Мэнди трясет головой:

– Он втянулся в это дело из-за денег.

Душитель не согласен:

– Это он ради шоубизнеса. Денег тут недостаточно.

Джоджо говорит:

– Мы объясним ему, как он сможет попасть на телевидение и сказать что-нибудь осмысленное. Не сомневаюсь, у многих из нас есть что сказать от имени пожилых людей.

Мэнди спрашивает:

– И как вы это сделаете?

Джоджо говорит:

– Я занимался организацией телевизионных шоу.

Душитель говорит:

– Все, что нам нужно, – узнать, кто такой Силуэт.

И мне все это представляется странным, меня тошнит и я не знаю почему.

Мэнди трясется, как будто сдерживает смех. Она стряхивает сигаретный пепел так, как если бы речь шла об исполнении ее детской мечты.

– Лучше займитесь компьютерным взломом, – говорит она.

На следующий день прибегает мой любезный доктор Кертис и сообщает мне, что всех нас ждет визит полиции.

Кертис выглядит испуганным. Он выглядит больным. Он прислоняется к дверному косяку с таким видом, как будто его сейчас снесут. Пухленький, гладкокожий, хорошенький, маленький доктор – ему так много есть что терять.

– Как ваша система? – спрашивает он.

Он улыбается так, словно заново учится пользоваться лицевыми мускулами. Он имеет что-то сказать, но он считает излишним говорить это в присутствии артиллерии.

Я не улавливаю.

– А вам что до этого?

Он издает такой звук, как будто его кто-то уколол в живот. Его глаза исполняют танец живота в сторону окна. Я выглядываю наружу и вижу, что подъездная дорога к Счастливой ферме нафарширована, как праздничная индейка, полицейскими автомобилями.

Я только говорю:

– Высветилась фигура?

Я имею в виду силуэт. Кертис резко успокаивается и согласно кивает.

– А вы следите за новостями.

Я понимаю его. Полиция прибыла сюда, чтобы выяснить, не спонсирует ли кто-нибудь из нас, старых добряков, Силуэтово царство кошмара. А это означает, что они ознакомятся с нашими счетами. На сей раз наши с Кертисом личные интересы совпадают.

Я вор и никогда не был пойман, и не потому что был умным; я знаю – это не так. Поэтому я беспокоюсь. Поэтому я готовлюсь.

У меня есть примерно десять минут, а это все, что мне нужно. Я включаю свою экстренную программу. Это как повторный показ партии профессиональных гольфистов. Кертис околачивается рядом. Он хочет увидеть, как это делается. Мне необходимо надеть очки, но я не хочу, чтобы этот человек узнал о транскодере.

– Кертис, может быть, вам стоит поговорить с гостями?

То есть – пусть он их задержит. А я тем временем выберусь.

Стук в дверь. К нам входит Мальчишка. Возможно, он тоже пришел, чтобы сказать мне о полиции. Он видит Кертиса, и клянусь, в его глазах электрической лампочкой вспыхивает ненависть.

– Жуан, помог бы ты доктору Кертису принять наших гостей.

Иными словами: «Жуан, помоги мне избавиться от него».

Это убеждает Мальчишку.

– Вы, – говорит он Кертису и бьет себя кулаком по ладони.

Кертис тоже понимает. Примечание: ни один из нас не сказал ничего, что могло бы сыграть против нас в суде.

Я слышу, как захлопывается дверь. Наконец-то я надеваю очки, и одна линза показывает мне загружаемые данные, другая – передаваемые.

Подделка, над которой я трудился годами. Она прикроет мой счет, создаст впечатление, что я – полоумный растратчик, что я много играю, что-то проигрываю, что-то выигрываю. Все сходится, перечисление к перечислению, деньги поступают, деньги уходят.

Вот что машина передает. А на другой линзе я зашифровал мои старые данные. Наверное, теперь у меня осталось минут пять.

Даже само наличие в моей системе зашифрованных данных может стать источником неприятностей. Я скрываю зашифрованный файл и затем стираю его с диска. Он начинает разворачиваться в моем транскодере.

Я слышу звук тяжелых ботинок. Слышу довольный лепет доктора Кертиса. Потом слышу стук в дверь. В мою? Нет, в соседнюю.

