без помощи Паси знают, что парень неровно дышит к красотке Луре. Конечно, Луре всего пять, но возраст дело наживное, сегодня пять, а завтра все двенадцать. К тому же, история с золотым шлёндером у всех на слуху.

Зато чего ради приглашали Пухану, не мог сказать никто. Лекарка, правда, от приглашения отнекалась, сказав, что ей в чужой дом можно входить только для лечения, если там лежит трудный больной. А болтушке Пасе было впервые разрешено идти в гости. Оно и замечательно, Пася всё рассмотрит, разглядит да разведает, и общественное любопытство будет удовлетворено.