Вскоре после этого гонец известил нас, что капитан Строуб спасен, и его везут к югу в рыбачьей лодке по направлению к одной из наших тихоокеанских баз напротив Жемчужных островов. Мы подучили гонца передать испанцам: дескать, пираты, которые устроили взрыв военного склада и побег капитана Строуба, находятся к югу от города, что их очень мало и что у них почти уже кончился порох. Как мы и надеялись, испанцы попались в ловушку и немедленно отрядили целую колонну солдат в погоню, оставив лишь сотню защищать город.

Здешняя местность – низкие холмы с вкраплениями известняка – идеально подходит для засады. Мы выбираем узкую долину между склонов, усеянную известняковыми глыбами. Гористая местность лучше всего подходит для мортирной атаки. Мы размещаем по двадцать человек на каждом склоне, в двадцати ярдах от той тропы, по которой пойдет испанская колонна. Остальные десять человек послужат приманкой, разбегаясь при появлении солдат. Как только стрелки откроют огонь из укрытия по вражеским флангам, эти люди тоже спрячутся в заранее заготовленные укрытия и откроют огонь прямой наводкой по испанской колонне, которая к этому моменту окажется в тройном кольце. Укрытые камнями, мы садимся и ждем.

Проходит совсем немного времени, и появляются испанцы. В колонне около двухсот человек, да еще четыре верховых офицера. Как только они замечают наших подсадных, офицеры пускают лошадей в галоп, крича своим людям, чтобы те следовали за ними. Командир, майор, пригнулся в седле, подняв свою саблю, и оскалил зубы под щетиной черных усов. Используя винтовку с контактной мортирой, я аккуратно прицеливаюсь, давая лошади упреждение в четыре фута. Даже при этом я слегка ошибаюсь в расчетах, и мортира бьет лошади в холку, а не в плечо, как я целился. Взрыв вышвыривает майора из седла и бросает через голову лошади. Сабля вылетает из разодранной правой руки сияющей дугой. Лошадь встает на дыбы, визжа и лягаясь, кишки вываливаются из разверстой дыры.

Мой выстрел служит сигналом открыть огонь: за валунами прыгают мортиры, паля по пешим солдатам и по ногам лошадей. Один из офицеров разворачивается на месте и галопом мчится обратно в город. После двух обстрелов мортирами мы беремся за двуствольные винтовки. В течение нескольких минут все, за исключением горстки испанцев, мертвы или при смерти, а уцелевшие удирают по направлению к городу, не разбирая дороги. Я отдаю команду прекратить огонь, поскольку рассказы беглецов раздуют наше количество до пяти или восьми сотен. Слухи об огромном отряде хорошо вооруженных каперов, скорее всего, английских, посеет панику в городе, число защитников которого сократилось теперь до каких-то ста человек.

Мы подходим к окраинам города; группа офицеров выкидывает белый флаг и всем видом показывает, что хочет вести переговоры. Мы ставим наши условия: немедленная и безоговорочная сдача гарнизона, при этом мы говорим офицерам, что за нашими спинами – более восьмисот человек. Если они сдадут город, мы обещаем пощадить губернатора, офицеров, солдат и всех жителей. Если же нет, мы убьем всякого, кто окажет малейшее сопротивление, а затем разграбим и сожжем город. У них нет выбора; им остается лишь согласиться.

Тем временем собирается около трехсот местных партизан, вооруженных тем, что они сняли с мертвых, поскольку мы не хотим, чтобы офицеры увидели новое оружие, прежде чем мы сможем надежно отрезать город от остального мира. Затем мы требуем, чтобы все солдаты, офицеры и вооруженные горожане собрались и сложили свое оружие. Каждый, кого впоследствии обнаружат с оружием, будет немедленно казнен.

Солдатам, после того, как они сложили оружие, приказано снять форму, сапоги и носки. Одетых в одно нижнее белье, их маршем проводят в казарму и запирают там. Офицеров, губернатора, зажиточных горожан и служителей церкви, протестующих против такого унижения, запирают в тюрьме, предварительно освободив всех заключенных.

Мы расклеиваем повсюду воззвания к горожанам, в которых просим их заниматься своими повседневными делами и не бояться насилия. Во всех людных местах мы развешиваем Правила, конфискуем в гавани все суда и ставим стражников на всех выездах из города. Ни одна лодка не сможет покинуть гавань, и ни один человек не покинет город.

В течение двух следующих дней, покуда мы отсыпаемся, солдатам, офицерам и заложникам надлежит давать пристойную пищу, но партизанам, которые их стерегут и приносят им еду, дан приказ не разговаривать с пленниками и не отвечать ни на какие вопросы.

