Лицо больной, только что красное, мгновенно побелело, жар упал в одну минуту. Пася, словно всю жизнь только этим и занималась, вычистила рану, из которой потекла чистая, светлая кровь, ввела в прокол турунду, смоченную настоем пастушьей сумки, следом наложила кашицу подорожника и под конец влажные листья мать-и-мачехи.

— Вот и всё. Теперь тебя осталось выздоравливать.

— Век поминать буду, — слабо произнесла женщина.

Вот так. Лекарке и спасибо говорить нельзя.

— Ты слушай, — сказала Пася. — Мы сейчас уйдём, так ты до завтра рану не трогай, а там вытащишь турунду, промоешь рану настоем ромашки и снова положишь свежие листья. После эликсира у тебя всё заживать будет мигом. Но больной грудью девочку не корми хотя бы неделю. Молоко сцеживай хорошенько, чтобы нового воспаления не заработать. Всё поняла?

— Поняла.

— За ребёнка не бойся, у тебя теперь молоко целебное. Девочку-то зовут как?

— Никак.

— Это ещё почему?

— Я думала, она умрёт вместе со мной, а если умирающему младенцу дать имя, то он снова родится к новым мучениям. И я решила, пусть она навсегда умрёт без имени.

— Что?! Да ты погляди, какая девка замечательная! Её оглоблей не убьёшь. Жить она будет долго всем на зависть. Имя ей — Хана. А как повзрослеет, станут её называть Пуханой. Это тоже поняла?

— Ну, конечно, как же я сразу её не узнала?.. Хана, Ханочка, доченька моя…

— Идём отсюда, — беззвучно сказала Пася. — Дальше она сама.

Они пошли по пыльной дороге. Через несколько шагов Арчен спросил:

— Что такое оглобля, которой Хану не убить?

— Это, — ни на секунду не замешкавшись, ответила Пася, — штука такая, специально убивать скверных девчонок, вроде меня.

— В таком случае, давай поспешать, пока тебя оглоблей не приложили. А то тебя дома женишок ждёт. Исквакался весь, ожидаючи.

— Смейся, смейся, — сказала Пася. — Я тебе за всё отомщу. Знаешь, какая я злопамятная?

— Как же ты мне отомстишь?

— А вот ты заболеешь, а я буду лечить тебя исключительно клизмами. По три клизмы в день.

Дорога медленно поднималась в гору. До селения было уже недалеко.

Вода в нижнем источнике была самая вкусная. Ни колодец в усадьбе, ни даже родник в развалинах дома Клаза не могли с ней сравниться. Но последнее время у источника было немного гостей, разве что старик Осс приходил с кувшином. Овец-то он поил в солоноватом озерце в стороне от дороги. Из селения сюда ходить было далеко, а в усадьбе оставалось мало народа, и они предпочитали обходиться колодцем. Источник впустую омывал чистой водой цветные камешки, которыми была выложена криница.

Арчен сидел у самой воды. Он давно напился и сполоснул лицо, и теперь отдыхал, глядя вдаль.

В имении Арчена привечали, как спасителя, а сам он иногда спускался туда поработать в осиротевшей кузнице, размять руки, вспомнить ощущение мягкого металла в пальцах. Ковал для низовых жителей лемеха, лопаты, кирки, заступы и кайлушки, мастерил узорчатые решётки, оси и шкворни для телег. Только оружие никогда не делал, хотя махайр с пояса не снимал.

Сейчас он возвращался домой и по привычке присел отдохнуть возле источника.

Вдалеке показались две точки. Для людей маловаты, на животных не похожи. Идут по дороге, не торопясь, как только людям прилично. Да, это люди, только маленькие. Дети идут. Что им делать здесь, где жителей долины не осталось, а колдунов и вовек не бывало?

Пора было идти, на Арчен остался ждать.

Подошли ближе. Теперь видно, что это девочка лет пяти и мальчуган чуть помладше. Погодки.

— Эй, страннички, далеко собрались?

— На небо, — парень ответил. Странно, обычно мальчишки молчаливей девочек.

— Далековато… Я тут всё облазал, а на небе не бывал. Есть хотите?

— Конечно, — это уже девочка, — со вчера ничего не ели.

— Что ж в усадьбу не зашли? Там Касьяна хозяйничает. Она бы вас накормила.

— Так если она добрая, то она и не отпустит. Убегать бы пришлось.

— Тоже верно.

