– Не переживай, – сказал Ян тихо. – Их даже я не помню.

– Я все слышал. – Дядя Яна... Льюис? Да, Льюис. Может. Или Луис. О, черт. Она купит им всем бейджики на Рождество.

Семья собралась у стен элегантной гостиной, а отец Яна стоял около елки, пока несколько репортеров дели фото.

– У вас были причины пригласить нас? – спросил один из них. – Или вы просто скучали по нам?

– Я скучал по тебе, Джо. Ты даже не представляешь, насколько мне не хватало твоего присутствия в доме. Когда был последний раз?

– Четыре года назад, – ответил репортер Джо. – В последний раз вы объявили, что собираетесь баллотироваться в сенат.

– Вы крадете мою идею, – сказал Дин.

– Так это означает, что вы хотите переизбираться?

– Нет, – сказал Дин Эшер.

– Нет? – переспросил Джо. Все в комнате замолчали. Такого заявления никто не ожидал.

– Вместо этого я баллотируюсь в Палату представителей. Ну, знаете, в Вашингтоне.

– О, черт возьми, – выдохнул Ян. Все в комнате это услышали.

– Спасибо, сынок, – сказал Дин Эшер. – Первое одобрение.

При этих словах все зааплодировали и заулыбались. Под этот шум Ян прошептал ей на ухо:

– Второй этаж, – проинструктировал он. – Последняя комната слева.

– Что там? – прошептала она.

– Моя старая спальня. Уйди незаметно. Я буду через пятнадцать минут.

– Ты действительно собираешься трахнуть меня на семейной рождественской вечеринке?

– Тебе действительно нужно спрашивать?

– Знаешь, миссис Шайнберг сказала, что ты приготовил мне большой рождественский подарок сегодня. Это твой член?

– Не могу тебе ответить. Это испортит сюрприз.

– Ладно, иду, – проворчала она. – Но, если ты появишься с членом в коробочке, этот праздник не будет счастливым.

Искра выскользнула из гостиной, пока отец Яна начал речь о том, почему он собирался поехать в Вашингтон. Она не чувствовала вины из–за того, что пропустит речь. Во-первых, Ян приказал ей подняться. Во-вторых, у Дина Эшера уже был ее голос. Не станет же она голосовать против отца своего парня.

Пытаясь вести себя естественно, Искра направилась вверх по лестнице. Если кто-нибудь ее увидит и спросит, куда она идет, она ответит, что в уборную. Слишком много шампанского. Эта отговорка всегда работает. Она поднялась на второй этаж и заметила, что он более уютный и домашний, чем нижний.

Никаких картин маслом на стенах. Никаких кожаных диванов или библиотек, которые делали дом похожим на английскую усадьбу, как в кино, где происходили убийства, и личность убийцы всегда раскрывала пожилая леди. Она заглянула в одну комнату и увидела простую желтую спальню для гостей. Другая комната была полна коробок с документами – накопленные за годы налоговые декларации бизнеса Дина Эшера. Скучно. Она не могла дождаться, когда увидит детскую Яна. Она надеялась, что в ней окажется много компромата, например, его фото или плакаты глупых фильмов, которые он обожал в детстве, или старые Плейбои, или что-то хорошее. Что-то, за что она могла бы дразнить его всю жизнь.

Она открыла дверь, слегка дернув за ручку.

У нее сердце ушло в пятки и осталось там.

Прямо в центре старой спальни Яны стояла скульптура. Ее скульптура. Скульптура, вдохновителем которой стал он, когда рассказал о своей матери.

– Ты сукин сын, – выдохнула она, сдерживая слезы. Ян сделал именно то, чего она просила его не делать. Это он купил ее скульптуру из галереи. И это должен был быть ее невероятный подарок на Рождество? Никогда она не чувствовала себя более уязвленной, более разочарованной. Последние два дня она была на седьмом небе, потому что началась ее новая жизнь в качестве художницы, а теперь она увидела, что все это было ложью. Не коллекционер заметил ее таланту и купил работу. Ян купил ее, чтобы она могла к нему переехать. Чувство предательства отдавало неприятным вкусом горечи. Тут и говорить не о чем – она сделает, как и обещала, если Ян осмелится купить одну из ее работ.

Она никогда больше не увидит его.

