— Маму держи! — выкрикнул Арчен, отпустил верёвку и, вздев махайр, ринулся прикрывать женщин уже поднятых на скалу.

Изогнутый клинок рассёк нападавшего, словно пустое место.

Громкое «шурх» и словно бы тонкий разноголосый писк, а вместо тёмно-серого гиганта на людей посыпались бесформенные комья. Их было много, и у каждого торчали растопыренные когтистые лапки и жадно разинутый клюв. От ударов меча полетел серый пух, но заметного ущерба мелкое воинство не претерпело.

Девчонки визжали. Кудря одной рукой удерживал висящую над пропастью Мураву, другой бил коротким мечом атакующий шар. Теперь было видно, что он весь кроме размашистых крыльев, состоит из жадных, покрытых пухом, комков. Крин молотила палкой, стремясь уберечь Пасю и Луру от злых птенцов.

— Кыш, кыш! Пошли вон!

Нечаянно, в панике произнесённое заклинание, к тому же мужское и направленное против людей, а никак не против всевозможной нечисти, неожиданно сработало и здесь, страшно далеко от мест, населённых людьми.

Кусачих поршков размело по сторонам, они уже не могли наскакивать на детей, клевать их и царапать. Арчен, вращая мечом, пошёл в наступление. Пусть далеко не каждый замах достигал цели, чаще лезвие сбривало пух, и обкорнанный цыплак продолжал прыжки и перепархивания, норовя вцепиться в лицо кому-то из девочек. Но всё же, Арчену удавалось разгонять цыплаков и держать их в стороне от Крин и детей. Положение Кудри было значительно сложней. Одной рукой он должен был удерживать верёвку, на которой висела Мурава, а правой с коротким мечишком в кулаке отмахиваться от наседающего шара.

— Заклинание! — кричал Арчен. — На них действует заклинание!

— Не могу… они же вниз посыплются, а там Мурава!

Выждав мгновение, когда россыпь цыплаков откатилась, дав передышку Крин, которая отбивалась палкой, Арчен кинулся на помощь Кудре. Он не стал смаху рубить атакующий шар, а провёл бреющее движение, смахнув снизу густой слой пуха, а заодно множество растопыренных когтистых ножек.

Шар отыграл пару шагов назад, собираясь, видимо, следом смять Арчена, но сам удачно попал под заклинание.

— Пшёл вон! — возопил Арчен, готовясь крошить кучу цыплаков, на которую рассыплется шар. Но ничего не произошло. С тем же успехом Арчен мог гнать чащобного жаба или иного глухого к человеческим заклинаниям чудища.

Раззявив десятки плотоядных клювиков, шар двинулся в атаку.

Как же так? Не бывает, чтобы заклинание то действовало, то звучало впустую. Но вот же, Крин, лупит палкой и голосит, словно с детства колдовать приучена:

— Кыш, кому говорят! Пошли вон! — и мелкие хищники поршками разлетаются от таких заклинаний.

Бывает в жизни миг ясности, когда враз становится понятным прежде неведомое. Живо вспомнилось, как в усадьбе голозадый четырёхлетка прутиком гонял стадо гусей, способных защипать его до полной погибели. Важные птицы вперевалку старались уйти от ужасного прутика, а бесштанный повелитель знай покрикивал: «Кыш! Кыш!»

— Кы-ыш! — переключился Арчен на небывалое заклинание, и шар, теряя срубленные лапки и головки, покатился в сторону от обрыва.

Воспользовавшись удобным положением, Арчен прыгнул вслед за шаром, но не развалил его ударом махайра, а вновь провёл клинком словно бритвой.

Подобной тактики шар не видывал. Его никто не пытался разорвать на части, каждая из которых способна сражаться самостоятельно, умножая число противников. А тут, с любым взмахом изогнутого меча от шара отпадали погибшие части, а тушки, что ещё оставались внутри, бились бестолково, лишь мешая шару нападать.

Битва длилась не так долго. Во время секундной передышки Арчен крикнул:

— Мама, ты как?

— Отдыхаю, — сдавлено ответила Мурава.

Чуть разобравшись с царапучими поршками, парни подняли наверх Мураву. Женщина была сплошь засыпана пухом и покрыта кровящими царапинами. Видать и на её долю досталось поршков, падающих с обрыва, но продолжающих нападать.

