Что я здесь делаю?

Разве здесь мне место?

Цветы на обочине пыльной дороги, обжигающий кружок медной монетки, вкус соли на изглоданных жаждой губах - вот моя настоящая жизнь.

Взрывы хохота и пьяные рожи вокруг - кто-то едва не свалился под ноги. Женский взвизг, то ли испуганный, то ли игривый - певица всё же была настоящей.

Напиток во втором бокале уже не казался горьким и пился легче. Голова сделалась пустой и лёгкой, тело - невесомым.

- Тебе место в оранжерее, - внезапно сказал Ублюдок. - Нежный тепличный цветочек.

Сквозь мои обнажённые плечи, казалось, прорастали ледяные иглы.

- Не нужно меня жалеть. - Половину бокала назад я бы смутилась своему развязному тону, но не теперь. Так легко на "ты" с Ублюдком перешла не я, а выпивка. Алкоголь заблокировал чувство стыда и страха. И что-то протестующе вскинулось внутри, подначивало с вызовом: "скажи, скажи". - Моё место здесь. Мне хорошо с Ральфом.

Он покачал головой и откинулся на спинку кресла.

- Впервые встречаюсь с подобной ничем не замутнённой наивностью.

Всё моё внимание сконцентрировалось на этом человеке. Все мои устремления сосредоточились на глупом желании доказать его неправоту. Бессознательным жестом я отзеркалила его позу, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу. Скользкая ткань, будто для того и была предназначена, потекла вверх по бедру, но оправлять юбку теперь было нелепо. Я упрямо продолжала играть роль, в которой мне было ровным счётом так же комфортно, как в этом клятом платье.

- Оставь своё мнение при себе. Но я люблю его, а он любит меня.

Мои слова не вызвали у него ничего, помимо усмешки.

- Думай, что хочешь, девочка.

- И не называй меня так!

- А как мне тебя называть? - Он резко склонился ко мне, и я затаила дыхание, только тогда осознав, с кем затеяла эту детскую игру. Я слишком привыкла к его обществу.

Пока игра шла по моим правилам, я забавлялась и не испытывала страха. В хмельном угаре я совсем забыла, что Ублюдок всегда может повести сам. И тогда неосторожного мотылька испепелит даже не само пламя, а приблизившийся жар.

Но что бы он обо мне ни думал, и я уже не та девочка, которой он походя бросил золотой баррель. Я изменилась с того дня. Заглянула в глаза Паука, слышала последний вздох Адама и разомкнула стиснутые ладони, отпуская самое дорогое, что у меня было, - Верити. А значит, кем бы он ни был, мне нечего дрожать перед ним.

И я приблизила лицо, смотря так близко, что почти не замечала следов страшных шрамов.

Его взгляд спускался по моему телу. Медленно, очень медленно. Кинуло в жар. Будто горячие мужские руки касались кожи. Я была словно оголённый провод, и мысли виляли от одного к другому. Невольно перевела взгляд на его руки. Ожоги не были видны в приглушённом свете, а в остальном... По-мужски широкие запястья, продолговатой формы кисти, длинные пальцы. А как бы это было, если...

Нервно облизнула губы и встретилась глазами со взглядом Ублюдка. Едва не отшатнулась, было такое чувство, будто застали за чем-то запретным. Но я просто не могла пошевелиться. Алкоголь и давно тлевшее желание сделали своё дело. Мелькнула и пропала мысль о Ральфе. Он никогда не был мне нужен. От понимания этого стало легче.

На губах Ублюдка всё ещё лежала улыбка. Но уже не та насмешливая, которую так и подмывало стереть кулаком, а словно застывшая.

- Твоя взяла, - медленно произнёс он. А я уже успела забыть последнюю фразу. - Ты и правда повзрослела за эти месяцы, девочка из катакомб.

Тишина разбилась на мелкие осколки. Дезориентированная, я смотрела на свою опустевшую ладонь и хрустальные брызги, рассыпавшиеся по полу. Сознание раздваивалось, кружило голову, и никак не удавалось связать эти два факта воедино. Спотыкающийся взгляд обошёл зал. Почти опустевший - от шумной толпы осталась какая-то пьяная возня вдалеке. Гости разбрелись по владениям Ральфа или отбыли восвояси. В этой части зала остались лишь мы вдвоём.