Шесть… Пять… Четыре… Запись еще продолжается. Три – два – один – ноль. Отлично, долой транскодер. Он похож на дужку очков.

Молекулы железа на моем жестком диске пребывают в хаотичном движении. Прошу прощения, господин полицейский, я всего-навсего старый мужик, и у меня страшные проблемы с системой.

Я отправляюсь в душ. Они отслеживают сердцебиение, ведут видеозапись ударов по клавишам, но закон не позволяет им подсматривать за нами в душе.

В душе я беру свой транскодер и, как проделывал уже сотню раз, проталкиваю его мимо головки члена.

Транскодер длинный, к тому же он тонкий. Он действует на рентгеновских лучах и выглядит как сексуальный протез.

Когда ко мне в дверь стучат, я уже в комнате, я сухой, на мне мой симпатичный мешковатый синий костюм. Я – образцовый подлежащий наблюдению невробический современный Мужик-Ничтожество. При собственных деньгах.

Входит Вооруженный. Он производит впечатление человека, который посвящает все свое время поднятию тяжестей и забавам культуриста. Сверкающие бицепсы, улыбка мощного грызуна. Держится он недружелюбно.

– Вы Алистер Брюстер. Здравствуйте. Нам хотелось бы побеседовать с вами.

– Не вижу, что бы вам мешало.

Я не бываю вежлив даже с Вооруженными.

– Отлично. – Он садится без приглашения. В его очках заметен мерцающий свет. Улыбайся, ты перед беспристрастной камерой. – Мистер Брюстер, в свое время вы работали в компании «Секьюр-Ай-Ти [114]инкорпорейтед».

– Это утверждение или вопрос?

Он мигает.

– Вы разрабатывали системы безопасности.

Никакая ложь не бывает действеннее правды.

– Я этим зарабатывал деньги. Я предложил им некое программное обеспечение, позволяющее Артиллерии знать, на кого обращено внимание.

Я стараюсь, чтобы мои слова звучали весомо. Он кивает и делает вид, будто сказанное мной производит на него впечатление.

– Я просил бы вас помочь нам разобраться в некоторых способах, применяемых для искажения данных обеспечения безопасности. В условиях нынешнего разлива информационных краж.

Вот и проблема. Удара под этим углом я не ожидал. Они не считают меня вором. Они не считают меня донором.

Они считают, что я могу быть членом команды Силуэта.

Я делаю паузу.

– Могу я посмотреть ваше удостоверение?

– Конечно.

– Я не вправе обсуждать вопросы, связанные с безопасностью, когда ничего о вас не знаю.

– Очень мудро, мистер Брюстер.

– Это не мудрость. Привычка. В моем возрасте уже действуешь в силу привычки, мистер…

Тайный Бельчонок не назовет мне своего имени, стоит взглянуть на его челюсти. Он наклоняется вперед, и мой телеприемник изучает его радужную оболочку. Пока аппарат пережевывает информацию, мы храним учтивое, холодное и каменное молчание. Затем его данные всплывают.

Тайному Бельчонку тридцать шесть лет, у него татуировка на правом колене (о, романтично!), и он утвержден в качестве Вооруженного, Янтарного Служителя Безопасности… О, как будто возвращаются мои старые добрые деньки. Имени его я все-таки не узнаю. Психологическое преимущество.

Я всегда ненавидел Вооруженных, и по той же причине я ненавижу Силуэта. Они стреляют в людей. Кроме того, они никогда не давали «Секьюр-Ай-Ти» ясных кратких отчетов.

– Хорошо, Тайный Бельчонок, стреляйте. Кстати, я говорю не в буквальном смысле. Не стесняйтесь, сделайте еще несколько утверждений, ответы на которые вам уже известны.

– Остроумный осел, – говорит Вооруженный.

– Послушайте, Бельчонок, я богат, я счастлив, мне незачем у кого-либо что-либо отнимать, и сложно было добраться до сути того, что я говорю с уверенностью. Я вас сюда не приглашал и я не обязан с вами сотрудничать. Если честно, уходя, я подписал с «Секьюр-Ай-Ти» договор о неразглашении. Там предпочли бы, да и я предпочел бы, чтобы вы поговорили с ними, а не со мной. А раз вы хотите, чтобы я был с вами любезен, то пусть к вам придут добрые мысли о том, какой я славный старичок и как вы меня уважаете.