– Кто бы говорил, – сказала Искра. – Вы еврейка, но у вас зависимость от рождественского печенья, и вы заставляете меня покупать их вам, чтобы ваш сын об этом не узнал.

– Где я с ним напортачила?

– Ваш сын руководит целой больницей. Он звонит вам каждый день. Он навещает вас три раза в неделю. И он мил со мной. Со мной никто не бывает мил, но он мил.

– Да, но у него нет чувства юмора. У моего сына должно быть чувство юмора. Если бы он поймал меня с печеньем, он бы его выбросил и сказал, чтобы я не ела некошерную еду.

– Это ужасно. Если он поймает вас с печеньем, скажите ему, что оно мое, и вы храните его для меня.

Миссис Шайнберг засмеялась.

– Он в это не поверит.

– Ладно, я буду продолжать проносить их вам. Пока вы будете делиться.

– Я всегда делюсь со своей девочкой, – сказала миссис Шайнберг, наклоняясь вперед и хлопая Искру по коленке. – А теперь расскажи больше о мистере Эшере. Почему вы разговаривали о матерях?

– Я даже не помню, как мы пришли к этой теме. Я отдала заявление и попрощалась. Я уже шла к грузовику, когда он вышел и попросил меня поехать в его новый дом и помочь ему с проектом. У него есть камин, который нужно отремонтировать, и это просто вау. Это произведение искусства. Но он в ржавчине и сломан.

– Он нуждается в твоей помощи?

– Да.

– Так ты собираешься помочь мистеру Эшеру?

– Нет.

– Ты сказала ему нет? Ты настолько зла на него?

– Я не зла на него. Нет. Не то, чтобы… Вообще немного.

Миссис Шайнберг вскинула брови.

– Ладно, я зла на него, – призналась Искра. – Он меня бросил.

– Ты на него работаешь. Ты слишком многого ждешь от мужчины, когда просишь его поставить под сомнение свою беспристрастность ради того, чтобы у тебя появился парень.

– Ну, если он так себя чувствует, то ему не стоило со мной спать.

– Нет, не следовало. Но ты ведь тоже там была. Не веди себя так, словно ты жертва. Мы оба знаем, что он тебе нравился до той ночи.

спать улыбнулась.

– Да, он мне нравился. И вам бы тоже, если бы вы его увидели.

– О, я его видела.

– Вы его видели?

– Я его погуглила. Красивый, очень красивый. Красивое лицо, красивые волосы и красивые глаза. Большие плечи. Хорошая сильная шея. Я обожала шею доктора Шайнберга. Я любила покусывать ее, когда мы останавливались на светофорах. Он ехал домой быстрее, когда я так делала.

– Миссис Шайнберг!

Она махнула рукой, показывая, что ни к чему удивляться.

– Не будь глупой. Мы были женаты. Секс между мужем и женой – это мицва. И, о, это была та еще мицва.

– Мне стоит сделать мицву для Яна. Я не была мила с ним.

Миссис Шайнберг объяснила, что мицва – это нечто вроде заповеди. Но, более того, это больше, чем хорошие поступки или благодеяния.

– Что случилось? – спросила миссис Шайнберг. – И хочу ли я знать?

– Он предложил мне дружбу, и я сказала ни за что. Он предложил заплатить мне за помощь в ремонте его камина, а я сказала, что сделаю это, если он переспит со мной.

– Это позор, юная леди.

– Знаю, знаю. – Искра обхватила голову руками, а потом снова посмотрела на соседку. – Он никогда меня не полюбит. Такие мужчины не любят женщин вроде меня. Они не женятся на таких, как я, и не делают нас частью своих идеальных ханжеских жизней.

– Женщин, как ты? Каких?

– Я из рабочего класса, а Ян – белый воротничок. Серьезно, у него самые белые воротнички из тех, что я видела. У него, наверное, акции в химчистке.

– Я тоже была сварщицей и вышла за доктора.

– Вы были подростком-сварщицей, потому что помогали во время войны.

– Моя мама была домохозяйкой, а папа пекарем. Милая, мы были бедны. А доктор Шайнберг нет. Теперь брось комплекс неполноценности. Любой мужчина будет счастлив с тобой. Включая мистера Яна Эшера. И я думаю, он уже знает это, поэтому и предложил свою дружбу.