Арчен достал из котомки мягкий хлеб и овечий сыр, которыми снабдила его Каська. Отрезал по здоровому ломтю.

— Отличный припас для путешественника — хлеб, сыр и вино. Вина у меня нет, зато здесь вода лучшая в округе.

Дети ели так, что приятно смотреть.

— Что же вам понадобилось на небесах?

— Так просто на небо не влезешь, вперебивку начали отвечать детишки. — Сначала надо подняться к самому волшебному лесу. Там стоит дворец и в нём на золотом троне сидит повелительница земли и моря великая чародейка Лура.

Арчен представил, что случится, если чародейка усядется на золотой трон, но перебивать не стал.

— Возле трона стоит стража — два непобедимых воина: Кудря и Арчен. Если те, кто идёт наверх, сумеют дойти до повелительницы земли и моря, богиня Лура задаст им вопрос.

— Какой? — не выдержал Арчен.

— Вот этого не знает никто, потому что до сих пор никто не смог дать верный ответ. Услыхав, что ответ неправильный, великая богиня Лура даёт знак сторожам, и те сбрасывают пришедших с обрыва.

— Да что ж они так? — возмутился Арчен. — Я за такое этому Арчену башку бы оторвал.

— Что ты! Так нельзя. Арчен бог, не нам его судить.

— И вы, что же, идёте на верную смерть?

— Не совсем. Богов много, есть ещё Пася-Спасительница. Она летучая богиня и может изредка подхватить сброшенного со скалы и отнести на небо к матери богов Мураве.

— И что там?

— О, там и дела не найти… У матери богов есть помощница, благостная Крин. Она за всей землёй надзирает, чтобы хлеб созревал, трава росла, вода в источниках не застаивалась. Вон, видишь, ручей, как бурлит? Это потому, что Крин из него пила.

«Верно, — подумал Арчен, — Крин пила из этого источника».

— Если бы я попала на небо, — выдохнула девочка, — я бы пошла к Крин и всё сделала так, чтобы дети не оставались одни, чтобы мамы никогда не умирали, и отцы не пропадали неведомо куда. Жаль, на небо мне не попасть.

— Почему же? — искренне удивился Арчен.

— Чтобы добраться к владычице земли и моря Луре, надо быть волшебницей. Илька, вон, кудесит по-всякому, а я не могу.

— Ну-ка — сказал Арчен, поворачиваясь к мальчишке, — как ты кудесишь?

— Я лучше всех на свете в ножички играю, — важно сказал Илька.

— Так, — Арчен вытащил нож. — Стыкнёмся?

Нож был явно не по руке четырёхлетнему Ильке, но тот без тени сомнения оглядел лезвие, попытал на пальце остриё и вогнал нож в мягкую землю в стороне от ручья, где было не так много камешков.

— А так? — Арчен для броска ухватил нож не за ручку, а за оттянутое остриё.

— Запросто, — похвалился Илька. — А с пальца сможешь?

— Сколько угодно. А ты с кулака?

— Завсегда пожалуйста. А с локтя?

— Можно и с локтя. А вот так сможешь?

Арчен установил остриё ножа на ключице и, дёрнув всем телом, заставил нож кувырнуться в землю.

— Могу и с плеча. А ты с носа можешь?

— Эй, прекрати! — крикнул Арчен. — Ты так без глаза останешься!

Но Илька уже установил тяжёлый нож остриём на кончик носа и, мотнув головой, отправил клинок в полёт.

— Всё-всё, — заторопился Арчен. — Сдаюсь. Я так и пробовать не стану.

Арчен спрятал нож, повернулся к девочке.

— А ты что умеешь?

— Я? Ничего.

— Зачем тогда идёшь?

— Я с Илькой вместе. Он ещё малой. Не дойдёт один.

— Это твой брат?

— Не-а. Просто у него никого не осталось, и у меня никого не осталось. Вот мы и пошли вместе.

— Да, это серьёзная причина. Вот что, давайте, пойдём дальше. На небе я не бывал, но, сколько по дороге будет — провожу.

Они пошли. По пути дети доели краюху и изничтожили весь сыр. Запивали из Арченовой фляги. Когда начался тягун, Арчен взял детишек за руки. Добравшись до крутого склона Илька приостановился на мгновение и спросил:

— С откоса очень больно падать?

— Терпимо, — ответил Арчен. — Хотя я не знаю ни одного человека, который бы захотел свалиться оттуда дважды.