*** 

Ян любил своего отца. Правда. И то, что любил в нем особенно, – это его речи. Они были развлекательными и утомительными. И сегодня Ян знал, что его речь будет особенно длинной, потому что отец решил, не сказав ему баллотироваться в Палату представителей вместо того, чтобы повторно баллотироваться на пост государственного сенатора.

Что ж.

Тем лучше для отца. Тем временем Яну нужно тело Искры, и нужно оно ему было еще пять минут назад.

Пока все в комнате смеялись над довольно смешной, но не злой шуткой над губернатором, Ян тихо выскользнул из комнаты и поднялся по ступенькам. Весь вечер он волновался из-за знакомства Искры с его большой семьей. В последний раз, когда Искра приезжала на вечеринку Эшеров, она закончилась ужасно. До ее приезда он рассказал всей семье о том, что у него серьезные отношения с этой женщиной, и, если хоть кто-то переступит черту в обращении с ней, это будет последняя вечеринка, на которую они получат приглашение. И все вели себя идеально, обращаясь с Искрой, будто она уже была частью семьи. Он надеялся, что к концу следующего года она ею и станет.

Мысли об их совместном будущем заставили его улыбнуться, пока он поднимался на второй этаж, оглядываясь в поиске прогуливающихся гостей, и тут он пришел к своей детской спальне.

Когда он открыл дверь, то не увидел Искры в кровати, как того ожидал. Хотя в его комнате все же была женщина.

– О, Боже... – выдохнул он, осматривая металлическую скульптуру высотой выше пяти футов.

Это была скульптура его матери, работа Искры. Это были кисти плюща в виде фигуры женщины, одна рука вытянута, словно пытается дотянуться до кого-то или чего-то. Кисти как вены. Одна длинная ветвь начиналась у левой ноги женщины и шла к самой шее. А середина стальной конструкции, позвоночник, который держал всю скульптуру. Но она не была пустой. Там, где должно было находиться сердце женщины, был один единственный листок плюща, который висел на грудной клетке. На листе было выгравировано только одна слово – Ян.

– Это твоя мать, да?

Ян развернулся и увидел в дверях отца.

– Да, – сказал Ян. – Это она. Это скульптура Искры?

Отец кивнул.

– Ты сказал мне, чтобы я поехал в галерею и посмотрел на работы твоей девушки. Я так и сделал. Я не ожидал... – Он стоял напротив скульптуры, будто глядя в ее глаза. – Я этого не ожидал.

– Это… Я знал, что она хороша, но я не знал, что настолько, – признался Ян. Он почувствовал, будто что–то застряло в его горле. Он едва мог говорить.

– Я увидел твое имя на сердце, – тихо произнес отец, он задыхался от волнения, – и мне пришлось выйти из зала на несколько минут.

Ян сдерживал слезы.

– Ты ее купил? – спросил Ян.

– Купил. Для тебя. Для нас. Для нашей семьи. Я хочу, чтобы она была в нашей семье.

– Искра сказала, что ее купил коллекционер из Сиэттла. Она была так рада.

– Я не хотел, чтобы ты знал, что я ее купил. Это бы испортило сюрприз. Я видел, как вы вдвоем сбежали. Я хотел поймать тебя до того, как ты увидишь свой рождественский подарок. Думаю, я опоздал.

– Немного... Я... – Ян снова обошел вокруг статуи. – Она назвала меня своей музой. Она попросила меня подкинуть ей идею, и я сказал, что я хотел бы что-то, напоминающее о моей матери, так как я никогда ее не знал. Я бы никогда не подумал, что она сделает что-то такое.

– Я никогда не переставал ее любить, – сказал отец. – Даже после всех этих лет мне кажется, что рана не затянулась. Я не должен был отдалять тебя от ее семьи. Когда она умерла, когда произошел несчастный случай, она возвращалась ко мне. Она забрала тебя в дом ее родителей, а я звонил и умолял, и умолял ее вернуться. И она хотела вернуться, но не была уверена. Она оставила тебя с родителями и поехала поговорить со мной. Она умерла, возвращаясь ко мне.

– Папа...

– А твои бабушка с дедушкой, ее родители, они не хотели мне тебя отдавать. Я только что потерял жену, и мне предстояло потерять и ребенка? Мы поругались. Это была безобразная ссора.