Миссис Шайнберг встала и вытерла руки шелковым платком, который, как догадалась Искра, принадлежал ее матери, как и все остальное в комнате.

– Я думаю, он меня боится.

– Не могу представить, почему, – произнесла миссис Шайнберг, подходя к обеденному столу. – Не похоже, что из-за тех розыгрышей, которые ты ему устраивала.

– Отношения – не мой конек.

– Все придет с практикой.

– Что мне нужно сделать?

– Я думаю, тебе стоит извиниться за то, что пыталась купить его тело.

– Но это тело такое красивое, – вздохнула Искра. – Думаете, стоит попробовать дружить с ним?

– Просто дружить с тем, кого любишь, довольно трудно. И бесчестно, если ты попытаешься воспользоваться дружбой в надежде получить большее. – Миссис Шайнберг положила крышку бело-голубой коробки на стол и вытащила оттуда что-то, завернутое в голубой вельвет.

– Что это?

– Моя Ханнукия, но для тебя менора, подсвечник, моя дорогая язычница, – объяснила миссис Шайнберг, разворачивая серебряный канделябр с девятью свечами. – Моисей подарил ее мне после того, как вернулся с женой из своего последнего путешествия в Израиль. Разве он не прекрасен?

Искра подошла к столу и села, рассматривая подсвечник. Он был прекрасен. Она коснулась его – настоящее серебро.

– Когда начинается Ханнука? – спросила она.

– Завтра вечером. Моисей и Ханна придут. И Това тоже. Если хотя бы один вечер сумеешь вести себя прилично, приходи. Мы будем тебе рады.

Искра скептически посмотрела на миссис Шайнберг.

– Ну, я буду рада тебе, – исправилась миссис Шайнберг. – Ханна считает тебя странной. Я сказала, что ты не странная. Ты БМВ. Я не сказала ей, что это значит.

Искра рассмеялась. БМВ часто называли себя сильные леди, живущие на вулкане Худ.

– Можешь подать полироль? Она под раковиной.

Искра нашла полироль, но перед уходом из кухни она остановилась посмотреть на фотографии на холодильнике. На каждой была миссис Шайнберг с семьей – своими двумя сыновьями, семью внуками, старая черно-белая фотография с мужем, доктором Лоуренсом Шайнбергом, который в расцвете своих сил был похож на кинозвезду, юного Хэмфри Богарта с густыми волнистыми волосами. Одна фотография была прошлогодней, вся семья собралась за столом с серебряной менорой миссис Шайнберг в центре стола. Фото сделали, когда миссис Шайнберг зажигала самую последнюю свечу. Все улыбались, и эта улыбка была одинаковой семейной улыбкой. Искра поняла, что сочувствует Яну. Ему не довелось иметь такую фотографию с мамой, бабушкой, дедушкой и кузенами. У него никогда не было возможности проводить праздники, которые были частью его наследия, не было возможности зажечь свечу на меноре.

– Миссис Шайнберг?

– Да, дорогая?

– Существуют ли правила насчет меноры?

– Правила? Что ты имеешь в виду?

Она принесла миссис Шайнберг полироль и тряпку.

– Правила о том, как их сделать? Или как возносить хвалу?

– У нее должно быть девять свечей, девять подсвечников или девять лампад. Обычно восемь стоят в одном ряду, а девятая выше остальных.

– И все?

– Ее нужно сделать хорошо. Это все, что я помню. А почему ты спрашиваешь?

Искра открыла бутылку полироли и стала чистить менору для миссис Шайнберг. У нее был артрит, и Искра знала, как ей больно.

– Я знаю, как сделать мицву для Яна.

Весь день Ян провел, работая в новом доме и пытаясь не думать об Искре. Он содрал старые обои из ванной внизу, отшлифовал гипсокартон и заново покрасил его в тот же самый глубокий лесной зеленый цвет, как и стены в гостиной. Огромная работа для одного человека, и он занимался этим с семи утра до пяти вечера. К ужину он совершенно обессилел, устал и был покрыт краской и пылью. А еще он был голоден, но не мог этого себе позволить, пока не помоется. Мужчина встал под горячую воду и стоял так долго, насколько мог вытерпеть. Он надеялся, что тяжелая работа отвлечет его от мыслей об Искре, но это ни капли не помогло.