Разогнав хозяев вершины и слегка отдышавшись, путешественники поспешили покинуть негостеприимный утёс. Дальнейший путь был не слишком крут, хотя ещё один зубец закрывал видимость.

— В такой стране, — задумчиво произнёс Кудря, — всякая кусачая пакость должна летать.

Спорить с Кудрей никто не стал, всем хотелось улететь отсюда поскорей.

Карнизная полка предполагала следующий подъём, который жителям селения, с детства привыкшим к кручам не казался чем-то удивительным. Люди просто шагали, приближаясь к небу. Жизнь была проста и понятна за единственным исключением: какого рожна им взыскалось в пустынных высотах? И глупому ясно, что нигде их не ждут с медовыми лепёшками и родниковой водой.

Но раз есть непройденная дорога, её надо пройти. Об этом никто не думал, но все шли.

И вот, как то бывает только в жизни, очередной ничем не примечательный шаг оказался последним. Вместо нового подъёма, крутого или пологого, впереди оказался обрыв, спадающий на непредставимую глубину, в которой яростно синело море. Обрыв казался вовсе не таким крутым, как пророчил маг Гордион, при должном старании туда можно было спуститься. Но обученные недоброй природой люди не торопились нырять в неведомую голубизну. Всем сначала хотелось посмотреть, что их там ожидает.

Палатки разбивать не стали, просто уселись, глядя в голубеющую даль.

Даль была столь безмятежна, что в любую минуту можно было ожидать, как оттуда вынырнет нечто убийственное.

Предупреждало о таком предчувствие, оберегающее чародеев, позволяющее выживать на окраинах проклятого леса. Слишком уж лазурна была вода или то, что наполняло море вместо воды. Покрытые нежнейшей зеленью острова были разбросанные в голубом просторе, очень напоминали весеннюю зелень запретного леса.

Никто из горных колдунов не умел плавать, но Арчен чувствовал, что если понадобится, то они доплывут или долетят или попросту дойдут пешком по водной глади и ступят на берег этих чудесных островов.

— Вот бы там жить, — тихо произнесла Крин.

— Присмотреться надо, — сказала осторожная Мурава.

Арчен и Кудря сидели рядом, свесив ноги с обрыва, разглядывали ближайший, самый большой остров и думали о совершенно разных вещах.

Кудря мечтал о Луре, которая единственная не видела, как растут арбузы, поэтому ему представлялись поля, где безо всякого волшебства будут расти арбузы и всё то, о чём Кудря лишь слышал, но в глаза не видал. Всё это он будет выращивать и приносить Луре. А волшебные умения, да пропади они пропадом! Луру и её близких он будет слышать и так, а все остальные: люди и колдуны пусть остаются по ту сторону гор.

Арчену представлялся лес, дикий, но чистый, полный дивных зверей и благоуханных трав. Он будет ходить на охоту, не с махайром, махайр — орудие войны, а с каким-то другим оружием, которое он ещё не придумал. А Крин и мама станут с торбами бродить по роще, собирать лекарственные травы и ягоды. Крин рассказывала, что есть ещё какие-то грибы, не пузырящиеся поганки, какими зарос запретный лес, а грибы настоящие. Их они тоже будут собирать. А Лура и Пася будут попросту носиться среди прекрасных деревьев, где им никто не сможет угрожать.

О чём думали остальные, не скажет никто. Женские мечты — тайна, и никакой Кудря в них не проникнет.

Мурава сидела, приобняв Луру и Крин. Когда нет даже убогого шалашика, который мог бы считаться домом, это был единственный способ создать подобие безопасности и уюта.

Пася отбежала чуть в сторонку, присела на выступ скалы и заиграла на флейте, с которой теперь не расставалась. И если первые её попытки извлечь музыку напоминали скорее упражнения новичка, гаммы, нежели концерты, то уже через несколько дней заливистые трели серебряной дудочки стали удивительно разнообразны и мелодичны. Ученик музыканта в далёкой столице потратил бы на это годы, но волшебники учатся быстро, было бы желание.

— Пасенька, — спросила Мурава, — как ты полагаешь, тебя внизу слышат?

— Нет, — неожиданно коротко ответила Пася.

— Некому там слышать, — добавил Кудря. — Я столько времени вслушиваюсь, никто там не мечтает, не думает ни о чём. Как есть — пустая земля.