Наш обмен фразами не мог отнять так много времени! Сам же устроитель праздника растворился в воздухе.

- Ждёшь своего избранника? Он устранился, чтобы не мешать нам, - сухо сообщил мой визави. Пригубил напиток и скривился, будто вино успело прокиснуть.

Потребовалась, наверное, минута, чтобы вникнуть в смысл услышанного. Подозреваю, что выглядела жалко, глупо. Но он не смотрел в мою сторону. Взгляд соскальзывал с лица, кажущегося безразличным. Или замкнутым.

- Постой!

Но он уже уходил.

Когда перед ним открылась дверь, донеслись приглушённо спорящие мужские голоса, смолкшие с его появлением. Через несколько минут в комнату бочком протиснулся Ральф. Постоял у стены, пытаясь рассмотреть обстановку; ему долго не удавалось привыкнуть к темноте после яркого света. Свернувшись клубком в кресле, я притворялась спящей, хотя так и подмывало запустить бутылкой в его красивую голову. Предатель, сводник! Заметил, что Ублюдок заинтересовался мною, и рад ему угодить!

Дверь наконец захлопнули, только жёлтая струйка просачивалась под нею, растеклась наискосок по полу. Иголками кололо предплечье, ныла шея, но мне не хотелось шевелиться. Я думала, что с уходом Паука, Адама и Верити в Эсперансе не осталось ни гордости, ни честности. Все лгут, все притворяются. Сгибают слабых и склоняются перед теми, кто оказался сильней.

Меня разбудил шёпот и звук поцелуев.

Тело казалось чужим, будто заржавевшим. Из-за вчерашних возлияний и неудобной позы для сна тупо ныли виски. Я лежала и щурилась, не спеша открывать глаза. Через неплотно сдвинутые жалюзи пробивались редкостно яркие лучи и падали на лицо. От их тепла пылали щёки, а сквозь сомкнутые веки свет казался красновато-оранжевым. Досадливо морщась, я предчувствовала, как все мышцы сведёт судорогой, когда встану, потому и откладывала неприятный момент.

Ох, не стоило накануне так засыпать, но идти в жилой отсек, в щедро отведённую мне спальню, смежную с комнатой Ральфа, спать в соседнем с ним помещении после того, как он со мной поступил... Подкладывал под Ублюдка, а когда тот ушёл, имел наглость прийти удостовериться, всё ли удалось. Удачно ли я справилась с отведённой ролью подстилки для любимца Папы.

Неужто сразу предназначил для этого? Был настолько прозорлив и расчётлив? Невесть откуда прослышал, что Ублюдок будто бы благоволит мне, нашёл, отмыл, откормил, приютил. Дал иллюзию дома, отношений, чувств. Приручал. Привязывал к себе. Ведь не за красивые глаза! Надеялся извлечь выгоду, знал, что хлопоты окупятся. Почему только сам не использовал? Посчитал, что будет выгоднее предложить свежатинку, не объедки со своего стола? Или брезговал? Предпочёл тратить деньги на проституток, тогда как мог иметь бесплатную, которая была бы счастлива, почитая это едва ли не за милость...

Идиотка! Безмозглая наивная дура! Верити во всём была права, она знала жизнь без прикрас, видела сквозь любые маски. А я предпочла слушать не грязную злую правду сестры, а приторные сказочки дядюшки Адама. Надеюсь, старик простит свысока за такие мысли. Но он сам раскаялся перед смертью, за то что учил меня не так и не тому. Он из благих намерений скрывал от меня правду, забывая о том, какой дорогой ведут благие намерения. Хотя и идти-то было дальше некуда, мы и так были в пункте назначения... И вот в итоге я беспомощна перед жизнью. Слабая, слепая, глупая.

Как ни противно будет смотреть на Ральфа, приходится вставать. Но не успела пошевелиться, как услышала те же самые звуки. Источник возни переместился ближе. А то уж решила, что это был лишь отголосок жаркого, тягучего сна.

- Тише... нашёл место.. не здесь же... - задыхающийся голос. Изменённый понижением тембра и громкости почти до неузнаваемости. - Она же прямо там, в кресле...

- ...накачанная до полного бесчувствия. Считай, что её здесь нет. Ты же не стесняешься мебели?

- Постой... ммм... да уймись же ты! Настолько приспичило? Из штанов выпрыгиваешь?