На третий день, полностью отдохнувшие, мы собираемся за столом в гостиной резиденции губернатора. Новости о нашей удаче распространились по всей округе, теперь в городе собралось более пятисот партизан, а этого более чем достаточно для несения службы. Мы сверяемся с картами и вырабатываем планы атак на испанские гарнизоны в восточной части перешейка. Эти гарнизоны по большей части невелики, наши мортиры легко с ними справятся. За месяц мы установим контроль над всеми укрепленными точками от Порт-Роджера до севера Панамы. Решено, что комманданте будет сменяться каждый день. Поскольку засада была, в основном, моей придумкой, первым комманданте назначают меня.

Пока я читал текст «Городов Красной Ночи», сестра Игуана принесла какие-то книги и разложила их на столе. Я отложил папку в сторону.

– Кто это написал?

– Исследователь, который предпочел остаться безымянным. Исследования в этой области не поощряются. Если, как он предполагает, зачатие есть основная травма, то тогда оно же и основное орудие контроля.

Она жестом указала на книги, разложенные на столе. С первого же взгляда я заметил, как тщательно они раскрашены разнообразными цветами. Они казались очень дорогими.

– Вот это – копии. Пожалуйста, изучите их повнимательнее. Я заплачу миллион долларов за то, чтобы разыскать оригиналы.

– Насколько точны эти копии?

– Практически безукоризненны.

– Тогда зачем же вам оригиналы? Тщеславие коллекционера?

– Изменения, мистер Снайд, могут быть достигнуты лишь путем искажения оригинала. Единственное, что предварительно не записано в предварительно записанной вселенной – это сама предварительная запись. Копии могут лишь повторять сами себя, слово за словом. Любой вирус – копия. Можно прихорашивать его, сокращать, перемешивать его части между собой – все равно он будет воспроизводиться в прежней форме. Не будучи идеалисткой, я, тем не менее, отдала бы все, лишь бы не увидеть оригиналы в руках графини де Гульпа, графини де Вайль и их фабрики консервов…

– Мне не нужно воодушевляющего трепа – мне нужен аванс.

Она выложила на стол чек на двести тысяч зеленых. Я стал изучать книги, просматривая их по диагонали, чтобы составить общее впечатление. Они явно составлялись на протяжении самых разных стилей и эпох. Некоторые явно отдавали 20-ми годами, стариной «Великим Гэтсби», другие же словно порождены эдвардианской эрой Саки [23] и полны несносных мальчишеских проказ. В них ощущается подводное течение тайной фривольности, когда томные молодые аристократы читают эпиграммы на улицах посреди чумы, войны и смерти. А вот «Мальчики-разбойники» – сюжет в духе «Тома Свифта» [24], где мальчики-герои сражаются с безнадежно превосходящими их врагами.

Книги представляют собой цветные комиксы. «Хохмочки», как называет их Джим. Для того, чтобы перевести трехмерные голограммы на странный полупрозрачный материал страниц, был использован какой-то забытый метод цветной печати. На цвета больно смотреть. Невозможные оттенки красного, синего, сепии. Цвета, которые можно нюхать, пробовать на вкус, ощущать всем телом. Книжки для детей с иллюстрациями Босха: легенды, сказки, типические персонажи, поверхностные мотивации, изложенные с невинной детской жестокостью. Какие факты могли породить такие легенды?

Форма радиации, неизвестная в настоящее время, активизировала некий вирус. Эта вирусная болезнь вызвала биологические мутации, в особенности изменения в цвете волос и кожи, которые затем стали передаваться по наследству. Вирус, должно быть, воздействовал на центры секса и страха в центральной и периферической нервных системах, так что страх вызывал сексуальную одержимость, которая, в свою очередь, вновь вызывала страх, – и эта петля обратной связи во многих случаях вела к летальному исходу. Вирусная информация передавалась генетически, путем оргазмов, зачастую смертельных. Представляется возможным, что сожжения, заклания, отравления, удушения и повешения были по большей части периодическими галлюцинациями, порожденными вирусом в той точке, где стирается линия между иллюзией и реальностью. В течение поколений вирус образовывал доброкачественный симбиоз с носителем. Это был постоянно мутирующий вирус, красочный вирус, словно сами эти краски происходили из некоей полной значения зловещей жизни. Эти книги, скорее всего, отражают жизнь своего времени не больше, чем обложка «Сатердэй Ивнинг Пост», нарисованная Норманом Рокуэллом [25], отражает всю совокупность реальной американской жизни.